СТИЛИСТИЧЕСКИЕ НЕСООТВЕТСТВИЯ ПЕРЕВОДОВ РУССКОЯЗЫЧНОЙ ЛИТЕРАТУРЫ НА АНГЛИЙСКИЙ ЯЗЫК НА ПРИМЕРЕ РОМАНА «МЫ» Е. ЗАМЯТИНА
Секция: 4. Лингвистика
XIII Студенческая международная заочная научно-практическая конференция «Молодежный научный форум: гуманитарные науки»
СТИЛИСТИЧЕСКИЕ НЕСООТВЕТСТВИЯ ПЕРЕВОДОВ РУССКОЯЗЫЧНОЙ ЛИТЕРАТУРЫ НА АНГЛИЙСКИЙ ЯЗЫК НА ПРИМЕРЕ РОМАНА «МЫ» Е. ЗАМЯТИНА
Оригинал или перевод — вот в чем вопрос. Утверждение, что книги нужно читать в оригинале, всегда оспаривалось и обсуждалось. Для незнающих язык людей перевод становится единственной возможностью прочитать книги иностранного автора, но из-за различий в структуре языков возникают ситуации, когда переводчик не может полностью передать смысл фразы.
Особые изменения при переводе претерпевают произведения, написанные на языках со свободным порядком слов. Так, русская литература ставит перед переводчиками непосильную задачу перевода того или иного оборота с сохранением первоначального смысла и коннотаций. К сожалению, такое не всегда возможно, поскольку восприятие языковых средств носителем языка более глубокое, нежели у тех, кто этот язык изучает.
Роман Евгения Замятина «Мы» и стиль автора очень интересны с точки зрения стилистики, ведь Замятин использует большое количество неполных предложений и определений, которые расшифровываются скорее на уровне ощущений и восприятия, чем грамматически и по смыслу. Разумеется, наиболее любопытно будет проследить то, как это отразилось на переводах романа. Рассмотрим первое издание данной книги, опубликованное на английском языке в 1924 г., в сравнении с русскоязычным оригиналом текста.
В первую очередь необходимо выделить основные стилистические особенности русскоязычного текста. К ним относится частое использование терминологии, обилие неполных предложений, капитализация, эпитеты, внутренние монологи героев, оксюмороны, повествование от первого лица и своеобразные метафоры. Литературный критик Вольфганг Казак отмечал, что «3амятин — блестящий стилист, оказавший сильное влияние на многих русских писателей. Он писал в стиле «орнаментальной прозы» А. Ремизова, доведя её до сатирического, часто гротескного сюрреализма, который называл неореализмом. В стремлении 3амятина к ясным повествовательным структурам и математическим метафорам сказывается его инженерное образование» [1].
Для проведения сравнительного анализа нами были отобраны случайные фрагменты текста оригинала, опубликованного в 1989 году, и найдены соответствующие им фрагменты текста перевода от 1924 года. Данное несоответствие дат вызвано запретом на публикацию данного произведения на территории СССР, именно поэтому книга была сначала переведена на европейские языки и опубликована в Европе и США, и лишь спустя полвека ее увидела российская аудитория.
Рассмотрим первый пример:
Через 120 дней заканчивается постройка ИНТЕГРАЛА (с. 307). |
In another hundred and twenty days the building of the Integral will be completed (p.3). |
Уже в первых предложениях романа можно наткнуться на стилистические несоответствия. В оригинальном тексте использовано числительное «120», написанное цифрами, текст перевода же предлагает версию “Hundred and twenty”. Для обоих литературных языков (русского и английского) характерно написание числительных словами, но Замятин не случайно использует именно такую запись, с самого начала настраивая читателей на грядущее обилие математических терминов и вообще на строго логический характер мышления персонажей.
Еще одно стилистическое несоответствие — это манера выделения слова «Интеграл». «Интеграл» в данной книге — это космический корабль, чьей миссией станет изучение и покорение других планет, подчинение «благодетельному игу разума» неведомых существ, пребывающих, быть может, «в диком состоянии свободы». Не случайно герой книги в самой первой своей записи пишет это священное для него название заглавными буквами, тем самым подчеркивая его исключительную важность, однако в переводе тип выделение изменен с капитализации на курсив. Курсив является типичным способом выделения названий в английском языке, из-за чего первоначальный смысл выделения теряется, и «Интеграл» перестает быть важным, становясь ничем не примечательным названием.
