ПОЛИТИЧЕСКАЯ ССЫЛКА В РОССИИ XIX ВЕКА (ПО ВОСПОМИНАНИЯМ КНЯГИНИ МАРИИ ВОЛКОНСКОЙ)

В российской историографии уделялось и уделяется значительное внимание жизни и деятельности выдающихся личностей. Женам, сестрам и дочерям общественных деятелей XIX века также посвящено немало литературы и её количество увеличивается. В Сибирь, вслед за «государственными преступниками» отправились их жены. Добровольное изгнание в Сибирь за осужденными мужьями и братьями получило огромный общественный резонанс и исключительно высокую оценку современников и потомков [6, с. 5]. Актуальность данной темы обуславливается тем, что в это время впервые русские женщины оказались вовлеченными в общественно-политическую жизнь страны. И этот этап подготовил и предварил их более активное участие в революционной борьбе в последующие годы [5, с. 2]. В исследовании мы остановим внимание на княгине Марии Николаевне Волконской, дочери известного героя войны 1812 года генерала Н.Н. Раевского. Мария Николаевна была самой молодой из жен декабристов, ей было всего 21, когда она поехала в Сибирь.

Первыми исследователями «движения 14 декабря 1825 года» считают самих декабристов. Большой вклад в историю изучения мемуарного творчества декабристов и их современников о жизни декабристов внесли такие крупные ученые, как Э.А. Павлюченко, В.А. Федоров. В их исследованиях раскрываются разные виды деятельности декабристов, в том числе рассматриваются мемуары в период сибирской каторги и ссылки.

В сборнике «Декабристы и Сибирь» рассматривается эволюция декабризма после 1825 года, отношение декабристов к Сибири, условия и характер занятий декабристов на каторге и поселении. Статья В.Г. Афанасьева подчеркивает значимость пребывания декабристов в Сибири. Автор пишет обо всем положительном, что привнесли ссыльные в жизнь Забайкальского края: «Чита за это время превратилась из глухой деревушки в значительное селение» [1, с. 110]. В своей работе автор приводит цитаты из записок, дневников и мемуаров ссыльных декабристов [1, с. 108—115]. В статье В.Г. Изгачева автор пытается рассказать обо всех женщинах, приехавших в Сибирь, за мужьями, братьями, женихами, сыновьями. Автор приводит цитаты из записок женщин, которые решились на такую сложную судьбу, уехав и потеряв всё, что имели. Автор опирается на большой объем литературы, посвященной ссылке декабристов, а также на дневники и мемуары современников [4, с. 132—143].

Л.Н. Пушкарев описывает в статье реакцию поэта Н.А. Некрасова и историка И.Г. Прыжова на подвиг женщин — декабристок. Некрасов смог написать свою поэму «Русские женщины» и осветить тему декабризма только после амнистии 1856 года, когда о ссыльных можно было упоминать в печати. Пушкарев пишет, что «…Некрасов так переосмыслил исторические источники, так раскрыл характеры своих героинь, что добился гармоничного слияния правды истории и художественного обобщения событий» [7, с. 222—230].

Э.А. Павлюченко в своей книге «В добровольном изгнании» рассказывает о сестрах и женах декабристов, последовавших за ними в Сибирь и разделивших их нелегкую участь. «Декабризм как социально-нравственное явление оказал глубокое влияние и на женщин, положил начало формированию новой женской личности» [5, с. 139]. Э.А. Павлюченко пишет о декабристках как об «олицетворении» этой женской личности. Пошедшие против царской воли, женщины тем самым бросили вызов и самой России. Их протестом как раз и стало «добровольное изгнание» в Сибирь. Автор пишет о нравственных, справедливых, честных, добрых женщинах, чья «активная духовная жизнь помогли им не просто выжить в условиях искусственной изоляции, но и сохранить большинству из них личность» [5, с. 53], заслужив к тому же уважительное отношение сибирских людей.

