ПРОБЛЕМА ПРЕОДОЛЕНИЯ СОЦИАЛЬНОГО ЗЛА В РУССКОЙ ФИЛОСОФИИ

Настоящее время, отмеченное масштабными социально-экономическими и духовными коллизиями, вызывает большой интерес общества к осмыслению своей истории и прогнозированию путей дальнейшего духовно-нравственного и социального развития. Необходимость общения с мыслителями прошлого становится всё более острой по мере углубления нашего самосознания до общечеловеческих проблем. К их числу относится и проблема борьбы со злом, которая является не только главной, жизненной проблемой человеческого бытия, но и одной из коренных этических проблем. В этой связи целесообразным и теоретически плодотворным представляется исследование воззрений русских философов, которые всегда подходили к рассмотрению общественного бытия с этической позиции, под углом зрения добра и зла.

Большое место в размышлениях философов занимала проблема несправедливости, зла в общественной жизни и путей искоренения неправды посредством внутреннего нравственного совершенствования или насильственного преобразования общественных форм. Они сходились на том, что попытка быстрого и радикального устранения зла обычно приводит к таким реформам, которые одно зло заменяют другим. Франк по этому поводу заметил, что «зло, так сказать, только перекидывается из одной сферы или формы общественных отношений в другую, но не уничтожается» [9, с. 375]. Известны исторические примеры колебания политической жизни «от крайнего деспотизма до крайности анархической свободы и обратно, ― писал Франк, ― или от крайности политического неравенства, бесправия низших слоёв народа до крайности охлократии, подавления высших, более образованных слоёв, носителей духовной и общественной культуры, массой или чернью» [9, с. 375].

В российской философии рассматривались возможности различных путей преодоления социального зла: путь морально-нравственного самосовершенствования человека и непротивления злу силой и путь противодействия злу насилием, позволяющий, как правовое ограничение правонарушений и проведение тщательно подготовленных правительством реформ, так и революционное свержение установленного порядка снизу. Первый путь обосновывался Л.Н. Толстым и представлял основное содержание его моральной философии. Великий русский философ и писатель абсолютно верил в объективный закон добра и блага, связывающий людей, и в абсолютное повиновение этому закону всех отношений между людьми в обществе. Безусловный индивидуализм, как и безусловный коллективизм, ему чужд и непонятен. В основе миросозерцания Толстого лежало христианское, а не личное или общественное начало. Этот принцип он проводил так последовательно, что всё временное и относительное перед этим началом утрачивало смысл. Отсюда вытекала сила его воодушевления и вера в обязательный нравственный прогресс и неминуемое Построение земного рая. Сам Л.Н. Толстой так выражал свой взгляд на жизнь: «Я живу затем, чтобы исполнять волю Пославшего меня в жизнь. Воля же его в том, чтобы я довёл свою душу до высшей степени совершенства в любви и этим самым содействовал установлению единения между людьми и существами в мире» [7, с. 37]. Смысл жизни, для Толстого, заключается в том, «чтобы установить царство Божие на земле, т. е. заменить насильственное, жестокое, ненавистническое сожительство людей любовным и братским» [5, с. 208].

