ЭКЗИСТЕНЦИАЛЬНЫЙ МОТИВ В ОБРАЗЕ ГЛАВНОГО ГЕРОЯ (ПО РОМАНАМ Ф. КАФКИ «ЗАМОК» И К. ВАГИНОВА «КОЗЛИНАЯ ПЕСНЬ»

Литература всегда была и остается таким явлением, течения и направления которого мотивированы общим настроением эпохи и движением мысли выдающихся умов своего времени. Для того или иного направления в литературе характерны объединяющие писателей схожие философские и идейные взгляды, схожее мировоззрение. Это такой своеобразный «мостик идей» — писатель одной культуры неожиданно как бы перекликается в своих литературных трудах с писателем другой культуры. Такая ситуация сложилась в отношении двух писателей, вряд ли знакомых с произведениями друг друга — Франца Кафки и Константина Вагинова.

Сопоставление творчества Франца Кафки с творчеством именно Константина Вагинова проведено по нескольким причинам, которые являются немаловажными при анализе художественного произведения: во-первых, это некая схожесть в биографиях и судьбах писателей, это равное количество у обоих писателей наиболее известных романов, являющихся основными и культовыми произведениями авторов; и, наконец, это схожее общее настроение текстов, их идеологическая и ментальная связь, о которой и будет подробнее идти речь в данном исследовании. Что касается схожести в биографиях, то следует заметить, что оба они имели тесную связь с немецкой культурой и историей (Кафка писал только на немецком языке, Вагинов же по происхождению был немец), оба рано погибли от одного и того же заболевания — туберкулеза (Кафке на момент смерти было 40 лет, Вагинову — 34 года); оба имели юридическое образование. Даже эти факты биографии указывают на некую связь Кафки и Вагинова, но их основное сходство — это параллель, проводимая между экзистенциальной мотивной составляющей их произведений в образе главного героя, в особенности — романов «Замок» Кафки и «Козлиная песнь» Вагинова.

Для углубления в тему следует дать максимально точное и развернутое опредение экзистенциалзма как явления литературы, вытекшего из одноименного направления философии. В контексте рассматриваемых произведений, в таком случае, мы сталкиваемся с некоторой проблемой. Дело в том, что словарное определение экзистенциализма включает в себя следующее: «Центральная идея как философии, так и литературы экзистенциализма — существование человека в мире без Бога, среди иррациональности и абсурда, в состоянии страха и тревоги, вне абстрактных моральных законов и предустановленных жизненных принципов. Согласно экзистенциализму, и мораль, и социальное поведение, и сама человеческая сущность формируются только в сфере бытия, в которое человек «заброшен» и смысл которого он пытается — чаще всего безуспешно — понять» [10, с. 1218]. Идейная составляющая романов «Замок» и «Козлиная песнь» при глубинном анализе подходит под это умозаключение. Но в том же определении термина звучат еще такие слова: «Экзистенциализм — направление в западноевропейской (преимущественно французской) и американской литературе 1940—60-х, тесно связанное с одноименной философской школой, сложившейся в Германии и Франции в период между первой и второй мировой войной. <...> Отзвуки проблематики этих произведений постоянно чувствуются в творчестве крупнейших писателей французского экзистенциализма — А. Камю и Ж.П. Сартра» [10, с. 1218]. Из этого выходит, что экзистенциальными могу считаться только произведения, написанные в этот временной и пространственный промежуток. Но все же романы Кафки и Вагинова, в особенности «Замок» у первого и «Козлиная песнь» у второго, несут в себе черты экзистенциализма, особенно это проявляется в образе главного героя (в контексте данного исследования).

Во-первых, явление экзистенциализма предполагает взгляд на человеческое бытие как на нечто уникальное, а для подчеркивания этой уникальности (чаще всего, уникальным является главный герой, носитель экзистенциальной идеологии) в качестве контрастного фона изображается некая группа людей, безликая и серая масса, участники которой объединены каким-то общим пороком или заблуждением (в восприятии главного героя). У Кафки, безусловно, всегда есть такое противопоставление, как «народ/масса — герой/индивид», он четко дифференцирует их в каждом из своих романов. То же самое и у Вагинова — противопоставляются друг другу небольшая группа людей, стремящихся сохранить богатое культурное наследие во времена НЭПа, советскому обывателю.

Во-вторых, экзистенциализм — это ««бунт» против обстоятельств, «здравого смысла» и философии, которая обосновывает этот «здравый смысл» и принуждает человека жить «как все», «как принято»…» [6]. Бунт как лейтмотив всего произведения обязателен в экзистенциальной литературе. Неприятие главным героем окружающей его действительности, попытка вырваться из нее порождает его экзистенциальные, т. е. тревожные, отчаянные настроения. Но самое главное, что в конечном итоге этот бунт оказывается бесполезен; все старания героя, его рефлексия и борьба приводят либо к смирению, либо к гибели.