В другом исследовании «Женщины в русском освободительном движении» Э.А. Павлюченко сделала акцент на борьбу за равноправие женщин и мужчин, на изменение правового и социального положения женщин. Решение «женского вопроса» было бы невозможно без борьбы против социальной несправедливости, «поэтому женское движение стало важным фактором общественно — политической жизни страны» [6, с. 5]. Именно в этой работе Э.А. Павлюченко «даны портреты наиболее ярких представительниц женского движения в России, стремившихся к разрешению женского вопроса» [6, с. 8].

Две вышеописанные книги рассказывают про женщин, чья воля и мужество, любовь и умение сопереживать ближнему положили начало движению за получение равноправия и улучшения социального положения «слабого пола».

Работа под редакцией и с комментариями В.А. Федорова [2] чрезвычайно полезна для изучения движения декабристов в целом. В данную книгу включены воспоминания и отрывки из мемуаров и дневников, а также письма, содержащие информацию о декабристах.

Заметим, что в литературе, касающейся жен декабристов, акцент все-таки был сделан на самом подвиге отъезда вслед за мужьями в Сибирь, социальной и нравственной основе этого шага. В тоже время особенности пребывания женщин в политической ссылке рассматривались, как правило, в контексте жизни их мужей, а не как отдельное явление.

В данной работе предметом исследования является политическая ссылка в восприятии жены государственного преступника по воспоминаниям Марии Волконской. Хронологическими рамками работы является период пребывания декабристов и их жен в сибирской ссылке, а именно с 1826 по 1856 год.

Воспоминания княгини М. Волконской созданы в форме письма к старшему сыну Михаилу. В Записках княгиня объясняет, почему С.Г. Волконский (ее муж) пошел против царя и стал «государственным преступником», раскрывает благородство целей и идеалов своего мужа и его товарищей.

Впервые записки были опубликованы в 1904 году. Опубликовал их сын Марии Николаевны — Михаил через 40 лет после смерти матери. Он долго не решался опубликовать записки, поскольку считал, что их появление заставит власти подумать, что он разделяет политические убеждения своего отца, а Михаил не хотел терять свой пост сенатора.

В работе использовалась публикация записок в издании 1977 года [3]. Отъезд в Сибирь, пребывание в Иркутске, Чите и на Петровском заводе — эти события составляют основное содержание воспоминаний княгини Волконской. Важно отметить, что Волконская в дневнике воспроизводит текст официальных бумаг, которые подписывала каждая из жен, следовавшая за мужем в Сибирь.

Записки Волконской содержат много интересной и полезной информации о жизни и быте декабристов, с которыми она общалась повседневно.

Мария Николаевна Волконская родилась в семье Раевских, оставившей заметный след в русской истории. Отец Марии Николаевны Николай Николаевич Раевский — боевой генерал эпохи наполеоновских войн. Мать Марии Николаевны Софья Алексеевна приходилась внучкой М.В. Ломоносову. Ее отец А.А. Константинов, грек по происхождению, был библиотекарем Екатерины II. В семье Раевских было шестеро детей. Мария родилась в 1805 году. Свое детство она помнила как счастливую и безмятежную пору. Раевские дали своим детям отменное домашнее образование.

В 1820 году пятнадцатилетняя Мария познакомилась с А.С. Пушкиным, когда тот с семьей Раевских путешествовал по Кавказу. А через много лет Мария Николаевна напишет в своих «Записках»: «Во время этого путешествия, недалеко от Таганрога, я ехала в карете с сестрой Софьей, нашей англичанкой, русской няней и компаньонкой. Завидев море, мы приказали остановиться, вышли из кареты и всей гурьбой бросились любоваться морем. Оно было покрыто волнами и, не подозревая, что поэт шел за нами, я стала, для забавы, бегать за волной и вновь убегать от нее, когда она меня настигала…» раскрывает благородство целей и идеалов своего мужа и его товарищей [3, с. 26]. Мария Николаевна к этому эпизоду относит известную строфу первой главы «Евгения Онегина»:

Как я завидовал волнам,

Бегущим бурной чередою

С любовью лечь к ее ногам!

Как я желал тогда с волнами

Коснуться милых ног устами! [3, с. 26]

Образованная, красивая, музыкально одаренная девушка привлекала к себе внимание в обществе. К Марии Николаевне сватался граф Густав Олизар [5, с. 45], предводитель дворянства Киевской губернии, и получил отказ.