Для самого Толстого мир переродился с тех пор, как он почувствовал в себе Бога в образе любви. Отсюда он ожидал и перерождения всего человечества, так как процесс внутреннего совершенствования, рост любви в личности не замыкает её в себе, а, напротив, выводит из себя. Подлинное добро для человека состоит в собственном самосовершенствовании, однако оно достигается лишь тогда, когда человек признаёт себя способным усовершенствовать целый мир и стремится к этому [7, с. 45]. На вопрос ― как происходит моральный прогресс ― философ отвечал: совершенствованием личности, которое в то же время является и совершенствованием общества. Стремление к идеалу высшего совершенствования уничтожает разобщенность и притягивает людей друг к другу. «Единение, ― писал он, ― есть ключ, освобождающий людей от зла. Но для того, чтобы ключ этот исполнил своё назначение, нужно, чтобы он был продвинут до конца, до того места, где он отворяет, а не ломается сам и не ломает замок» [8, с. 476―477]. Уверенность в том, что только полное и всецелое единство спасёт людей от зла, вдохновляла Толстого отвергать всякие союзы во имя ограниченных личных целей, «такие соединения не только не содействуют, но более всего препятствуют истинному прогрессу человечества» [8, с. 476]. Именно страстное желание всецелого и абсолютного обновления, жажда общей жизни по закону любви отвращала Толстого от обычной общественной деятельности, в которую он не верил. Когда он анализировал доводы против упразднения государства и права и высказывался в пользу только субъективных путей высоконравственного порядка, самым главным его основанием служила вера в абсолютный нравственный прогресс, для которого не требуется никаких внешних опор. На вопрос Гегеля, как обеспечить этот прогресс, Толстой отвечал, что он обеспечен и так, что мощью жизни, велениями высшей Воли, этот прогресс совершается сам собою непреклонно и непрерывно. И потому он столь радикально отрицал надобность внешнего содействия нравственному развитию общества, не принимая никакие общественные формы. Эти формы и конкретные пути социального прогресса казались ему неидеальными и далёкими от совершенства, а также и бессильными что-либо добавить к неоспоримому действию закона любви. Бессилию общественных реформ философ противопоставил всевластное действие внутреннего перерождения и заповедь: «ищите царства Божия и правды Его, и всё остальное приложится вам»[6, с. 146]. Свою этику самосовершенствования человека Л.Н. Толстой строил на отказе от всякой борьбы, на принципах непротивления злу насилием и всеобщей любви.

Решительным оппонентом Толстого стал И. Ильин. По его словам, люди, разделяющие позицию непротивления, отворачиваются от зла и предпочитают его не видеть, они объясняют свою позицию тем, что ближнего судить нельзя, или утверждают, что зло людям вообще не присуще [3, с. 43]. Ильин никоим образом не отрицал значения внутренних нравственных усилий, но для него важно было понять, смеет ли человек, стремящийся к нравственному совершенству, сопротивляться злу силой и мечом [3, с. 41]. Зло возникает и созревает в глубине души и поэтому извне неискоренимо. Зло, как и добро, полагал Ильин, есть состояние душевное и духовное. «Зло, есть злая воля и злое чувство; и лишь потом ― злое внешнее дело и система злых внешних поступков. Победить зло, значит в последней инстанции ― умалить его, растворить его, преобразить его. Победить зло не значит пресечь его внешние проявления или испугом, угрозой, тюрьмою удержать злую волю от внешних проявлений» [3, с. 42]. Надо иметь право сопротивляться злу, а для этого необходимо удостовериться, что это бесспорное зло, когда злая воля направлена против свободы, любви, против единения людей. Там где такая злая воля «выступает в качестве внутренне одержимой внешней силы, где она проявляется как духовно слепая злоба, ожесточенная, агрессивная, бесстыдная, безбожная, духовно растлевающая и перед средствами не останавливающаяся ― сопротивление злу пресекающей силой становится не правом человека, а его обязанностью» [3, с. 42]. Увидеть подлинное зло может тот, кто зло испытал, кто его не принял, кто не спрятался и не отвернулся от него. Необходимым условием сопротивления злу Ильин считал истинную любовь к добру и умение оценивать поступки других. Есть люди, которые ко всему равнодушны, ко всему безучастны, ничего и никого не любят. Право на противодействие имеет тот, «для кого вопрос о победе добра или зла есть вопрос его личного бытия и небытия. Подлинное сопротивление злу ставит человека перед вопросом о жизни и смерти; требует от него ответа ― стоит ли ему жить при наличии победы зла, и как именно он будет жить для того, чтобы этой победы не было» [3, с. 43]. Только так чувствуя проблему, имеешь право для её верного решения. Но нужно не только любить, жалеть то, что оказывается под ударом, не только уметь сделать внутренний выбор поступка, но и быть способным к реализации этого выбора, быть способным к волевому действию. Сопротивление злу силой обязательно необходимо, если использованы все другие способы пресечения зла. Только в этом случае сила становится необходимой и оправданной.

