ФИЛОСОФИЯ СОЛИПСИЗМА И ЕЕ ОТРАЖЕНИЕ В ХУДОЖЕСТВЕННОЙ ЛИТЕРАТУРЕ (НА ПРИМЕРЕ РАССКАЗА ВИКТОРА ПЕЛЕВИНА «ДЕВЯТЫЙ СОН ВЕРЫ ПАВЛОВНЫ»)

Работ, посвященных исследованию солипсизма, по сравнению с другими системами философских воззрений, не так много. Между тем эта экстравагантная концепция «способствует осознанию и совершенствованию оснований философского знания» [6, c. 21], а значит, заслуживает большего внимания. Ситуация осложняется тем, что для адепта этой концепции изложение своих взглядов невозможно, ибо принимая ее, он соглашается с тем, что реально существует только его сознание. Поэтому источником сведений о солипсизме для нас в основном являются работы его критиков, либо художественная литература. Как правило, авторы дают негативную оценку концепции, однако опровергнуть ее не могут. В данном исследовании мы рассмотрим, что, собственно, представляет собой солипсизм и что именно вызывает его неприятие. В качестве эмпирической базы нами будут использованы философские статьи и рассказ Виктора Пелевина «Девятый сон Веры Павловны».

Солипсизм (от лат. solus — один, единственный, ipse — сам, sum — существующий) — философский термин, обозначающий такую точку зрения, согласно которой несомненна одна реальность моего сознания. Существование же помимо моего сознания внешнего мира и других мыслящих субъектов подлежит сомнению [1, c. 357]. Для солипсиста реален только он сам, причем реален не как материальное тело, а только как совокупность актов сознания.

Один из принципов солипсизма схож с декартовским cogito ergo sum (я мыслю, следовательно, существую). Несмотря на то, что сам Декарт солипсистом не был, апологеты этой концепции разделяют его уверенность в существовании собственного сознания и неуверенность в существовании всего остального. Это дает основание считать солипсизм одной из разновидностей субъективного идеализма. Отсюда идет ошибочное причисление субъективных идеалистов к последователям солипсизма. Так, например, к солипсизму относят философские воззрения Джорджа Беркли, отраженные в его знаменитом принципе esse est percipi (существовать — значит быть воспринимаемым). На первый взгляд здесь есть сходство с солипсизмом в плане непрерывности существования материальных вещей. Эту проблему через два столетия Эйнштейн сформулирует в виде вопроса «Вы действительно считаете, что Луна существует только тогда, когда вы на неё смотрите?» Дело в том, что с точки зрения радикального солипсизма дела обстоят именно так: Луна существует только тогда, когда я смотрю на нее. Но у Беркли, вопреки распространенному заблуждению, все происходит несколько иначе. Вещи у него существуют, только если они воспринимаемы. Если я выхожу из комнаты и перестаю воспринимать стол, он продолжает существовать, потому что его воспринимает кто-то другой, оставшийся в комнате. Но даже если в комнате никого нет, стул все равно не исчезнет, потому что будет непрерывно восприниматься божественным умом. Беркли пишет: «Я вовсе не оспариваю существование какой бы то ни было вещи, которую мы можем познавать посредством чувства или размышления. Что те вещи, которые я вижу своими глазами, трогаю своими руками, существуют, — реально существуют, в этом я нисколько не сомневаюсь» [2, c. 567]. Это высказывание полностью противоречит принципам солипсизма. К тому же Беркли признает существование множества субъектов. Поэтому в действительности он близок к солипсизму только в том плане, что отрицает существование материи.

Более близок к солипсизму Иоганн Фихте, полагавший, что всякая реальность есть продукт деятельности Я; он не допускает существования независимой от сознания «вещи в себе» [9]. Кроме того, в философии Фихте и солипсизме совпадает понимание прошлого. Для последовательного солипсиста нет прошлого, ведь оно существует только в виде воспоминаний в нашей памяти, а воспоминания могут оказаться «вписанным» в наше сознание прямо сейчас; нельзя доверять мысли, что события прошлого действительно имели место, все это может быть просто очередным фокусом сознания. Нет для солипсиста и будущего, потому что у него нет оснований предполагать, что оно настанет. Таким образом, солипсизм становится, как его называют, «солипсизмом момента». Подобных воззрений придерживается и Фихте: «Прошедшее время нереально в смысле независимого от сознания существования. Прошедшее существует для нас лишь как представление в настоящем» [7]. Все это могло бы дать основания причислять Фихте к солипсистам. Однако Фихте признает реальность существования других людей, а это выводит его за рамки солипсизма.