В 1824 году отец Марии познакомил ее с князем Волконским, героем Отечественной войны 1812 года. В январе 1825 года Мария Николаевна по настоянию родных выходит замуж за знатного и богатого князя Сергея Григорьевича Волконского, который был старше ее. Про этот факт Мария почти не упомянула в «Записках», сказав только, что Сергей Волконский «достойнейший и благороднейший из людей» [3, с. 15]. Также из дневника можно узнать, что Мария совсем недолго была с ним знакома, они провели всего три месяца в первый год их семейной жизни. Это произошло потому, что после свадьбы Мария заболела и была вынуждена ухать на лечение в Одессу, а ее супруг не получил отпуска и не смог сопровождать жену. В ноябре 1825 года, когда Мария находилась на последнем месяце беременности, муж отвез ее в имение Раевских. Сам он возвратился к месту службы, но был арестован и отправлен в Петербург. 

У Волконской были очень тяжелые роды: «Роды были очень тяжелы, без повивальной бабки (она приехала только на другой день); меня поместили в большом кресле, в котором я жестко промучилась без всякой медицинской помощи. Наш доктор был в отсутствии, находясь при больном в 15 верстах от нас; пришла какая-то крестьянка из нашей деревни, выдававшая себя за бабку, но не смела ко мне подойти и, став на колени в углу комнаты, молилась за меня. Наконец к утру приехал доктор, и я родила своего маленького Николая, с которым впоследствии мне было суждено расстаться навсегда» [3, с. 16—17]. Мария, только что родившая сына, долго не имела представления о произошедших событиях 1825 года и ничего не знала о роли своего мужа в этих событиях. Волконскую изолировали от жен других декабристов; на первое свидание с Сергеем Григорьевичем она пошла не одна, а в сопровождении родственника [5, с. 45]. Генерал Раевский, который в 1812 году, не колеблясь, бросался в огонь неприятеля, теперь не выдержал. «Я прокляну тебя, если ты не вернешься через год!» — прокричал он, сжав кулаки [5, с. 46]. Однако перед смертью Раевский, показывая на портрет дочери Марии, произнес: «Вот самая удивительная женщина, которую я знал!» [6, с. 14].

Решение Марии Волконской об отъезде в Сибирь было, по существу, первым проявлением ее незаурядного характера, считает Э.А. Павлюченко. Мария восстала не только против окружающих, но, прежде всего, против себя самой, своей дочерней покорности, женского послушания, привитого ей с детства [6, с. 14]. Сына взять с собой ей не разрешили, с отцом приходилось прощаться навсегда. В своем прощальном письме к родным княгиня писала: «Дорогая, обожаемая матушка, я отправляюсь сию минуту; ночь превосходная, дорога — чудесная... Сестры мои, нежные, хорошие, совершенные сестры, я счастлива, потому что довольна собой» [5, с. 45]. 

В Сибирь поехали за осужденными не все женщины. Не у всех хватило любви и мужества, а у кого-то просто возможностей. Как пишет Э.А. Павлюченко: «Тем большего уважения заслуживают преданные, самоотверженные и мужественные» [5, с. 53]. 

Известно, что Раевские были против того, чтобы Мария поехала за своим мужем Сергеем Волконским. Интересные подробности отъезда Марии содержатся в письме ее сестры — Екатерины Орловой Н.Н. Раевскому. Деньги, три тысячи рублей, которые Н.Н. Раевский выделил Марии на сборы и отъезд, она потратила почти полностью на покупку вещей и припасов для своего мужа, себе она купила только туфли, шубу и теплые сапоги [6, с. 16].

О своем отъезде Волконская написала так: «Я покидала Москву скрепя сердце, но, не падая духом; со мной были только человек и горничная, которая «по паспорту ходила» и оказалась очень ненадежной. Я ехала день и ночь, не останавливаясь и не обедая нигде; я просто пила чай там, где находила поставленный самовар; мне подавали в кибитку кусок хлеба, или что попало, или же стакан молока, и этим все ограничивалось» [3, с. 29—30].

