ИЗОБРАЗИТЕЛЬНО-ВЫРАЗИТЕЛЬНЫЕ СРЕДСТВА ЯЗЫКА В ТВОРЧЕСТВЕ КОСТАНАЙСКИХ ПОЭТОВ

Выбор темы статьи связан с недостаточной изученностью культуры родного края, Костанайской области, а именно поэтического творчества ярких художников слова, являющихся нашими земляками. В Костанайской области исследованием краеведческого материала занимался профессор КГПИ Н.И Кандалин. Традиции, которые были заложены институтом, рассматриваются в данном исследовании на материале поэзии современных костанайских авторов: П. Черныша, Н. Ковтуна, В. Растёгина, Н. Кочина. Цель исследования: проанализировать специфику использования изобразительно-выразительных средств языка поэзии костанайских авторов, что позволит составить наиболее верное представление об их творчестве, раскрыть своеобразие их языковой картины мира.

Читая произведения крупных мастеров слова, мы восхищаемся правдивостью и законченностью образов, точно найденными словесными характеристиками, их стилистическими установками. Серьёзный писатель прибегает к тропам не ради украшения стиля, не для того, чтобы выглядеть оригинальным. Троп для него — это одно из средств языковой, речевой выразительности, помогающих представить предмет изображения более ярко, выпукло и образно-конкретно. Это качество тропов отмечает и известный теоретик литературы Л.И. Тимофеев. Он пишет: «Понимая индивидуализирующее и субъективно-оценочное значение тропа, мы должны подойти к нему с точки зрения его художественной мотивированности, его конкретного выразительного смысла. Сам по себе, как уже говорилось, троп художественно нейтрален, он получает конкретное выразительное значение лишь в определённом художественном контексте, в котором мы можем его понять и оценить» [6, с. 265]. Поэтому малопродуктивной является простая попытка выискивать и подсчитывать количество эпитетов или метафор в тексте. Надо прежде всего понять, зачем они появились там, как и с какой стороны характеризуют предмет, как влияют на стиль произведения. Говоря языком искусства, троп переводит предмет изображения из плоского, одномерного состояния в объёмное, когда этот предмет как бы виден со всех сторон. Троп конкретизирует предмет, оттеняет его характерные признаки и свойства, доставляя ценителям литературы истинное эстетическое наслаждение.

Среди костанайских поэтов, творчество которых характеризуется особой выразительностью и эмоциональностью, следует назвать Петра Черныша. Поэтическим творчеством он начал заниматься в студенческие годы. Публиковался в областных и республиканских газетах, в журналах «Простор», «Нива», во всесоюзной газете «Сельская жизнь». Издал свыше двадцати книг, в том числе пять поэтических сборников: «Лебединая песня», «Листопад», «Кустанайские зори», «Дорогами памяти», «Заветное». Лауреат премии Костанайского Клуба меценатов и ряда конкурсов.

Его труды посвящены историко-краеведческой тематике. Большое место в поэтическом творчестве Петра Черныша занимают метафоры, эпитеты, сравнения, олицетворения, метонимии. Они используются как средство живописи, передают многообразие оттенков природы, богатство её красок, внешние портретные черты героев.

Метафоры, которые использует поэт в своих произведениях, всегда необычны, оригинальны, украшают речь и делают её богатой. Например:

«закрой для сплетен дверь»,

«бросай в огонь сомненья»,

«шлифуйте свои души»,

«юность я отдал за седину» [7, с. 8].

Среди видов метафоры, которые использует поэт, можно назвать двучленную метафору («голубели небеса» [7, с. 18]) и одночленную. В ней тот или иной член опущен, но, несмотря на это, можно легко понять ближайший контекст. Например, «вся сиротская семья стояла в очередь «на руки» [7, с. 19].

Здесь идёт речь о том, что детям-сиротам всё время приходится надеяться на лучшее и ждать помощи.