В следующем примере явным различием является выбор пунктуации:
- Где... где вы достали этот... этот яд? (с. 344.) |
"Where, where did you get this poison?" (p. 54) |
Использование многоточий, указывающих на прерывистость речь героя, в английском переводе встречается очень редко. Вместо этого переводчик использует запятые, либо вообще избегает повтора слова, что значительно меняет интонацию произнесения фразы, делая ее более энергичной и целостной.
Как уже отмечалось выше, одной из характерных особенностей стиля автора является использование коротких простых предложений. В случае если предложение сложное, оно, скорее всего, бессоюзное и содержит большое количество необычной пунктуации. Следующий пример является ярким подтверждением этому факту.
Уж не знаю как — I выскользнула. И вот — глаза задернуты этой проклятой непроницаемой шторой — она стояла, прислонившись спиной к шкафу, и слушала меня. (с. 345) |
I do not remember how, but 1—330 slipped away and I saw her straighten, her head raised high, her eyes overlaid by that cursed, impenetrable curtain. She stood leaning with her back against the closet door and listening to me. (p. 54) |
В данном фрагменте можно также видеть, что в тексте перевода добавлены подробности, которых нет в тексте оригинала: «… and I saw her straighten, her head raised high…». Еще один прием, широко использующийся Замятиным — это обособление при помощи тире, которое в англоязычном тексте представлено либо при помощи запятых, либо скобок, либо не используется вообще.
Особую проблему для переводчиков всегда составляют лакуны или концепты, уникальные для той или иной культуры. В таком случае не всегда ясно, как поступить со словом или выражением: воспользоваться описательным переводом, сделать примечание, изобрести неологизм или просто опустить информацию.
Душа? Это странное, древнее, давно забытое слово. Мы говорили иногда «душа в душу», «равнодушно», «душегуб», но душа — - Это... очень опасно, — пролепетал я. - Неизлечимо, - отрезали ножницы (с. 365) |
A soul? That strange, ancient word that was forgotten long ago.. "Is it .. v-very dangerous?" I stuttered. "Incurable," was the cut of the scissors. (p. 84) |
Первое, что бросается в глаза — отсутствие целого предложения. В данном случае проблема гораздо глубже, нежели просто несоответствие стилистики. Здесь речь идет уже о концептах и о различии значений слов «душа» и “soul”. В английском языке просто не существует слов с корнем “soul”, которые можно считать эквивалентами словами «душегуб» или «душа в душу». Наиболее близкие выражения в английском языке — это “murderer” и “live in (perfect) harmony”, использование которых было бы явным нарушением стилистической задумки автора.
Другое различие двух текстов заключается в разнице семантики слов «лепетать» и “stutter”. Лепетать — значит говорить тихо, несвязно и неразборчиво, а stutter имеет значение «заикаться, запинаться». Использование графона “v-very” таким образом лишь подчеркивает значение использованного глагола и отдаляет смысл перевода от оригинальной задумки автора.
Е. Замятин, как уже отмечалось, использует большое количество метафор, как стандартных, так и необычных. Метафоры не всегда возможно дословно перевести с одного языка на другой, поскольку те ассоциации, на которых они построены, базируются на уникальных культурных концептах.
Я еще крепче вцепился в тончайшую руку: мне жутко было потерять спасательный круг (с. 366) |
I pressed the thin hand; I was afraid to loosen the safety belt (p. 85). |
Упомянутые метафорический «спасательный круг» и аналогичная метафора “safety belt” в английской версии в данном случае не вносят особенных различий в стилистику фрагментов. Однако рассмотрим другой пример использования метафоры.
- Да, чудесно. Весна, — розово улыбнулась мне О-90. (с. 309) |
“Yes, wonderful. . . Spring!” she replied, with a rosy smile (p. 159). |
В русскоязычной версии героиня О-90 «розово улыбнулась», а в английской версии она «ответила с розовой улыбкой». «Розово улыбнуться» — это метафора, выраженная в форме эпитета, она подчеркивает всю сущность героини, а в английской версии данная метафора потеряна.