Переселение жен к «политическим преступникам» запрещалось, разрешения приходилось долго добиваться. При выезде из Иркутска на восток женщин, в том числе и Марию Волконскую, не остановили и условия, подписанные всеми женами. В своем дневнике Мария цитирует текст: «Жена, следуя за своим мужем и продолжая с ним супружескую связь, сделается естественно причастной к его судьбе и потеряет прежнее звание, то есть будет уже признаваема не иначе, как женою ссыльнокаторжного, и с тем вместе принимает на себя переносить все, что такое состояние может иметь тягостного, ибо даже начальство не в состоянии будет защищать ее от ежечастных могущих быть оскорблений [3, с. 33—34]. Дети, рожденные в Сибири, поступали в сословие казенных заводских крестьян. Политическая ссылка начиналась именно с таких условий.

Мария пишет: «Приехав в Иркутск, главный город Восточной Сибири, я нашла его красивым, местность чрезвычайно живописною, реку великолепною, хотя она и была покрыта льдом» [3, с. 32]. В Иркутске гражданскому губернатору И.Б. Цейдлеру поручалось задерживать жен ссыльных, забирать у них деньги, драгоценные вещи, серебро [4, с. 133—136].

Мария Волконская прибыла в Иркутск в ночь на 21 января 1827 года. Цейдлер задержал Марию только на 8 дней, так как в Иркутск прибыла другая декабристка А. Муравьева. Мария пишет, что при встрече с Александрой Муравьевой они пили чай, смеялись и плакали [3, с. 35].

«Я переехала Байкал ночью при жесточайшем морозе: слеза замерзала в глазу, дыхание казалось леденело. В Верхнеудинске, небольшом уездном городке, я не нашла снега; почва там такая песчаная, что вбирает в себя весь снег; то же самое происходит и в Кяхте, в нашем пограничном городе, — холод там ужасный, но нет санного пути» [3, с. 35]. Мария остановилась в Кяхте у сосланного полковника Александра Муравьева. Жена и невестки полковника приняли ее очень благодушно, пригласили провести у них ночь; а на следующий день Волконская сменила свои кибитки на перекладные телеги и проехала на них 600 вёрст, страдая от тряски. Волконскую никто не предупредил, что станции содержались бурятами, рацион которых (сырая, сушёная и солёная говядина и кирпичный чай) был непривычен для европейцев. В Большом Нерчинском заводе, куда Мария прибыла 8 февраля она встретила Екатерину Трубецкую. Об этом радостном для нее известии Мария написала: «Свидание было для нас большой радостью; я была счастлива иметь подругу, с которой могла делиться мыслями; мы друг друга поддерживали…»[3, с. 36].

Формальности задержали ее на двое суток. Здесь ей пришлось подписать ещё более жёсткие условия, на которые она соглашалась, оставаясь рядом с мужем. Она отказывалась от защиты закона и не могла рассчитывать на защиту мужа [3, с. 36].

11 февраля 1827 года Волконская, сопровождаемая начальником Нерчинского завода Бурнашевым, прибыла в Благодатский рудник. Мария очень подробно описала тюрьму и местность вокруг нее: «Местоположение было бы красиво, если бы не вырубили, на 50 верст кругом, лесов из опасения, чтобы беглые каторжники в них не скрывались; даже кустарники были вырублены; зимою вид был унылый… Тюрьма находилась у подножья высокой горы; это была прежняя казарма, тесная, грязная, отвратительная. Трое солдат и унтер-офицер содержали внутренний караул; они никогда не сменялись. Впоследствии поставили 12 казаков при унтер-офицере для наружного караула [3, с. 37]. Мария пишет, что в тюрьме были две комнаты, разделенные большими, холодными сенями. Одна комната была занята беглыми каторжниками. Пойманных каторжников содержали в кандалах. Государственным преступникам предназначалась вторая комната. Вход в нее занимали солдаты и унтер-офицер, которые курили «отвратительный табак» и мало заботились о чистоте помещения. Вдоль стен комнаты находились сделанные из досок «конуры или клетки», предназначенные для заключенных. Чтобы попасть в эту «клетку», нужно было подняться на две ступени. Размеры этого помещения составляли три аршина в длину и два в ширину. Потолки были такие низкие, что стоять было нельзя. Волконский занимал одно помещение вместе с Трубецким и Оболенским. Поскольку кровать Оболенского в комнате не помещалась, он велел прикрепить доски над кроватью Трубецкого. Мария пишет, что эти «клетки» напоминали маленькие тюрьмы внутри большой тюрьмы [3, с. 37].