Метафора Петра Черныша бывает именной и глагольной. Именная — «хороводы звёзд», «дождик воспоминаний» [8, с. 28], глагольная — «окунуться в юность», «хоронит сам себя» [2; 26].

Пётр Черныш часто употребляет и анонимные метафоры, ставшие достоянием языка: «огонь любви», «пламень сердец», «заря желаний», «обломки судеб».

В поэзии Петра Черныша можно выделить ещё одно часто используемое выразительное средство — олицетворение. Сущность олицетворения как художественного феномена заключается в формировании особого «гибридного» понятия, совмещающего признаки предмета и человека. Это понятие отображает особую художественно-поэтическую «реальность», создаваемую воображением автора:

«подснежник первым глаз открыл»,

«ковыли покрылись сединою»,

«цветы мороз побил бесстыже» [8, с. 55],

«распустил туман седые космы» [8, с. 129].

С лингвистической точки зрения приём олицетворения основан на нарушении нормативной сочетаемости слов: значение контекста обычно противоречит неодушевлённости предмета или природного явления. Например:

«природа трудится вовсю»

«гармошка стыдливо вздыхает»,

«вздрогнул от стука задумчивый домик» [9, с. 23].

Понимание природы Петром Чернышом теснейшим образом связано с народной мифологией. Завися от природы, человек старался подчинить её себе умственно, поэтически, роднясь с нею духовно, приближая её к себе. Все народные олицетворения основаны на стремлении человека «приучить», «одомашнить» явления природных стихий, подчинить их путём уподобления простым, обиходным, осязаемым, близким вещам [9, с. 34]. Этот принцип передачи вселенского, необычного через обиходное и простое стал конструирующим началом образной поэтики Петра Черныша. Метель, дождь, туман, радуга, небо, луна — всё познаётся через предметы, до которых можно дотронуться рукой:

«ночь укроет нас лунным покрывалом»,

«станет метелица в вальсе кружиться» [8, с. 23—24].

В творчестве Петра Черныша можно выделить ещё один вид изобразительного средства — эпитеты. С помощью эпитетов достигается особая тонкость, выразительность, глубина. Конструкция эпитета обычно проста. Это чаще всего прилагательное + существительное: «колючая метелица», «седые ковыли», «красивая ложь», «свирепая вьюга».

Немалую роль в творчестве Петра Черныша играют изобразительные эпитеты. В его стихах они живо и наглядно рисуют предметы и дают увидеть их такими, какими их видел поэт, создавая произведение:

«неповторимый запах»,

«молочные туманы» [7, с. 9].

В художественных текстах поэта можно выделить также метафорические («хмурое утро», «шальной ветер», «злая вьюга») и эмоциональные эпитеты («окаянная пора» [7, с. 13], «славные годы», «желанные встречи» [9, с. 4]).

Не меньшую роль в создании художественной выразительности играют в поэзии Петра Черныша сравнения. В формуле сравнения — два члена. Один из них главный и заключает в себе субъект — предмет, который сравнивают с чем-то, другой заключает в себе объект — предмет, с которым сравнивают. Пётр Черныш, как известно, близок к природе, и поэтому средством для сравнений у него часто выступает мир животных и растений. Например:

«в глазницах красных, как у кролика, мерцали муть и беспредел» [7, с. 26],

«родилась в апреле, как степной подснежник»,

«ты, как тополёк, стройна»,

«рдеют рябины подвески, будто бы серьги невест» [8, с. 12],

«она [любовь] свежа, как незабудка на лугу» [8, с. 15],

«ромашка, как невеста» [8, с. 5].

Пётр Черныш в своих стихотворениях употребляет и метонимию — замену слова или понятия другим словом, имеющим причинную (временную, пространственную, вещественную) связь с первым. Например:

сходил с ума двадцатый век [9, с. 26],

село улеглось, отдыхает [9, с. 36],

юный город на Тоболе [9, с. 70].