Следует остановиться подробнее на романе Ф. Кафки «Замок» и его главном герое как средстве выражения экзистенциального начала. В этой связи следует сказать о главном герое как о ключевом и системном моменте всего романического творчества Кафки. Примечательно то, что во всех трех романах (по хронологии — «Америка», «Процесс», «Замок») это как будто один и тот же человек, предстающий в трех разных ипостасях; не зря даже имена героев этих романов всегда начинается на букву «К»: в «Америке» — это Карл Росман, в «Процессе» — Йозеф К., в «Замке» — К. По поводу их некой идентичности писал еще Вальтер Беньямин в своем исследовании «Франц Кафка»: «...Карл Росман, он третья и более счастливая инкарнация К., выступающего героем двух других кафковских романов» [2, с. 19]. Поэтому есть все основания полагать, что романы Кафки «Америка», «Процесс» и «Замок» составляют некую трилогию, цикл.

Итак, что же дает нам право рассуждать, что образ главного героя является основным источником экзистенциальной идеи в романе «Замок»? Исследуя творчество Ф. Кафки, Г. Гессе говорил о том, что у Кафки «...человек и прочие твари подвластны священным, но смутным, не доступным полному пониманию законам; они ведут опасную для жизни игру, выйти из которой не в силах. Правила этой игры удивительны, сложны и, видимо, отличаются глубиной и полны смысла» [5]. Действительно, К. постоянно убеждается в алогичности и абсурдности законов и порядков Деревни при Замке, но по ходу развития действия у него вырабатывается бессознательный страх перед ними и тревога; следовательно, он начинает жить согласно этим правилам. Это общество поглотило его, он покорился и смирился. И вот здесь поднимается основная проблема всего творчества Кафки — проблема свободы личности, в которой за идеал этой свободы принимается полная независимость от общества. Экзистенциализм же произведений Кафки, а в особенности «Замка», состоит в том, что герой будет искать эту свободу, надеяться на какое-то изменение, но каждый раз в ответ на его действия общество и среда будут ему противостоять, и это противостояние будет извечным и в конце концов сломит героя. «С озадачивающей верой К. будет прокладывать путь к должности, которую ему доверили. Каждая глава — это очередная неудача. <...> Размах этого упорства составляет трагическое в произведении», — пишет на эту тему А. Камю [7, с. 2]. Как уже раннее говорилось, в «Замке» есть четкое противопоставление двух миров — мира главного героя и мира, в котором он вынужденно оказывается. Этот «второй» мир читателем воспринимается враждебно относительно К. «Кафка создает картину мира, постоянно чреватого каким-то подвохом, неправильностью, опасным вывихом привычного, устойчивого и знакомого. Это образ непознаваемого, враждебного человеку бытия, <...> где люди ощущают жизнь как ловушку и даже природа взирает на них холодно и зловеще» [11].

К. выступает как единственно здравомыслящий и близкий к понятиям привычного нам мира человек, попавший непонятный ему и даже в чем-то безумный и хаотичный мир. В этом вопросе клюевую роль играет формальное строение текста: повествование ведется как будто и от лица автора, но в то же время и от самого К.

В определении экзистенциализма из любых источников всегда звучат слова об отношении героя к Богу, точнее, попытка существования без него. «К. же ищет связи с милостью божества, одновременно стараясь укорениться в деревне у подножья замка, он сражается за место работы и проникновение в новую жизненную среду» [3, с. 1]. Чиновники становятся подменой этого божественного начала; в конечном счете, герой разочаровывается в их деятельности, пусть даже подсознательно, а значит, разочаровывается и в самой идее существования Бога как высшей силы. «Там выведен человек, желающий служить и повиноваться кому-то, но он напрасно пытается привлечь к себе внимание господина, чьим слугой считает себя, хотя никогда его не видел» — таково мнение Г. Гессе по поводу нарастающего по мере действия разочарования и отчуждения К. [5].

Вообще, как утверждал Вальтер Беньямин, «соблазнов мистицизма Кафка не всегда умел избегать» [2, с. 25]. Постоянно создается ощущение, что над К. нависает нечто мистическое, преопределенное, мешающее ему на пути к Замку. Замок всегда оставался для К. чем-то недосягаемым, недоступным, он стремится к нему, но никогда до него не дойдет. И в этом есть самое прямое проявление экзистенциализма: герой ищет, борется, но в результате все его чаяния и попытки ни к чему не приводят. Макс Брод в своих «Послесловиях и примечаниях к роману «Замок»» пишет так: «Заключительной главы Кафка не написал. Тем не менее однажды на мой вопрос, как должен закончиться роман, кое-что он рассказал. Так называемый землемер получит по крайней мере частичное удовлетворение. Он не прекратил своей борьбы, а умер, обессилев. Вокруг его смертного ложа соберется община, и вниз из замка тут же доставят решение о том, что, правда, притязания К. на право проживания в деревне не удовлетворены, но что, принимая во внимание некоторые побочные обстоятельства ему позволено в ней жить и работать» [3, с. 1]. Иными словами, судьба словно смеется над К.: то, чего он так искал всю свою жизнь в Деревне, он получает только после смерти.