Мария поселилась вместе с Екатериной Трубецкой, хотя комната ее была так мала, что когда Волконская ложилась спать на полу, ее ноги упирались в дверь, а голова в окно. Денег у обеих не хватало. Основной рацион питания составляли каша и суп, ужин женщины вообще не могли себе позволить и обходились без него [3, с. 40].

Для декабристов, находящихся на руднике, был введен особо строгий режим. Надзиратель тюрьмы Рик запретил им обедать вместе, запирал после работы в отделениях без свечей. Декабристы на это ответили голодовкой. Рик послал доклад о том, что «государственные преступники в полном возмущении и хотят себя уморить голодом» [4, с. 138]. На разбирательство приехали Бурнашев и комендант Лепарский и заставили Волконскую и Трубецкую подписать еще один документ: «обязуюсь по моей чистой совести не искать свиданий с мужем никакими посторонними способами; не доставлять ему никаких вещей: денег, бумаги, чернил, карандашей без ведома г. коменданта [4, с. 138]. Запрещалось также принимать и передавать от мужа посторонним лицам вещи, письма, записки, любые бумаги. Собственные письма и бумаги можно было отправлять только через коменданта, также как и письма от родственников или посторонних, приходящие заключенному или его жене, должны были быть предъявлены коменданту [4, с. 138].

После посещения рудника Мария отправилась искать мужа и так описала первую встречу с ним в тюрьме: «В первую минуту я ничего не видела, так как там было темно; открыли маленькую дверцу налево, и я поднялась в отделение мужа. Сергей бросился ко мне; лязг его цепей поразил меня. Я не знала, что он был закован в кандалы. Подобное суровое наказание дало мне понять о всей силе его страданий. Вид его кандалов так взволновал и растрогал меня, что я бросилась перед ним на колени и поцеловала сначала его кандалы, а потом и его самого» [3, с. 38]. Присутствующий при этой сцене начальник рудников Бурнашев был изумлен происходящим, потому что уже привык относиться к политическим заключенным как к каторжникам.

Волконская упоминает, что в тюрьме, где содержались заключенные, были не самые лучшие санитарные условия: «на них напали клопы и в таком количестве, что Трубецкой натирал себя скипидаром, и то не помогало. Когда я возвращалась из тюрьмы, я вытрясала свое платье, так их на мне было много» [3, с. 49].

Более полугода провели Мария Волконская и Екатерина Трубецкая в Благодатском руднике. В сентябре 1827 года они переселяются в Читу, куда переводят их мужей. Здесь уже живут Александра Муравьева и Елизавета Нарышкина. Приехав в Читу, Мария Волконская и Екатерина Трубецкая поселились у Александры Муравьевой. Им сразу же показали тюрьмы: «…тюрем было три, вроде казарм, окруженных частоколами, высокими, как мачты. Одна тюрьма была довольно большая, другие очень маленькие» [3, с. 50].

Мария пишет, что работа декабристов в Чите отличалась от работы на Благодатском руднике, она была более легкой. Комендант придумал для заключенных в качестве работы чистку казенных хлевов и конюшен, подметание улиц и работу на ручных мельницах. Каждый заключенный должен был смолоть в день определенное количество муки [3, с. 52].

С мужем Волконская виделась по-прежнему два раза в неделю. Как и в Благодатском, в Чите Мария вела переписку за декабристов.

1 августа 1829 года пришла великая новость: пришло известие о повеление снять с заключенных кандалы. Волконская писала, что привыкла к звуку цепей и прислушивалась к нему с определенным удовольствием, потому что он уведомлял о приближении мужа [3, с. 58].