На первый взгляд философские воззрения Артура Шопенгауэра, изложенные в работе «Мир как воля и представление», имеют непосредственное отношение к солипсизму. По Шопенгауэру, мир есть представление: «Мы должны совершенно отвергнуть такое догматическое понимание реальности внешнего мира, которое видит ее в независимости этого мира от субъекта» [12]. Мира, существующего отдельно и независимо от нашего сознания, нет; материальный мир существует только как интеллектуальный конструкт. Объекта не существует без субъекта. Если нет воспринимающего субъекта, то нет и мира. Это не находится в противоречии с солипсизмом. Однако сам Шопенгауэр говорил о солипсизме, что «как серьезное убеждение его можно найти только в сумасшедшем доме, и тогда оно требует не столько аргументов, сколько лечения» [12]. Дело в том, что Шопенгауэр преодолевает солипсизм тем, что считает объекты, известные индивиду лишь в качестве представления, явлениями воли. Иными словами, он признает множественность воспринимающих мир субъектов, притом каждый субъект является одновременно и объектом, так как может быть познаваем другим субъектом. А это уже идет вразрез с принципами солипсизма.

Существовали и другие философы и философские направления (например, эмпириокритицизм), которые с той или иной степенью справедливости причислялись к солипсизму. Однако никто из них не достигал той степени радикализма, которой отличается солипсизм.

Таким образом, мы можем заметить, что, находясь в парадигме идеализма, солипсизм постоянно соприкасался с философскими воззрениями, отвергающими существование объективной реальности, но, доведенный до радикализма и оставивший обладателя сознания единственным реально существующим, он не находит последователей. В историографии, как правило, в качестве единственного стопроцентного солипсиста упоминают только врача Клода Брюне, жившего на рубеже XVII—XVIII веков в Париже. Он утверждал, что «он сам, в качестве мыслящего существа, один только существует в мире; что существование его собственного тела также сомнительно, как существование других тел и как существование других, кроме него самого людей; что он является творцом всех сотворенных вещей, так как все вещи и все люди существуют лишь в его представлении и когда он перестает думать о них, они перестают существовать» [11, с. 4—5]. В этой фразе сконцентрирована вся суть радикального солипсизма. Жаль только, неизвестно, как отражались солипсические взгляды мсье Брюне на его врачебной практике — ведь глупо лечить фантомов своего сознания. Именно с этим связано следующее замечание Бертрана Рассела: «На деле солипсизм отвергают даже те, кто думает, что принимает его» [10]. Это утверждение он иллюстрирует историей, как одна знакомая написала ему, что стала сторонницей солипсизма и удивляется, почему нет других солипсистов. Ее заявление действительно парадоксально: других солипсистов нет, потому что вообще больше никого нет (в парадигме солипсизма), да и письмо ты пишешь проекции своего сознания. Именно поэтому не должно существовать никаких «манифестов солипсизма», кружков солипсистов и тому подобного: принимая философию солипсизма, субъект автоматически признает себя единственно существующим, а значит, нет никакого смысла объяснять свои взгляды фантомам своего сознания, иллюзиям, и тем более нет смысла искать себе сторонников из числа собственных галлюцинаций. На практике обнаружить приверженность солипсизму вообще довольно трудно, на обычной жизни такие воззрения практически никак не могут сказаться. Правда, в сфере взаимоотношений с другими людьми солипсизм может принимать форму эгоизма (не случайно в немецкой философии XVIII века термины «эгоизм» и «эгоцентризм» стали употребляться в значении термина «солипсизм»). Если я уверен в нереальности, неодушевленности других субъектов, то, говоря языком того же Канта, нет смысла относиться к ним как к цели, они становятся средством.