Л.Н. Толстой, автор учения о непротивлении злу насилием, надеялся на то, что человек, идущий к нравственному совершенству, получает такую духовную силу, которая способна остановить зло одним словом, взглядом, жестом. Ильин не соглашался с Толстым, он не считал, что служение добру ведёт к исчезновению зла. Эта благородная, но наивная мечта, по мнению Ильина, «несостоятельна духовно потому, что обращение и преображение злодея должно быть его личным, самостоятельным актом, …а не отблеском чужого совершенства» [3, с. 45], ― он должен сам захотеть измениться, отказаться от злых замыслов. Поэтому духовная сила имеет границы перед злодейством. Есть много примеров, когда праведники были замучены и истреблены так и не преобразившимися преступниками. Толстовство, доказывал Ильин, идеализировало человеческую природу: все милые и хорошие, все расположены к доброте, злодеев, которых надо наказывать, судить, просто нет. Согласно Толстому те, кто считают необходимым сопротивление злу насилием, просто оправдывают свои пороки и дурные привычки (зависть, месть, злость, гордость, трусость, властолюбие и т. п.). Но вся история человечества опровергает это воззрение, она дала нам опыт зла в огромном масштабе. История ― это, прежде всего трагедия, требующая зоркости, воли и поступков ― и именно этого ожидал от личности Ильин. Он видел и другую моральную сторону борьбы со злом, вытекающую из применения насилия: «путь меча» ― это в принципе путь неправедный, тот кто взял меч обрекает себя на неправедность. И в этом есть подвиг. Подвиг не столько в самой борьбе, сколько «в том духовном напряжении, которое необходимо для открытого и выдержанного приятия возможной вины. Напряжение духа нужно здесь не только для того, чтоб убить злодея, но и для того, чтобы вынести свой поступок и пронести через жизнь совершенное дело, не роняя своего поступка малодушным отречением от его необходимости, но и не идеализируя его нравственного содержания. …И в этом исходе, в этом героическом разрешении основной трагической дилеммы ― он не праведен, но прав» [3, с. 46―47].

Обсуждая проблему борьбы со злом, И. Ильин выделил два способа, которые даны человеку на выбор. Это: бездействие, которое потакает злу и сопротивление злу физической силой и борьбой. Какой способ будет выбран, какой станет преобладающим, зависит от самого человека, от того какой он нравственно и духовно. Ильин был уверен, что сопротивление злу насилием ― необходимое условие человеческой жизни. Конечно, это не есть «нравственно лучшее» в отношении человека к человеку, но такое «нравственно не лучшее» всё-таки необходимо в жизни людей. «Не всякий способен взяться за меч, и бороться, и остаться в этой борьбе на духовной высоте. Для этого нужны не худшие люди, а лучшие, люди, сочетающие в себе благородство и силу; ибо слабые не вынесут этого бремени, а злые изменят самому призванию меча» [3, с. 48], ― писал Ильин, делая акцент на нравственных коллизиях применения неизбежного насилия.

Допуская человеческую активность и подвижничество в сражениях со злом, Ильин имел в виду правонарушения, отпор внешним агрессорам и внутренним экстремистам, посягающим на устои общества. К допустимым, с либеральной точки зрения, актам сопротивления несправедливости русские мыслители Чичерин, Соловьёв и др. относили также проводимые правительством реформы (например, отмену крепостного права), которые тоже нарушали привычный уклад и вызывали недовольство разных слоёв населения. Совсем иначе оценивали они революционный путь искоренения несправедливости.