Тяжёлым ударом стала для Марии смерть её сына, известие о которой она получила в марте 1828 года. В 1829 году на Волконскую вновь обрушивается горе — умирает отец: «Я так мало этого ожидала, потрясение было до того сильно, что мне показалось, что небо на меня обрушилось…»[3, с. 58]. В 1830 году у Марии Николаевны родилась дочь, которая умерла через несколько часов.

В августе того же года декабристов переводят в острог в Петровском Заводе. Волконская стала добиваться разрешения «разделить заключение» с мужем. Бездетным женам разрешили жить в камерах мужей.

В августе из Читы заключенные были отправлены в Петровск двумя партиями. Жёны декабристов выехали в завод на повозках, переезд (около 700 вёрст) занял 50 дней. Декабристы и их жены жили в Петровском заводе пять — шесть лет. Условия жизни были тяжелее, чем в Читинском остроге. Камеры маленькие, без окон: «Подъезжая к Петровску, я увидела громадную тюрьму в форме подковы, под красною крышей. Она казалась мрачной: ни одного окна не выходило наружу; нас, значит, не обманули, сказав, что тюрьма была без окон» [3, с. 63]. Жёны декабристов вскоре обзавелись собственным жильём недалеко от тюрьмы, большей частью — на одной улице, которая стала называться Дамской. Мария Николаевна купила в Петровском заводе небольшой дом, находившийся в стороне от усадеб других женщин, довольно далеко от тюрьмы: «Я ходила туда переодеваться и брать ванну…» [3, с. 63]. По хозяйству ей помогала крестьянская девушка из имения Раевских Мария Мальнева, по своему желанию приехавшая в Сибирь. В конце сентября 1830 года жёны декабристов получили разрешение поселиться со своими мужьями: «Каждая из нас устроила свою тюрьму лучше; в нашем номере я обтянула стены шелковой материей (мои бывшие занавеси). У меня было пианино, шкаф с книгами, два диванчика, словом, почти что нарядно» [3, с. 63—64].

Мария характеризует и внерабочее время заключенных. Свободное время использовали для научных занятий, чтения, рисования. Н. Бестужев рисовал портреты своих товарищей, кроме того, он увлекался механикой, изготавливал кольца и часы. Каждая из жен имела кольцо, сделанное Н. Бестужевым из железа кандалов, которые носили их мужья. Торсон мастерил модели молотилок и мельниц; некоторые занимались столярным делом, делали рабочие столики и чайные ящички. Князь Одоевский писал стихи [3, с. 66].

В 1832 году Мария родила сына Михаила. Вспоминая это, Мария обращается к сыну в записках: «Я была твоей кормилицей, твоей нянькой и, частью, твоей учительницей, и, когда несколько лет спустя, Бог даровал мне Нелли, твою сестру, мое счастье было полное» [3, с. 64]. 24 июня 1835 года вышел указ об освобождении Волконского от заводской работы. В ожидании решения по месту поселения Волконскому было предписано жить в доме на Дамской улице. Перед отъездом Сергей Волконский обратился к Бенкендорфу с просьбой определить им место поселения рядом с доктором Вольфом, «чтобы можно было пользоваться его медицинской помощью». Волконские задержались в заводе на зиму: надо было продать дома, потом заболели дети, лишь в конце марта 1837 года они прибыли в Урик.

В Урике не нашлось подходящего дома для размещения всей семьи и, на то время, пока шло его строительство, Волконские поселились в Усть-Куде. Окрестности Усть-Куды понравились Марии Николаевне и она решила построить здесь небольшой летний домик, он был возведён и получил название «Камчатник». В «Камчатнике», в 8 верстах от Урика, Волконские проводили тёплое время года. Дом в Урике был готов к осени 1837 года. На содержание Марии Волконской из ее денег выдавалось 2000 рублей ассигнациями (в Петровском заводе выделяли 10 000) в год. Поскольку денежное содержание урезали, родные присылали Волконским сахар, чай, кофе, другую провизию и даже одежду [3, с. 69].