Еще одно различие, встречающееся в данном фрагменте и во всем переводе в целом, — замена имен личными местоимениями. Замятин регулярно использует имена героев, возможно, слегка излишне, но этим он вновь и вновь подчеркивает математический склад всего описываемого общества. Кроме того, в тексте практически нет прямых описаний внешности персонажей, они описываются через эпитеты и метафоры, но их математические имена-коды, несмотря на кажущуюся простоту, тоже являются косвенными описаниями их внешности и характеров. Так, розово улыбающаяся О-90 соответствует своей букве «О» — такая же круглая, удивленная и округлая. Другая героиня, I-330, такая же тонкая и острая, как и называющая ее буква, а главный герой, Д-503, мужчина, широкий и сильный, как и буква «Д».
Следующий отрывок представляет собой один из лучших примеров того, насколько различия в пунктуации меняют восприятие текста.
Да, эпилепсия — душевная болезнь — боль... Медленная, сладкая боль — укус — и чтобы еще глубже, еще больнее. И вот, медленно — солнце. Не наше, не это голубовато-хрустальное и равномерное сквозь стеклянные кирпичи — нет: дикое, несущееся, опаляющее солнце — долой все с себя — все в мелкие клочья (с. 318) |
Yes, epilepsy, a mental disease, a pain. A slow, sweet pain, bite, and it goes deeper and becomes sharper. And then, slowly, sunshine — not our sunshine, not crystalline, bluish, and soft, coming through the glass bricks. No, a wild sunshine, rushing and burning, tearing everything into small bits... (p. 18) |
В переводе тире заменены на запятые, что превращает обособление в перечисление. Таким образом, эпилепсия перестает быть душевной болезнью, а сладкая боль — это уже не укус, а два параллельных явления, существующих независимо друг от друга. В этом фрагменте встречается также семантическое несоответствие слов «солнце» и «sunshine». В тексте оригинала автор упоминает солнце как звезду, которая движется по небу, в то время как слово “sunshine” сопоставимо с русским выражением «солнечный свет».
Как уже упоминалось в начале статьи, исследователи отмечают частое использование оксюморонов. Перевод данного стилистического приема не вызывает сложностей, и это иллюстрируется целым рядом примеров: «дикое состояние свободы» — “wild state of freedom”, «наш долг заставить их быть счастливыми» — “our duty will be to force them to be happy”, «благодетельное иго разума» — “grateful yoke of reason”, «благодетельные тенеты счастья» — “salutary net of happiness”.
Как видно из приведенных выше цитат, возникновение различий между оригиналом и переводом неизбежно из-за несоответствий в грамматиках языков. Основная особенность русского языка, и в частности языка Е. Замятина, это обилие неполных предложений, дословный перевод которых влечет за собой потерю смысла. То, что носителю языка понятно интуитивно, всегда требует раскрытия при переводе. Порядок слов в русском языке играет намного более важную смысловую роль, чем в английском или французском, где места членов предложения практически неизменны. Многозначность слов английского языка также затрудняет понимание, ведь зачастую два-три значения могут удачно «вписаться» в контекст, передавая общую идею, но авторский смысл будет утерян.
Таким образом, можно сделать вывод, что основной особенностью русскоязычных текстов является необычайная точность используемых в них слов и конструкций, оттенок которых улавливается только носителями языка. Это, разумеется, создает определенные преграды как для переводчиков, так и для иностранных читателей русской литературы. Как сказал однажды французский философ и лексикограф Пьер Буаст, «перевод есть не более чем гравюра; колорит неподражаем».
Список литературы:
- Литература [Электронный ресурс] / 2010. — Режим доступа: http://zamyatin.lit-info.ru/review/zamyatin/001/78.htm (дата обращения 29.04.2014).
- Замятин Е. Мы / Е. Замятин // Избранное — М.: «Правда», 1989. — С. 307—462.
- Zamiatin E. We / Е.И. Замятин; перевод с русского Gregory Zilboorg. NY: Dutton, 1924. — 218 p.