Создается ощущение потери чувства реальности и присутствия во всем происходящем чего-то абсурдного, не поддающегося законам нормальной человеческой логики. Поначалу К. искренне не понимает «Подрывается принцип реальности», — пишет, об этом философ и культуролог Михаил Рыклин [12].

Александр Белобратов в своей статье «Какая дорога ведет к «Замку»»? рассуждает о мифологеме извечного пути, бесконечного лабиринта (который, кстати, встречается и в «Процессе») и упоминает об еще одной: «И Франц Кафка, и его герой К., и читатели «Замка» связаны друг с другом еще одной мифологемой, которую ввел в оборот <...> Альбер Камю: речь идет о Сизифе, неустанно катящем свой камень в гору постижения «Замка» и каждый раз наблюдающем, как камень этот стремительно срывается с почти достигнутой вершины» [1, с. 12]. Этот экзистенциальное стремление К. немного выбивается из «классической» схемы экзистенциального произведения: в них главный герой, находясь в разногласии с обществом, ищет что-то, но не совершает физического движения к недостигаемой цели (например, в романе А. Камю «Чума»).

Немного другая ситуация обстоит с романом Константина Вагинова «Козлиная песнь». Само название романа отсылает к греческому слову «трагедия» и содержит намек на безысходность и плачевный исход событий. Особенно примечателен этот роман тем, что в нем нет явного и конкретного образа главного героя, все герои одинаково важные. Текст произведения сложный и многослойный с точки зрения нарратива: образ автора, которого тоже вполне можно представить, как главного героя в качестве наблюдателя происходящего и даже иногда действующего лица, постоянно мелькает в романе. Иногда он ведет повествование от первого лица и даже общается с героями, придуманными им самим, иногда он как бы смотрит на себя стороны, как в коротком эпилоге. Он является таким же полноправным участником событий, как и остальные герои. Исследователь творчества К. Вагинова Ольга Шиндина в своем труде «Творчество К.К. Вагинова как метатекст пишет»: «В прозе Вагинова проявляется одно из основополагающих качеств метапрозы — выдвижение образа автора и, соответственно, хронотопа образа автора по отношению к другим хронотопам текста» [14, с. 14]. Такая разветвленность воззрений на происходящее несет в себе некий экзистенциальный мотив: экзистенциализм предполагает субъективность во взглядах на мир, т. е. события в романе рассматриваются с разных позиций, но все эти позиции — лишь маски образа самого автора. Это отмечал еще критик и литературовед Марк Липовецкий, говоря о «повествующем «я»», которое «выступает в роли «метаавтора», относящегося к роли писателя как к одной из своих «масок»» [9, с. 167].

Вообще, надо сказать, что отличительной особенностью экзистенциальной литературы в композиционном отношении является то, что главным героем в ней не всегда является какой-то конкретный персонаж, личность; в этой роли может выступать какое-то явление, процесс, мысль, идеология. Так, в «классическом» произведении для экзистенциализма романе А. Камю «Чума», главным героем становится болезнь — чума — и она же становится антиподом, противником человечества.

Но вернее всего было бы в «Козлиной песни» главного героя определить, как мечту остаться хранителями истинного искусства и культуры, быть «последним островом Ренессанса» [4, с. 79], мечту, которая объединяет основных персонажей романа. Это и ученый Тептелкин (пожалуй, наиболее частотно появляющийся на страницах романа герой), и Неизвестный поэт, и Миша Котиков, и Костя Ротиков, и Марья Петровна. Всех их объединяет острое желание сохранить то положение литературы и культуры, которое было когда-то господствующим: «Логоцентрическая модель художественного мира Вагинова, приоритетное положение темы литературы и филологии, позволяет говорить о выдвижении на первый план фигуры писателя, поэта, творца и демиурга художественного универсума», — считает Ольга Шиндина [14, с. 22]. Это их рвение погубила среда, общество, а точнее, советское пространство времен нэпа. Здесь выступает еще один аспект экзистенциализма: сюжет произведения «разворачивается в контексте узнаваемых исторических обстоятельств, которые связаны с социальными потрясениями, войнами и революциями ХХ века» (в определении экзистенциализма энциклопедии того же Николюкина). Вагинов стал одним из первооткрывателей условно называемого советского экзистенциализма, когда моральные законы прошлого разрушены, и свобода личности оказывается под угрозой гибели.