Также поэзии Петра Черныша характерно употребление гиперболы — стилистической фигуры явного и намеренного преувеличения с целью усиления выразительности и подчёркивания сказанного:

«мозги доплавит алкоголь»,

я только ею жил [9, с. 15].

Оксюморон воспринимается Петром Чернышом как изысканное изобразительное средство и потому иногда проскальзывает в его стихотворениях:

«встреча разлук» [9, с. 24].

Другой известный костанайский автор — Николай Ковтун — замечательный поэт, очень разносторонний человек. Поэтому в его поэзии присутствуют самые разные темы. Он пишет о родном крае, своих друзьях, любви, радостях и бедах простого человека, его роли на земле. Не осталась в стороне и трагическая тема прошедшей войны. Многие стихотворения Николая Ковтуна адресованы молодому поколению, ведь именно в нём поэт видит силу, способную вывести страну на широкую жизненную дорогу.

«Поэзия, — отмечал Белинский, — есть высший род искусства. Всякое другое искусство более или менее степенно и ограниченно в своей творческой деятельности тем материалом, по средствам которого оно проявляется…» [цит. по ист. 5, с. 149].

Созданию образности языка в стихотворениях поэта способствуют специальные изобразительно-выразительные средства.

Излюбленный приём Николая Ковтуна — эпитет. Эпитет — это художественное определение, которое даёт яркое образное представление о сущности предмета или явления и оценке их писателем:

«румяная заря»,

«чистый небосвод»,

«неповторимая любовь» [2, с. 6],

«улыбчивое лето»,

«необъятная страна»,

«сказочная ночь» [3, с. 15].

Сравнения также встречаются в поэтическом тексте Николая Ковтуна. Они создают яркие, запоминающиеся образы:

«лунные блики на мокром стекле, словно глаза марсианина светят»,

«ты холодна, как в небе Жёлтая Луна» [3, с. 16],

«стоит берёза у дороги, словно мать ожидает сына с войны» [3, с. 12].

К важнейшим видам тропов в его произведениях принадлежит гипербола — специальное словесное средство художественного преувеличения, максимального заострения раскрытия сущности того, о чём говорит автор:

«крикнуть так, чтоб слышалось за версту» [3, с. 102],

«всё в этом мире можно купить»,

«бывало, колени до дыр протирал»,

«я тебя любил до слёз» [3, с. 25].

Поэт также часто использует метафору, особенно гиперболическую, построенную на преувеличении:

«взглядом душу обожгла» [3, с. 16],

«сердце на части разрывается» [3, с. 46],

«за счастье народа кометой сгореть» [3, с. 46].

Олицетворение — это такой стилистический приём, при котором признаки одушевлённых предметов переносятся на неодушевлённые: «в кустах сирени прячется прохлада», «шептался о чём-то камыш с облаками». Олицетворение нельзя воспринимать как некий украшательский приём, рассчитанный на внешний эффект. Подлинные мастера слова прибегают к этому приёму как к одному из способов создания реалистического художественного образа, достижения полноты и яркости жизни:

«жизнь свои законы диктует нам» [3, с. 87],

«мимо дома счастье пробежало»,

«калечились судьбы людские» [3, с. 14].

В произведениях Николая Ковтуна иногда встречается оксюморон — соединение логически несовместимых понятий, резко противоречащих по смыслу и взаимно исключающих друг друга. Этот приём настраивает читателя на восприятие противоречивых, сложных явлений, нередко — борьбы противоположностей. Например, «сладкая горечь» [4, с. 113].

Кроме того, поэт, описывая какое-либо явление в своём стихотворении, может называть его по-разному, так как умеет находить причинные связи между предметами. Такой приём называется метонимией. Например: «город юности давней моей» вместо «город Костанай», «я эту чарку пью за Вас» (имеется в виду, «пью содержимое чарки»).

В художественных текстах поэта можно выделить также приём антитезы, который заключается в использовании в рамках одного предложения противоположных понятий. Это создаёт некий контраст и придаёт тексту эмоциональный окрас: «темень ночи режет белый свет».