В остальном же солипсист продолжает действовать по правилам реализма, его взгляды никак не влияют на положение дел в мире. Вероятно, это имел в виду Людвиг Витгенштейн, говоря, что «строго проведенный солипсизм совпадает с чистым реализмом» [3].

Еще одно следствие из философии солипсизма чисто психологическое: человек вынужден признать свое полное, тотальное одиночество. Именно поэтому Бертран Рассел писал, что в солипсизм «психологически невозможно верить» [10]. Это осознание одиночества не только причиняет психологический дискомфорт, но и трансформирует саму философию солипсизма. Как отмечает В.Н. Гасилин, «драма одиночества» является тем психологическим препятствием, которое не позволяет рассуждать логически последовательно, ориентирует на скрытые попытки утверждения существования еще какой-либо реальности, кроме единственного субъекта» [6, с. 20].

Термин «солипсизм» в устах реалистов звучит почти как ругательство, серьезная инвектива. Мало кто готов рассуждать о нем всерьез; в контексте солипсизма неизменно встречаются упоминания сумасшедшего дома и умалишенных. Однако более впечатляющих аргументов для опровержения солипсизма, чем «да это же бред», как правило, не приводится, либо приводятся доводы в духе доктора Джонсона, который, желая опровергнуть идеализм, пнул ногой камень, ощутил боль и объявил, что тем самым доказал объективность существования окружающего мира. Но такими аргументами солипсизм опровергнуть нельзя. Его основной постулат — все окружающее существует только в качестве проекции сознания — элиминирует подобного рода доказательства, ведь и камень, удар, и боль могут так же оказаться иллюзией. Конечно, во все времена различными философами совершались попытки преодолеть солипсизм с точки зрения логики и здравого смысла, но, видимо, прав был В.И. Ленин, который утверждал, что «никакими доказательствами, силлогизмами, определениями нельзя опровергнуть солипсиста, если он последовательно проводит свой взгляд» [8, с. 282].

Однако, тот факт, что опровергнуть солипсизм нельзя, не означает, что с ним нельзя полемизировать. Из сугубо философского дискурса он давно уже перешел в дискурс общекультурный. В том или ином проявлении солипсизм можно найти в живописи, литературе, кинематографе. Л.Е. Габрилович, например, называет импрессионизм «эстетическим солипсизмом». В кинематографе солипсизм значительно расширяет сюжетные возможности и активно используется сценаристами. Художественная литература, как наиболее близкое к философии искусство, конечно, тоже не обошла солипсизм вниманием. Черты солипсизма можно найти в произведениях Гилберта Честертона, Рэя Брэдбери, Станислава Лема, Марка Твена и других. Мы же рассмотрим, как писатели осмысливают солипсизм, на примере рассказа Пелевина «Девятый сон Веры Павловны».

В творчестве Виктора Пелевина солипсизм занимает значительное место: помимо анализируемого рассказа, писатель в том или ином виде обращался к этой теме и в других своих произведениях. Но рассказ «Девятый сон Веры Павловны» наиболее тесным образом связан с солипсизмом. Можно даже сказать, что солипсизм является главным «героем» рассказа.

В самом деле, несмотря на то, что речь идет об уборщице мужского туалета Вере Павловне, первостепенной задачей автора было «разобраться» именно с солипсизмом, а уж потом с интеллигенцией, социалистическим строем и прочим, о чем говорит вынесенная в качестве эпиграфа фраза Людвига Витгенштейна про солипсизм и реализм, уже упомянутая нами. Очевидно, что солипсизм подвергается критике с позиций реализма. Причем солипсические взгляды оказываются бессмысленными и даже вредными.