Итак, что же на экзистенциальном уровне объединяет два романа — «Замок» Кафки и «Козлиную песнь» Вагинова? Прежде всего, это общее ощущение безвыходности, тупиковости и постепенно нарастающего тупого безразличия главного героя к происходяещму. Жан-Поль Сартр, основоположник течения экзистенциализма в литературе, в своей статье «Экзистенциализм — это гуманизм» считает, что «человек просто существует, и он не только такой, каким себя представляет, но такой, каким он хочет стать. И он <...> проявляет волю уже после того, как начинает существовать, и после этого порыва к существованию, то он есть лишь то, что сам из себя делает» [13]. Иными словами, главные герои обоих романов боролись долго против пошлости, непонятности нового, противопоставленного им мира (К. боролся против порядков Деревни, стремление сохранить культуру и литературу боролось против Советкой власти), но, в конечном счете, они сдались.

Один из излюбленнейших мотивов Кафки — это чиновничество, прогнивший бюрократизм; он есть во всех его романов — и в «Америке», и в «Процессе», и в «Замке». Эта конторная система с ворохом бумаг не дает главному герою ни одного шанса добиться хотя бы части того, что ему надо. У Вагинова в «Козлиной песни» эта тема тоже встречается — герои со своими убеждениями не могут попасть в ряд госучреждений, например, в профсоюз.

Что касается формального строя обоих произведений, то следует сказать, что сюжеты и «Замка», и «Козлиной песни» «чрезвычайно просты и одновременно предельно сложны». У Кафки это «закрученные ходы и запутанные истории» [1, с. 5], у Вагинова — наличие интермедий, постоянный перенос позиции повествователя от одного персонажа в другому, вплоть до автора (как упоминалось выше). Все это способствует некой циклизации сюжета, ощущению повторяемости, что усугбляет изображение бесполезности и бессмысленности попыток главных героев изменить мир вокруг и обрести свободу от этого мира, устранить резкое с ним противоречие.

Список литературы:

1. Белобратов А. Какая дорога ведет к «Замку»?: предисловие к роману «Замок». Спб.: Азбука, Азбука-Аттикус, 2014. — 384 с.
2. Беньямин В. Франц Кафка. — М.: ООО «Ад Маргинем Пресс», 2013. — 240 с.
3. Брод М. Послесловия и примечания к роману «Замок» [http://www.kafka.ru] — Режим доступа. — URL: http://www.kafka.ru/kritika/read/poslesloviya-i-primechaniya (дата обращения 13.04.15).
4. Вагинов К. Козлиная песнь: Роман. Спб.: Издательская группа «Лениздат», «Команда А». 2013. — 256 с.
5. Гессе Г. Франц Кафка [http://www.hesse.ru] — Режим доступа. — URL: http://www.hesse.ru/books/articles/?ar=19 (Дата обращения 12.04.15).
6. Евлампиев И. Концепция человека в русском экзистенциализме [http://anthropology.rchgi.spb.ru] — Режим доступа. — URL: http://anthropology.rchgi.spb.ru/dok18.htm (Дата обращения 4.04.15).
7. Камю А. Надежда и абсурд в творчестве Франца Кафки [http://www.kafka.ru] — Режим доступа. — URL: http://www.kafka.ru/kritika/read/nadezhda-i-absurd (дата обращения 12.04.15).
8. Кафка Ф. Замок. Спб.: Азбука, Азбука-Аттикус, 2014. — 384 с.
9. Липовецкий М. Паралогии. Трансформация (пост)модернистского дискурса в русской культуре 1920-2000-х гг. — М.: Новое литературное обозрение, 2008. — 848 с.
10. Николюкин А.Н. Литературная энциклопедия терминов и понятий. — М.: НПК «Интелвак», 2001. — 1600 с.
11. Рудницкий М. Франц Кафка, прочитанный сегодня... [http://wap.kafka.borda.ru] — Режим доступа. — URL: http://wap.kafka.borda.ru/?1-1-40-00000031-000-0-0-1118844951 (Дата обращения 4.04.15).
12. Рыклин М. Мир Кафки. Франц Кафка: изнанка метафоры [fege.narod.ru] — Режим доступа. — URL: http://fege.narod.ru/librarium/ryk_kaf.htm (Дата обращения 13.04.15).
13. Сартр Ж.-П. Экзистенциализм — это гуманизм [http://scepsis.net] — Режим доступа. — URL: http://scepsis.net/library/id_545.html (Дата обращения 15.04.15).
14. Шиндина О. Творчество К.К. Вагинова как метатекст: автореферат диссертации. Саратов, 2010. 24 с.