Но нет в стихах этого поэта замысловатых образов, тайного смысла, спрятанного за вязью слов, затейливо выстроенных фраз. Язык Николая Ковтуна предельно прост, порой до разговорного уровня. И всё-таки это язык поэзии, а не прозы. Чёткий и ясный, динамичный и в достойной мере образный, он легко воспринимается читателями любого возраста, любого уровня образования. Простота речи не переходит в примитивность, а роднит язык поэта с языком народа — того народа, для которого он и пишет.

Но было бы грубой лестью сказать, что стихи Николая Ковтуна совершенны и лишены малейших недостатков. Порой в них «прихрамывает» рифма, язык не вполне свободен от штампов, встречаются неловко выстроенные фразы, и при прочтении вслух явно слышится не совсем литературное произношение отдельных слов, а то и вовсе чужое по стилю слово вклинится в строку. Не всегда автор удерживается на грани, за которой поэзия начинает грешить риторичностью или назидательностью.

Однако все эти недостатки с лихвой искупаются искренностью, наличием собственного голоса и пусть не частыми, но очень выразительными поэтическими находками. Ведь только настоящий поэт может увидеть, как «полнеба сжёг малиновый закат», подосадовать на «утро, застрявшее где-то», услышать, как «трещит тишина», почувствовать тот миг, когда «…за окном такая тишина, что слышно, как луна плывёт по небу».

Творческий лидер поэтов Костаная — Владимир Растёгин. Именно он организовал литературное объединение, которое называется «Ковчег». Сейчас Владимиру Растёгину 54 года. Он дебютировал как поэт в тридцатилетнем возрасте в окружной газете «Вперёд». С тех пор до настоящего времени он продолжает радовать читателей и любителей поэзии замечательными стихотворениями. Со своим ярким творчеством стал лауреатом областной премии «Шапагат» и премии Костанайского Клуба меценатов.

Николай Кочин — костанайский поэт, один из представителей объединения «Ковчег». Он также в настоящее время проживает в Костанае и создаёт яркие лирические произведения.

Метафоры, которые использует Николай Кочин в своих стихотворениях, всегда необычны и оригинальны:

«надломленный немалым грузом лет»,

«надо отыскать твою потерянную душу»,

«свечу доел огонь» [4, с. 20].

Сравнение — приём, который заключается в сопоставлении двух предметов или явлений на основании общего для них признака. Сравнения, пожалуй, чаще остальных тропов встречаются в стихотворениях рассматриваемых представителей общества «Ковчег». Например: у Владимира Растёгина — «следы людей разбросаны по снегу, как лепестки чёрных роз на белой скатерти» [1; 8], «степь кружевна, как скатерть, и швы на ней наезженных дорог, как шрамы» [1; 42], «хрусткий иней, словно соль на листьях»; у Николая Кочина — «сыплет, как снежная пыль, штукатурка», «рифмы скрипят, словно ржавые петли» [4, с. 23].

Поэты употребляют и эпитеты, т. е. художественные определения, которые подчёркивают в определяемом слове какое-нибудь его отличительное свойство. Например: «седое море», «пёстрые звёзды», «лохматый снег», «угрюмо-сонные облака» [4, с. 9] у Владимира Растёгина; «шикарный гололёд» [1, с. 18], «озябшее утро», «гордый ветер», «причудливая избушка» [4, с. 23] у Николая Кочина.

Немалую роль в творчестве Владимира Растёгина и Николая Кочина при описании явлений неодушевлённого мира играют олицетворения. Например: «царапает музыка ржавым гвоздём по душе» [1, с. 27] у Владимира Растёгина, «заблудилась твоя доверчивость», «молчание калечит наши души», «осень, не спеша, зашагала на рыбалку», «мороз слегка пощипывает уши» [4, с. 17] у Николая Кочина.

В. Растёгин для особой выразительности иногда сочетает слова с противоположным значением, образуя новое смысловое целое. Такой приём называют оксюмороном. Например, «безногая поступь» [1, с. 37].

