РОЛЬ ХУДОЖЕСТВЕННО-ИЗОБРАЗИТЕЛЬНЫХ СРЕДСТВ В КОНЦЕПЦИИ АВТОРСКОГО ДВОЕМИРИЯ В ПОВЕСТИ Н.В. ГОГОЛЯ «ВЕЧЕРА НА ХУТОРЕ БЛИЗ ДИКАНЬКИ»

Цикл повестей Н.В. Гоголя «Вечера на хуторе близ Диканьки» — книга поистине фантастических происшествий. Здесь реальность и фантастика причудливо переплетаются в представлениях народа о прошлом и настоящем, о добре и зле. Склонность к легендарно-фантастическому мышлению писатель считал показателем духовного здоровья людей. Данное произведение является интересным и ёмким для различного рода исследований, однако рассмотрение данной проблемы в аспекте авторского двоемирия остаётся недостаточно изученным до сих пор, что и обуславливает актуальность настоящей работы.

Цель исследования — изучить специфику использования изобразительно-выразительных средств языка данного художественного текста как модели отражения индивидуально-авторского сознания.

Известно, что народная фантастика тесно переплетается с реальностью, проясняя отношения между людьми, разделяя добро и зло. Фантастику цикла повестей «Вечера на хуторе близ Диканьки» можно поделить на два временных пласта:

1. Действие повестей, относящихся к современности (их пять: «Пропавшая грамота», «Вечер на кануне Ивана Купала», «Ночь перед Рождеством», «Страшная месть», «Заколдованное место объединены одним сюжетом: люди, вступающие в преступный сговор непосредственно с самим чёртом. Основным повествователем здесь выступает автор или персонаж, сообщающий фантастические и необычные события жизни в Диканьке. Ещё одна не менее важная черта — это отсутствие некой фантастической предыстории. Она и не нужна, так как действие является однородным как во временном отношении (это прошлое), так и в отношении фантастики. Предыстория присутствует лишь в «Страшной мести» (песня бандуриста). К основному прошедшему времени она относится как мифологизированное предпрошедшее время.
2. Действие повестей, относящихся к прошлому: «Сорочинская ярмарка» и «Майская ночь, или Утопленница». В «Сорочинской ярмарке» действие происходит «лет тридцать…назад», в начале XIX века. Около этого времени происходят и события «Майской ночи...». «Сорочинская ярмарка» и «Майская ночь…» сходны тем, что сверхъестественные силы отодвинуты на задний, «вчерашний» план [6, с. 80].

Как известно, художественный текст и входящие в него авторские смыслы выступают центром изучения произведения. С одной стороны, автор — читатель выступают здесь, в роли субъектно-объектных отношений между участниками литературной коммуникации, с другой повествователь — персонаж субъектами изображаемого художественного мира. С этой точки зрения автор и читатель принадлежат к объективному миру и превращают текст из материальной (языковой) реальности в (поэтическое) произведение [2, с. 30]. Поэтому можно говорить о том, что специфика индивидуально-авторской художественной картины мира, созданной Н.В. Гоголем в цикле «Вечера на хуторе близ Диканьки», определяется пространственными текстовыми координатами.

В ходе нашего исследования при рассмотрении языка в качестве материала, «овеществляющего» поэтический мир автора, учитывалось две стороны значения для автора и читателя языковых единиц как элементов структуры текста. Во-первых, язык является в тексте одновременно формой познания и литературного изображения, во-вторых предметом познания и отображения. В качестве элементов формы познания и литературного изображения все, без исключения, языковые единицы, образующие текстовую структуру, участвуют в создании её художественного смысла, то есть выступают в поэтической функции и приобретают в «мире текста» значение эстетических феноменов. С другой стороны, используя в своём произведении определенные явления языка и речи для выражения художественных смыслов, автор творчески овладевает разнообразными «реальными», или естественными, формами бытия языка в социуме и (сознательно или бессознательно) отражает тем самым степень своего владения этими формами и свое отношение к ним. Так, для автора текста язык является предметом литературного отображения [2, с. 34].