В 1845 году сыну Волконских Михаилу исполнилось двенадцать лет. По особому ходатайству ему было разрешено поступить в иркутскую гимназию, и Марии Николаевне позволили переехать в Иркутск. Спустя несколько месяцев Сергею Григорьевичу также дано право поселиться в Иркутске: «Я просила разрешения переехать в Иркутск, дабы сын мог пройти курс гимназического образования. Граф Орлов испросил на это разрешение, и я поселилась в городе. Мужу было дозволено посещать нас два раза в неделю, а несколько месяцев спустя и совсем туда переехать» [3, с. 73—74]. Из своего дома Мария Николаевна сделала центр общественной жизни города; она любила общество и развлечения. Домашний театр Волконских стал первым театром Иркутска.

«В год коронования императора Александра II нас всех вернули, но увы! из 121 члена Тайного общества осталось всего от 12 до 15 человек; остальные умерли или были убиты на Кавказе. Отец ваш, как вы знаете, по возвращении на родину, был принят радушно, а некоторыми — даже восторженно» — писала Мария Николаевна [3, с. 74].

Волконская, вернувшись в Москву, вскоре тяжело заболела, и получила разрешение ехать для лечения за границу. Позже разрешили выехать и ее мужу.

В 1863 году Мария умерла, ей было 58 лет. Волконский тяжело переживал смерть своей жены. Через два года умер и он, ему было 75 лет.

Обращаясь к историческому источнику, стало возможным выяснить, как проходила жизнь заключенных декабристов и их жен в сибирской ссылке. Воспоминания Марии Волконской показывают и это, вероятно, самое главное, что жены декабристов столкнулись в ссылке действительно с тяжелыми непривычными условиями существования, явно не соответствующими их предшествующему статусу. Вероятно, кроме самого подвига отъезда вслед за мужьями, способность влиться в существующий «ссыльный быт» и стойко перенести его оказалась вторым их подвигом. Условия жизни, периодические встречи с мужем, особый рацион питания, переезды на очень дальние расстояния не в самых комфортных условиях, — все это вынуждены были переживать женщины. Заметим, что Мария Волконская и другие жены находились в постоянном процессе переписки с властями, заявляя прошения и требования об улучшении прав и условий существования. Мария Волконская, как и ее соратницы, прожила как бы две жизни — до ссылки и после принятого решения отправиться вслед за мужем. С другой стороны, в записках Марии Волконской показана и другая сторона политической ссылки. Например, декабристы имели возможность жить на собственные деньги, приобретать и строить жилье, устраивать свой быт, получать посылки от родных и даже заниматься любимым делом (имели хобби) в свободное от работы время. Жизнь в политической ссылке была разной, проходило время и менялись условия существования.

Изучив записки Марии Николаевны Волконской, можно понять, что добровольное отправление в Сибирь было актом самоотверженности, выражением любви, преданности, долга и уважения к мужу.

Список литературы:

1. Афанасьев В.Г. Декабристы в Забайкалье // Декабристы и Сибирь: Сб. ст. / Отв. ред. А.Н. Копылов. — Новосибирск: Наука, Сиб. отд-ние, 1977. — с. 108—115.
2. Декабристы в воспоминаниях современников: Сб. ст. / Сост., общ. ред., вступ. ст. и коммент. В.А. Федорова. — М.: Изд-во МГУ, 1988. — 507 с.
3. Записки М.Н. Волконской. — М.: Молодая гвардия, 1977. — 96 .
4. Изгачев В.Г. Жены декабристов в Забайкалье // Декабристы и Сибирь: Сб. ст. / Отв. ред. А.Н. Копылов. — Новосибирск: Наука, Сиб. отд-ние, 1977. — с. 132—143.
5. Павлюченко Э.А. В добровольном изгнании. О женах и сестрах декабристов. — М.: Наука, 1986. — 157 с. 
6. Павлюченко Э.А. Женщины в русском освободительном движении: От М. Волконской до В. Фигнер. — М.: Мысль, 1988. — 269 с. 
7. Пушкарев Л.Н. Подвиг декабристок в освещении поэта и историка (Н.А. Некрасов и И.Г. Прыжков) // Декабристы и Сибирь: Сб. ст. / Отв. ред. А.Н. Копылов. — Новосибирск: Наука, Сиб. отд-ние, 1977. — с. 222—230.