Итак, Вера Павловна, по всей вероятности, представительница советской интеллигенции. Она читает Рамачарака и Блаватскую, смотрит фильмы Фасбиндера и Бергмана, при этом она уборщица в мужском туалете, что делает ее образ несколько карикатурным. Однажды Вере приходит в голову любопытная мысль: если знать тайну бытия, то вопрос смысла жизни отпадет сам собой, потому что знание тайны жизни позволяет «управлять бытием, то есть действительно прекращать старую жизнь и начинать новую, а не только говорить об этом — и у каждой новой жизни будет своей особенный смысл». И Вера узнаёт эту тайну жизни. Тайна состоит в том, что познавший ее может влиять на окружающее, создавать его: «для начала я попробую что-нибудь простое. Например, чтоб здесь на стенах появились картины и заиграла музыка». В стране начинается перестройка, причем Вера знает, что источником этих перемен является она сама. Через какое-то время в туалете появились и картины и музыка. А еще немного спустя Вера становится уборщицей в заменившем общественный туалет комиссионном магазине. Улучшение налицо.

Автор прямо называет Веру солипсисткой. Это постоянно подчеркивается в ее разговорах с Маняшей, да и в том, что происходит с ней. В этом плане показателен эпизод с убийством Маняши: после совершения преступления возникает вопрос, было ли оно в самом деле? Скорее всего, нет: Маняша была просто фантомом в сознании Веры. Это ли не солипсизм? Хотя Верин солипсизм у Пелевина получился несколько отклоняющимся от традиционного понимания. Назовем его солипсизмом деятельным. Деятельным в том плане, что Вере удается осознанно моделировать реальность, во всяком случае, ей так кажется. Не в полном смысле этого слова — принцип работы механизма ей непонятен, но, пожелав картины и музыку, она через какое-то время их получает. В начале рассказа Вера помышляла изменить этот мир к лучшему, ей не хватало только знания тайны жизни. Однако, получив вроде бы возможность менять мир, она не делает ничего. В чем же дело?

Вернемся к эпиграфу: последовательный солипсизм есть то же, что реализм. По мысли Пелевина, то же, но только хуже. Принятие философии солипсизма для Веры не изменило ничего. Она продолжает существовать по законам реализма, но бездейственно. Хотя внешне ее положение улучшилось, на самом деле она до конца дней застряла в общественном туалете. Мораль такова: если ты сидишь в общественном туалете, то что бы ты там себе ни представлял, ты так в нем и останешься, причем рано или поздно это станет очевидным и вытащит тебя из твоих иллюзий.

Солипсизм развращает — снимает ответственность за все происходящее вокруг, порождает индифферентность, безразличие к окружающему, ибо все это лишь иллюзии. Это только теоретические выводы из принципов солипсизма. Но порой солипсизм может быть и реально опасен. В 2002 году в штате Огайо, США Тонда Линн Энсли была оправдана судом, несмотря на то, что было достоверно установлено, что именно она застрелила свою домовладелицу. Оправдательный приговор был вынесен на основании признания подсудимой невменяемой: Тонда утверждала, что совершила преступление будучи уверенной, что находится в матрице, и, соответственно, думала, что преступление не было настоящим.

Поэтому, за свою вредность, по мысли Пелевина, солипсизм требует жестокого наказания. И в качестве такового Вере предлагают нечто совершенно противное солипсизму — реалистическую прозу. Правда, места там не оказалось, и ее отправляют в утопический роман.

Рассказ называется «Девятый сон Веры Павловны». Слово «сон» в названии заставило некоторых читателей подумать, что все, происходящее в рассказе, было сном Веры. Оправдывает такую интерпретацию «пробуждение» героини в последнем абзаце произведения. Но, если все это было лишь сном, зачем столько раз на протяжении рассказа упоминать солипсизм? Последний абзац, есть не что иное, как дословное заимствование части текста романа Чернышевского «Что делать?» Предшествующие «пробуждению» крики Веры «что делать?!», «что делать?!» являются подсказкой: за солипсизм третьей степени она наказана и помещена в качестве героини, своей тезки, в упомянутый роман.