Так, исследование языковой картины мира Н.В. Гоголя в «Вечерах на хуторе близ Диканьки» предполагает конструирование модели, основу которой составляет анализ фактов языка, в которых представлены компоненты сознания [4, с. 58]. Сознание писателя в объективных религиозных представлениях и эмоциональности проявляется в авторском двоемирии, предполагающее своеобразное явление человеческого восприятия, познания и осмысления действительности. Отсюда следует, что человек, живя в одном мире — в мире реальных вещей и реальных отношений, пытается осмыслить этот мир, и это осмысление является как бы вторым миром — сущностным. Тем самым, художественное пространство выступает как структурная модель, передающая мир, воспринятый и переосмысленный художественным сознанием [7, с. 1].

Особый интерес для нас представляет положение о том, что специфика авторской языковой картины мира проявляется в совокупности ключевых идей — семантических лейтмотивов, каждый из которых выражается многими языковыми средствами [4, с. 57].

В частности, в повести «Вечера на хуторе близ Диканьки» выделяется достаточно обширная лексико-семантическая группа «Нечистая сила», в которую входят слова-синонимы и их словоформы: ведьмы (46), колдуны (32), дьявол (20): дьявольский, дьявольски, дьявольщина; бес (16): бесовский, бешеный, бешенство, побесить, беситься; сатана (16): сатанинское; лукавый (7); мертвецы (15), выходцы с того света (2), свиньи (5). Субъекты данной лексико-семантической группы безудержно вторгаются в жизнь человека, образуя микромир, где всё вокруг «чудится», «мерещется».

Наиболее частотной в данном произведении является лексема чёрт, которая употребляется 120 раз и придаёт всему тексту мистический и таинственный оттенок. В толковом словаре русского языка С.И. Ожегова и Н.Ю. Шведовой даётся следующее определение понятию: чёрт — в религии и народных поверьях: злой дух, олицетворяющее зло, сверхъестественное существо в человеческом образе, с рогами, копытами и хвостом; теперь употребляется как бранное слово, а также в некоторых выражениях [5, с. 886]. Для нас именно это определение является наиболее важным, соответствующим раскрытию и анализу.

В «Вечерах на хуторе близ Диканьки» лексема чёрт представлена в следующих словоформах: существительные чертовщина (3), чертаньё (1), прилагательное чертовский (5), краткое прилагательное чёртов(а) (6), наречие чертовски (1).

Существительное чертовщина употребляется в тексте в своём прямом значении — дьявольщина, невероятное, непонятное стечение обстоятельств [5, с. 884]. Чаще всего данное понятие связано с поверьем. Так, например, «…если где замешкалась чертовщина, то ожидай столько проку, сколько от голодного москала…» [1, с. 63].

Существительное чертаньё придаёт особый колорит в описании действия и употребляется в следующем контексте: «Пришлось в другой раз быть дурнем, и чертаньё пошло снова драть горло: «Дурень, дурень!» — так, что стол дрожал и карты прыгали по столу» [1, с. 143].

В тексте к понятию чёрт нами были обнаружены следующие характерные прилагательные: проклятый, хитрый, лысый и другие, которые носят негативный характер. Прилагательное чертовский сочетается со словами свитка, пар, гнездо, таратайка, трепака, а краткое прилагательное чёртов чаще всего употребляется со словами баба, дети, подарок. Использование наречия чертовски в предложении: «Боже ты мой, отчего она так чертовски хороша?» [1, с. 175] придают образность и противоречивость персонажу.

Интересно, что в тексте любая нечистая сила, в частности именно «чёрт», как правило, в тексте сравнивается с женским полом (бабой) и имеет негативную оценку: «Ступай, ступай, чёртова баба! Это не твоё добро! — говорил, приближаясь, кум» [1, с. 185]. В результате лексема «чёрт» расширяет свою семантику, приобретая переносное значение «женщина». Часто сравнение чёрта с женским полом сопровождается ироничной насмешкой. Приведём пример диалога из повести «Сорочинская ярмарка»:

‒ Что лежит, Влас?

