Гений чистой красоты в романе Ф.М. Достоевского «Идиот»

Как мы знаем, Ф.М. Достоевский всю жизнь искал идеал красоты, пытаясь раскрыть его через различные женские образы в своих романах. Как правило, у Достоевского женские образы находят преломление через призму любовных отношений. Не обошел вниманием писатель и образ «чистой» красоты. В классическом толковании именно образ прекрасной Аглаи Епанчиной считается олицетворением чистоты и невинности. В данной статье мы рассмотрим феномен красоты и его преломление в образе Аглаи Епанчиной.

Известный литературовед Ю.М. Лотман выделял три стереотипа женских образов в русской культуре: 1) образ «нежно любящей женщины, жизнь чувства которой разбиты»; 2) «демонический характер, смело разрушающий все условности созданного мужчинами мира»; 3) «типический литературно-бытовой образ – женщина-героиня, особая черта – включенность в ситуацию противопоставления героизма женщины и духовной слабости мужчины» [3]. Можно с уверенностью сказать, что в творчестве Достоевского все эти типы представлены, но они не представлены в «чистом виде», все намного сложнее. Свойственная Достоевскому полифоничность проявляет себя во всем. В романе «Идиот» наше внимание в связи с этим привлек образ Аглаи Епанчиной, образ неоднозначный, многоуровневый, который разворачивается в пространстве романа постепенно. Ей свойственна искренность, вера в идеал и стремление изменить мир к лучшему, но в тоже время в ней есть эгоизм, гордость, сила и неудовлетворенность тем устройством общества, которое имеется в настоящее время. Аглая – это второй «образчик» красоты в романе и антипод Настасьи Филипповны. Младшая, двадцатилетняя дочь генерала Епанчина, самая красивая из сестер Епанчиных, по всей вероятности, недаром носит имя одной из граций. Аглая в переводе с греческого означает – сияющая [2].

О ней и ее сестрах мы читаем следующее: «они были только Епанчины, но по матери роду княжеского, с приданым не малым, с родителем, претендующим впоследствии, может быть, и на очень высокое место и, что тоже довольно важно, — все три были замечательно хороши собой <...> младшая была даже совсем красавица и начинала в свете обращать на себя большое внимание. Но и это было еще не все: все три отличались образованием, умом и талантами. <…> Никто не мог их упрекнуть в высокомерии и заносчивости, а между тем знали, что они горды и цену себе понимают. <...> Одним словом, про них говорилось чрезвычайно много похвального. <...> Бесспорной красавицей в семействе, как уже сказано было, была младшая, Аглая. <...> Будущий муж Аглаи должен был быть обладателем всех совершенств и успехов, не говоря уже о богатстве. Сестры даже положили между собой, и как-то без особенных лишних слов, о возможности, если надо, пожертвования с их стороны в пользу Аглаи: приданое для Аглаи предназначалось колоссальное и из ряду вон ...» [1, с. 276]. И еще автор с добродушной иронией добавляет: «Все три девицы Епанчины были барышни здоровые, цветущие, рослые, с удивительными плечами, с мощною грудью, с сильными, почти как у мужчин, руками, и конечно вследствие своей силы и здоровья, любили иногда хорошо покушать, чего вовсе не желали скрывать ...» [1, с. 274].

Как мы видим из описания Аглая, бесспорно была красавица в своей семье. Но о силе красоты Аглаи сам князь Мышкин не спешит говорить сразу, как бы подразумевая, что ее красота все еще в переходном, формирующемся состоянии. Тем самым автор нам как бы намекает, что характер Аглаи тоже весьма непрочен, зыбок и ломок как у подростка. Она ребенок – и этим объясняется неизвестность силы её красоты, её будущность. В то время как Настасья Филипповна сформировавшаяся личность с трагической судьбой и сильным своевольным характером. Аглая Епанчина – дитя, дочь генерала со всеми вытекающими отсюда последствиями, окруженная любящей семьей и почтительными знатными поклонниками, всё в этом домашнем мире вертится вокруг этого маленького идола. Князь Мышкин издали считает Аглаю «светом»; не знающая ее лично Настасья Филипповна пишет ей восторженные письма: «вы… совершенство», «вы невинны» (то есть лишены греха) [1, с. 379–380]. Один из поклонников восхищенно называет ее «божественной девушкой» [1, с. 482]. Однако в оценке матери Аглая – «злая», «самовольная», «фантастическая», «безумная», также говорит, что дочь – ее портрет, но «дура с умом, но без сердца» [1, с. 271–273], а для отца она – «хладнокровный бесенок» [1, с. 298].