«Сон» помещен в заглавие и в сюжет как метафора солипсизма. Дело в том, что солипсизм проще всего представить себе по аналогии со сном. Наши сны представляют собой то же, что «картина мира» солипсиста: пока я сплю, мое сознание порождает образы и ситуации, которые, не будучи реально существующими, тем не менее, составляют своеобразный универсум, сходный с реальностью. Я существую, а все, что я вижу во сне — фантомы моего сознания. В философии и культуре неоднократно поднимался вопрос: а не есть ли вся наша «реальность» сон? О том, как различить сон и явь рассуждали Кант, Шопенгауэр, Гоббс. Кант предлагал брать за отличительный принцип наличие логической детерминированности в реальности и, соответственно, ее отсутствие во сне. Шопенгауэр не соглашался с этим, ведь во сне тоже есть своя логика, и, как Гоббс, предлагал определять границу между сном и явью по пробуждении, так как это именно тот момент, когда наиболее очевидна разница в причинной связи между событиями приснившимися и реальными. Возможно, автор провел параллель между сном и солипсизмом, чтобы показать всю иллюзорность, беспочвенность этой системы взглядов, потому что, как отмечалось раньше, Пелевин явно преследовал цель разоблачения солипсизма.

Косвенным образом рассказ подводит нас к проблеме эсхатологии в солипсизме. Точнее говоря, отсутствии в солипсизме такой проблемы: для солипсиста нет конца света, так как для него не существует ни прошлого, ни будущего. Солипсист живет в одном моменте: я есть только сейчас, я не рождался и я не умру. Говорить об эсхатологии можно только встав на позицию реализма. С точки зрения реалиста, который знает, что солипсист все-таки умрет, эта смерть будет означать апокалипсис. Когда солипсист умрет, перестанет существовать его сознание, а значит и весь мир, этим сознанием спроектированный. С этим связана непростая концовка произведения Пелевина. Очевидно, что на уровне реального мира Вера Павловна умерла. На уровне же ее солипсических воззрений, можно предположить, что она продолжила существовать, но в другой проекции сознания. Впрочем, однозначная интерпретация здесь невозможна.

Солипсизм как систему догматических воззрений нельзя опровергнуть, ему трудно следовать, он не приносит практической пользы, в некоторых своих проявлениях солипсизм может быть даже вреден или опасен. Учение Коперника о гелиоцентричности мира в свое время тоже казалось ересью, было недоказуемо, долгое время не имело последователей, однако оказалось истинным. Поэтому оставим солипсизму право на существование, хотя бы в качестве мыслительного эксперимента.

Список литературы:

1. Алексеев А.П., Васильев Г.Г. Краткий философский словарь. — М.: РГ — Пресс, 2014. С. 357.
2. Беркли Д. Трактат о принципах человеческого знания, в котором исследованы главные причины заблуждений и затруднений и в науках, а также основания скептицизма, атеизма и безверия. Цит. По: Хрестоматия по западной философии XVII—XVIII веков. — М.: ФАИР-ПРЕСС, 2003. С. 567.
3. Витгенштейн Л. Логико-философский трактат. [Электронный ресурс]. — URL: http://philosophy.ru/library/witt/01/01.html (дата обращения 29.03.2014).
4. Габрилович Л.Е. О крайнем солипсизме // Вопросы психологии и философии. 1912. Кн. 112. С. 213—249.
5. Гарднер М. Почему я не солипсист. [Электронный ресурс]. — URL: http://psylib.org.ua/books/_gardm01.htm (дата обращения 27.03.2014).
6. Гасилин В.Н. Солипсизм и его основные постулаты // Человек и его мир. — Саратов, 1992. С. 20.
7. Лапшин И. Иоганн Готлиб Фихте. Энциклопедический словарь Ф.А. Брокгауза и И.А. Ефрона. [Электронный ресурс]. — URL: http://dic.academic.ru/dic.nsf/brokgauz_efron/107537/Фихте (дата обращения 30.03.2014).
8. Ленин В.И. Материализм и эмпириокритицизм. — М.: Издательство политической литературы, 1967. С. 282.
9. Новая философская энциклопедия. [Электронный ресурс]. — URL: http://iph.ras.ru/enc.htm.
10. Рассел Б. Человеческое познание его сферы и границы. Цит. по: http://solipsism.ru/biblioteka/bertran-rassel-o-solipsizme.
11. Робинсон Л. Историко-философские этюды. — Спб.: типо-лит. «Печ. Искусство», 1908. С. 4—5.
12. Шопенгауэр А. Мир как воля и представление. [Электронный ресурс]. — URL: http://az.lib.ru/s/shopengauer_a/text_0040.shtml (дата обращения 21.03.2014).