‒ Так, как будто бы два человека: один сверху, другой нанизу; который из них чёрт, уже и не распознаю!

‒ А кто наверху?

‒ Баба!

‒ Ну вот, это ж то и есть чёрт! [1, с. 77].

Как правило, именно женщина способна сговориться и связаться с нечистой силой. В повести «Вечер накануне Ивана Купала» нами был отмечен следующий пример: «…женщине…легче поцеловаться с чёртом, нежели назвать кого красавцем» [1, с. 90]. Солоха в «Сорочинской ярмарке» не столько ведьма, сколько расчётливая и хитрая женщина, способная ловко управляться со своими поклонниками. Словом: «Добрая баба! Чёрт-баба!» [1, с. 165].

В «Пропавшей грамоте» повествуется о том, что мужчина, напротив, не желает знать и не примиряется со всякого рода чертовщиной в своей жизни, способен противостоять ей: «Дед объявил напрямик, что скорее даст он руку обрезать оселедец с собственной головы, чем допустит чёрта понюхать собачьей мордой своей христианской души» [1, с. 137]. Сближение семантики слов баба, женщина и чёрт и противопоставление их словам мужчина, мужик, казак позволяет выделить оппозицию «женщина-мужчина» как противопоставление «чертовщина — христианская душа».

В тексте были отмечены случаи, когда человек и чёрт находятся в зависимости друг от друга, и от каждого из них зависит дальнейшая судьба. Так, кузнец Вакула в «Сорочинской ярмарке» не видит выхода кроме, как обратиться чёрту: «Что будет, то будет, приходится просить помощи у самого чёрта» [1, с. 178]. Однако сам чёрт попадает в руки Вакулы:

‒ Помилуй, Вакула! — жалобно простонал чёрт, — всё, что для тебя нужно, всё сделаю, отпусти только душу на покаяние: не клади на меня страшного креста! [1, с. 181].

В речи персонажей наблюдаются явные различия: кузнец становится храбрым и ему не страшна нечисть, а речь чёрта указывает на то, что он не обладает столь явной силой, и выглядит, в данном случае, трусливым и жалким, по сравнению с Вакулой.

Вышеизложенное свидетельствует, что слияние фантастики с реальностью у Н.В. Гоголя заключает в себе глубокий поэтический смысл. Двойственность мира Диканьки проявляется в наиболее частотном использовании антитезы, которое достигается с помощью явного выделения чертовщины в мирской жизни людей. В повести Н.В. Гоголь, для раскрытия образов персонажей и преобладающей атмосферы, использует такой приём, как сравнение, применяя сравнительные союзы как, будто, словно.

Список литературы:

1. Гоголь Н.В. Вечера на хуторе близ Диканьки. — М.: Детская литература, 2007. — 304 с.
2. Гончарова Е.А. О синтетическом характере категории «автор» как объекта лингвистической интерпретации // Вестник Балтийского федерального университета им. И. Канта. — 2012. — № 2. — С. 30; 34.
3. Ермилов В.В. Гений Гоголя. — М.: Сов. Россия, 1959. — 408 с.
4. Карданова К.С. Языковая картина мира: мифы и реальность // Русский язык в школе. — 2010. — № 10. — С. 57—58.
5. Ожегов С.И. и Шведова Н.Ю. Толковый словарь русского языка: 80 000 слов и фразеологических выражений / Российская академия наук. Институт русского языка им. В.В. Виноградова. — 4-е изд., дополненное. — М.: ООО «А ТЕМП», 2010. — 944 с.
6. Померанцева Э.В. Мифологические персонажи в русском фольклоре. — М.: Наука, 1975. — 200 с.
7. Черкашина Е.В. «Языковые знаки» пространства как средство репрезентации национальной картины мира в художественном тексте // Научные ведомости Белгородского государственного университета. Серия: Гуманитарные науки. — 2011. — № 18. — С. 1.