По словам Новгородцева, всё в старом мире революционеры считали реакционным, злобным, порочным, служащим препятствием к всеобщему счастью и гармонии. Революционизм опирался на убеждение, что зло и страдание могут быть побеждены путём рациональной реорганизации общества, ибо зло связано «лишь с несовершенством учреждений и с неразумием отношений» [4, с. 218]. Революционеры жаждали полного и всецелого искоренения неправды, но предложенный ими путь приводил к самым тяжким и ещё более невыносимым бедствиям. Революционный проект, по убеждению Новгородцева, означает «гордое самообольщение ума человеческого, возмечтавшего о своём всемогуществе и отпавшего от органических сил и начал мирового процесса» [4, с. 219]. Проблемы социального зла нельзя решить таким путём, нельзя всё несовершенство жизни относить за счет власти. Как писал Бердяев, «нет уже самодержавия, а русская тьма и русское зло остались. Тьма и зло заложены глубже, не в социальных оболочках народа, а в духовном его ядре» [1, с. 60]. Экстремисты, избравшие путь террора, пошли не вперёд, творя «царство Добра и Красоты», как учили социалистические пророки, а назад, «к временам пещерного быта и звериных нравов». По свидетельству Изгоева: «никогда Русь не сквернилась таким количеством злодеяний, лжи, предательства, низости, бездушия, как в год революции» [2, с. 168].

Откуда же брался носитель страшного зла? Авторы сборника «Из глубины» объясняли массовое одичание отказом от религии, которая традиционно поддерживала мораль в обществе. Освобождаясь от Бога, человек превращался в дикое и злое животное. «Человек человеку волк ― вот основной девиз царства социализма, ― писал Изгоев. ― Сотрудничество и общность были лишь во время преступления. После него, при дележе добычи, каждый думал лишь о себе, сталкивая с дороги более слабого или неопытного. Стадо волков, вырывающих друг у друга добычу» [2, с. 157]. Все декларации о рае земном являлись лишь аккомпанементом к сценам первобытного каннибализма. Люди, которых социалисты освободили от христианской морали, «оказались даже не людьми, а кровожадными, хищными зверями, опасными для всякого человеческого общежития» [2, с. 168]. Такой путь, разрушающий государство и мораль, расшатывающий все основы человеческой жизни, вырывающий на поверхность низменные стремления людей, несущий хаос неустроенности, в котором уже не видно дороги в царство обещанного Добра ― такой путь русские мыслители не могли признать плодотворным. В отрицании революционного насилия, рационалистического утопизма и безответственного потрясания духовных основ общественной жизни особенно ярко выразилась либеральная направленность русской мысли.

Сегодня актуальность проблемы преодоления зла определяется тем духовным кризисом, в который оказалось, ввергнуто человечество ― смена моральных приоритетов, разрушение личности. Поэтому многие проблемы духовной культуры и философии, особенно те, которые имеют непосредственное отношение к идеалам добра и зла, наполняются новым содержанием, получают новое значение и требуют предметного пересмотра. Однако необходимо отметить, что в настоящее время, в соответствии с изменившимися жизненными реалиями, включающими в себя угрозу глобальной катастрофы, вне ненасильственной перспективы невозможна гуманизация человеческих отношений и развитие цивилизации.

Список литературы:

1. Бердяев Н.А. Духи русской революции.// Из глубины: Сборник статей о русской революции. ― М.: Изд-во МГУ, 1990.
2. Изгоев А.С. Социализм, культура и большевизм. // Из глубины: Сборник статей о русской революции. ― М.: Изд-во МГУ, 1990.
3. Ильин И. О сопротивлении злу силой. // «Век ХХ и мир». № 8, 1991.
4. Новгородцев П.И. О путях и задачах русской интеллигенции. // Из глубины. ― М.: Изд-во МГУ, 1990.
5. Сочинения графа Л.Н. Толстого. Изд. XII. М., 1911. Ч ХIХ. «О смысле жизни».
6. Сочинения графа Л.Н. Толстого. Изд. XII. М., 1911. Ч ХVI. «К рабочему народу».
7. Сочинения графа Л.Н. Толстого. Изд. XII. М., 1911. Ч ХХ. «Для чего мы живём».
8. Сочинения графа Л.Н. Толстого. Изд. XII. М., 1911. Ч ХХ. «Славянскому съезду в Софии».
9. Франк С.Л. Духовные основы общества: Введение в социальную философию. // Русское зарубежье. Из истории социальной и правовой мысли. ― Л., 1991.