Так же в Аглае мы видим один из путей разрешения проблемы женской эмансипации. Примечательно, что Ф.М. Достоевский придерживался тех же взглядов, что и Чернышевский, считая, что женщине необходима экономическая эмансипация, а так же получение ею равных прав с мужчиной на образование и труд. Аглая знакома с этим веяньем и пытается внешне соответствовать образу «современной девушки» - она хочет обрезать волосы, читает много «запрещенных» книг, много рассуждает об этой самой эмансипации, из-за чего происходит много ссор с матерью; прямо изъявляет желание князю Мышкиню сбежать из дома, а также говорит, что не замуж хочет, а в Рим и учиться в Париже, объясняя тем самым свой выбор в отношении князя, а заканчивает тем, что сбегает из дому с малоизвестным польским графом «с темною двусмысленною историей».

Это один из самых противоречивых образов романа. С одной стороны, Аглая добра, нежна, восприимчива, полна высоких побуждений. Это она рассмотрела в «бедном рыцаре» человека, способного спасти идеал. Именно она, больше чем другие, понимает величие души Мышкина и готова пойти за ним [4, с. 49]. Как отмечает А.П. Скафтымов: «Аглая Епанчина скомпонована по тем же двум полюсам: гордости и скрытой, таимой стихии живых, непосредственных «источников сердца» [5, с. 54]. Своеобразие в образ Аглаи проявляется в ее «детскости». Тем не менее, и в Аглае главная тема остается: и в ней боязнь за импонирующее преобладание не дает свободного проявления ее нежности, доброты и правды сердца» [5, с. 54–56]. С другой, несмотря на всю свою чистоту, некоторую детскость в ней нет цельности, всепонимания и способности к всепрощению. Ее самолюбие пагубно. От ее непосредственности недалеко до хамоватой ребячливости [4, с.49].

В характере Аглаи еще нет цельности. Все ее действия подчинены эмоциям, чувствам, которые больше всего похожи на бунт против общества. Но несмотря на такую бунтарскую направленность действий она все равно подчинена законам общества и действует согласно этим правилам, у нее еще нет глубинного понимания вещей. И это вполне объяснимо, ведь «счастье покупается страданием» по мысли писателя, а она не страдала еще, потому она играет со всеми «как дитя», маясь от своего вынужденного «безделия» и скуки. Избалованная вниманием, гордящаяся своей исключительностью, сознающая, что в жизни ее ожидает все самое лучшее: жених, богатство и высокое положение в обществе – не знает цену по-настоящему дорогим вещам. Но, к сожалению, несмотря на всю ее симпатию и даже любовь к Мышкину она не находит в себе силы перебороть внешние условности. Для нее внешние условности, «светское приличие» оказывается важнее его любви. За что она и получает заслуженную пощечину от матери.

В Аглае бушует эгоизм, потому что она «своеобразный домашний идол». И эгоизм Аглаи настолько велик, настолько могуч, что она не в силах с ним бороться. Более того, она этого не хочет, потому что слепа. Об этом нам красноречиво повествует эпизод с князем Мышкиным и Настасьей Филипповной. Чтобы уязвить соперницу, поставить ее в унизительную позицию проигравшей, Аглая тащит ослабленного после приступа князя за собой на эту мучительную для него встречу. Перед светским раутом она дает наставления князю о чем говорить и как себя вести, беспокоясь о своей репутации. Любит ли она по-настоящему?! Может быть. Но в любом случае, Аглая любит князя в той мере, на которую она способна.

Аглая – маленький тиран, который получая все больше и больше, забывает о благе других. Как и Настасье Филипповне, ей мешает проявить свои лучшие человеческие качества гордость, к которой присоединяются «амбиция и внутренняя зависимость от мнения других людей» [4, с. 49]. Поэтому финал истории Аглаи открытый, но он дает нам надежду и повод думать, что «образ чистой красоты» не потерян безвозвратно.