Повторение одинаковых или однородных согласных в стихотворении придаёт ему особую звуковую выразительность. В этом заключается смысл аллитерации. В. Растёгин в своём творчестве иногда прибегает к такому приёму:

«Горе, горе!.. — над горой граем плачет грач» [1, с. 5].

Не меньшую роль в создании художественной выразительности играют в поэзии Н. Кочина гипербола (явное и намеренное преувеличение) и литота (явное и намеренное преуменьшение). Например, «ведём разговор обо всём на свете», «однажды сесть врозария кусты — потом всю жизнь вытаскивать занозы» [4, с. 4], «пьёт без меры» — это гиперболы, «ни капельки не пьёт» — литота.

Анафора тоже характерна для стихотворений поэта Н. Кочина. Он повторяет слова в начале каждой строки для усиления эмоционального воздействия на читателей:

«То слишком поздно.

То слишком рано.

То поспешил.

То опоздал» [4, с. 3].

В этом же примере можно заметить приём противопоставления, т. е. антитезу. Она придаёт тексту некий контраст и тем самым также оказывает эмоциональное воздействие на читателя.

В произведениях обоих авторов встречается приём тавтологии, то есть повторение одних и тех же морфем в пределах одной фразы: «случайные случайности», «светлейшее светило», «кумир кумирного кумира» (у Николая Кочина), «лукавый Лука» (у Владимира Растёгина).

Николай Кочин, избегая частых повторов в своих стихотворениях, пользуется приёмом метонимии: «Иди-ка ты, дружок, учи» (метонимия с ироническим оттенком).

Владимир Растёгин порой удивляет читателей необычными, оригинальными, своими индивидуальными неологизмами. Этот приём называется окказионализм. Например: «полушут».

В. Растёгин и Н. Кочин — два талантливейших кустанайских поэта. Оба широчайшим образом пользуются богатствами русского языка и поражают тонким проникновением в суть человеческой жизни. Да они и не просто поэты. И Растёгин, и Кочин в своём творчестве выступают как замечательные философы. Из их поэзии можно узнать и понять многое. Оба настолько хорошо владеют языком, что могут своими стихотворениями оказывать влияние на читателей. В этом и заключается суть настоящего поэта.

Рассмотренный материал не исчерпывает наши представления о творчестве поэтов Костанайской области, среди них есть и другие имена. Но есть то, что их сближает — их неповторимость и оригинальность. Исследование языкового материала позволяет сделать общий вывод о том, что в творчестве поэтов Костаная ярко представлены изобразительно-выразительные средства языка, выполняющие различные стилистические функции, они помогают добиваться удивительной выразительности в речи.

Список литературы:

1. Владимир Растёгин. Ливень. Сборник стихов. — Костанай, 2004 — 64 с.
2. Ковтун Н. Журавлиный клин. Лирика. — Костанай: Печатный двор, 2005 — 120 с.
3. Ковтун Н. Родник. Стихи. — Костанай, 2005 — 135 с.
4. Кочин Николай Фёдорович. Эхо в пыли. Ироническая смесь. — Костанай, Малая полиграфия, 2002 — 44 с.
5. Ларин Б.А. Эстетика слова и язык писателя. Избранные статьи. Вступ. статья А.В. Фёдорова, — Л.: «Художественная литература», 1973 — 288.
6. Словарь литературоведческих терминов — Сост.: Л.И. Тимофеев и С.В. Тураев. — М.: Просвещение, 1974 — 509 с.
7. Черныш П.М. Лебединая песня. Стихи. — Алма-Ата: МГП ИНЭКС, Казахстан, 1993 — 167 с.
8. Черныш П.М. Листопад. Поэтический сборник. — Алматы, Казахстан, 1995 — 129 с.
9. Черныш П. Кустанайские зори. Поэтический сборник. — Кустанай; «Казахстан», 1996 — 180 с.