Соловьёв VS Конт: три фазиса развития?

Позитивизм, как новое направление в философии и методологии наук, стал распространяться в Англии и Германии во второй половине XIX века. Родоначальником позитивизма по праву считается Огюст Конт, ученик французского социолога Анри Сен-Симона. Свои мысли Конт опубликовал в шеститомном труде «Курс позитивной философии» (1830-1942) и в уточняющей работе 1844 года - «Дух позитивной философии» [1,9]. Русский философ Владимир Соловьёв откликнулся на новое направление и разобрал его в магистерской диссертации «Кризис западной философии (против позитивистов)» (1874), [14, т. 2. с. 5-138]. Главным своим принципом Соловьёв полагает синтез богословия, философии и науки, чем и обусловлено его неприятие программы позитивизма. Синтез рационального и мистического начал послужил основой философии всеединства, которую, вслед за Соловьёвым, развивали такие мыслители, как E.H. Трубецкой, С.Н.Булгаков, П.А. Флоренский, С.Л. Франк и Л.П. Карсавин [3]. Напротив, Огюст Конт, отрицая метафизику, за прогрессивную стадию развития человечества почитал только положительные науки, т. е. основанные исключительно на данных в опыте предметах и явлениях.

Конт безапелляционно выдвигает своё представление как универсальную мировую идеологию, что не могло не вызвать иронии Владимира Соловьёва. «Жизнь никогда не была бы умна, если б она не была многообразна», – пишет В. В.  Розанов. Расширять палитру мнений для развития и баланса общественных сил – вполне в духе современной ему русской мысли. «Даже величайшая мудрость, имей она только линейное измерение, двигайся все в одну сторону и по одному направлению, показалась бы в конце концов чем-то плоским и неинтересным» [13, c. 683]. Все мировые нестроения вызваны, якобы, только отсутствием единства в умах, которое Конт намеревается устранить. Проблема зла проходила болезненным нервом сквозь всю историю философии, начинания с Древней Греции. «Первые попытки метафизического обоснования зла содержатся в учениях Гераклита и Парменида. Продолжателем традиции элейской школы стал Платон. Философия Платона и неоплатоников оказала самое значительное влияние на христианскую мысль и на развитие концепции зла в средневековой философии» [4, c. 5]. Вопросами о природе зла занимали свой ум Сократ, Платон, Августин и Кант. К этой теме много обращались и российские философы, такие как П. Я. Чаадаев, И. В. Киреевский, С.Н. и E.H.Трубецкие, H. A. Бердяев, С. Л. Франк, Н. О. Лосский. Владимир Соловьёв, как и другие отечественные мыслители XIX века [6], видел корень зла в человеческой свободе, а не в умственном разделении. «Соблазны человеческой свободы могут привести к катастрофе» [11, c. 4]. Одностороннее, несколько примитивное разрешение вопроса позитивистами вызывает недоумение. Впрочем, основатель позитивизма предлагает целое общественно-политическое учение, не лишённое своеобразной утопичности. Конт предлагал свою модель устройства человечества, построенную на «безграничном альтруизме», с культом великих людей и «организацией общества, основанной на всеобщей и совершенной нравственной солидарности» [10, c. 83]. Характерно, что в своей картине мира Конт не обходится без религии. В книге «Система положительной политики» (1852), [2] он предлагает наделить духовными функциями власть, «действительно достойную руководить восстановлением мнений и обычаев, заменяя окончательно исчерпавший себя монотеизм» [цит. по: 10, c. 81].

По Конту, вся интеллектуальная деятельность людей прошла последовательно сквозь три метода – от фазы вымысла через абстракцию к позитивному мышлению. Сущность последнего этапа в том, что человечество «перестаёт искать начала и назначения мира»[цит. по: 14, т. 2, с. 124], что представляется французскому философу высшим достижением. Все явления подчиняются общим законам, которые, оттачиваясь, будут становиться более общими и универсальными. В этом убеждении – вся положительная философия и условие прогресса человечества.

Полемизируя с Контом, Соловьёв ставит под вопрос мнение о том, что наше сознание отражает только мир внешних явлений. Он предполагает, что наше сознание гораздо шире: оставить в нём лишь то, что могут исследовать основанные на опыте позитивные науки, значило бы сильно его ограничить.  Можно ли свести всё содержание сознания только к фактам?

Обращаясь к главному положению позитивизма, Соловьёв анализирует позитивистское представление о религии и философии, а также их историческое соотношение. Придерживаясь эволюционистской концепции в истории религии, Конт сводит все её функции к гносеологической. Соловьёв находит здесь противоречие сведениям из мифологии и языкознания своего времени. К слову, современные исследователи выделяют регулятивную, коммуникативную, культурообразующую и культуротранслирующую, компенсаторную и другие функции религии [7]. Буддизм и брахманизм и вовсе разбивают позитивистскую позицию.

Говоря о метафизике, Соловьёв опровергает мысль Конта о том, что своей способностью активно действовать абстрактные сущности обязаны только влиянию теологии. Он указывает на неосведомлённость Конта в области философии. В исследовательской литературе описана позиция Соловьёва по вопросу универсалий. В средневековом споре мыслитель поддерживает обе стороны и предлагает различать термины «понятия» и «идеи». По его мнению, первые не могут существовать самостоятельно, в отличие от вторых [8, c. 49]. Таким образом, Соловьёв не был номиналистом, но гипостазирование отвлечённых категорий он считал ошибкой, недостатком всей западной философии [14, т.2, с. 132].

Смена религиозной и философской стадии как глобальных фаз в истории человечества представляется мыслителю некорректной, поскольку философия всегда была элитарной, а религия – массовой. Также это преемство кажется Соловьёву крайне невозможным ввиду того, что у религии, философии и науки разный предмет: «ибо наука имеет дело с явлениями, с миром видимости, тогда как религия и метафизическая философия, оставляя видимость внешних форм и отношений, полагают своей задачей теоретическое и практическое познание того, что подлинно есть…» [14, т.2, с. 133].

Возможность преемственности между религией и наукой, в смысле последовательной смены этих «фазисов», для Соловьёва столь же сомнительна. Так, убеждение, что мир в принципе познаваем, что его можно описать некоторыми, доступными нашему разуму законами, основано на религиозном представлении о целесообразном устроении мира (пятое доказательство Фомы Аквинского). В Средневековье человек долго впитывал идею Божественного замысла, с которой не расстался и в Новое время. Набирающий популярность деизм неизменно подчёркивал продуманность и красоту «часового механизма». Конт же предложил науке изучать только устройство механизма, не задумываясь о том, кто его завёл. Между тем, без идеи о существовании замысла была бы невозможна наука, как рациональная форма познания мира. В этом смысле философ и теоретик культуры Умберто Эко более последователен. «Замысла не было», – говорит он устами своего персонажа [15, c. 624]. Вильгельм, главный герой его постмодернистского романа, перестал видеть связи между знаками, по которым можно было бы ориентироваться в мире. Признав, что нет ни Бога, ни порядка, он вопрошает: «как бы мог ученый продолжать делиться своими познаниями…?» [15, c. 634].

Идея наличия некоторого смысла и логики в явлениях окружающего мира сама по себе не рассматривается наукой, а принимается как бы априорно. О значении таких априорных представлений в науке сообщают сами учёные. Математик и философ Норберт Винер пишет: «Без веры, что природа подчиняется законам…, не может быть никакой науки» [5, c. 195]. По словам немецкого физика-теоретика Макса Планка, точное естествознание учит, что «во всех областях природы… господствует определенная закономерность, независимая от существования мыслящего человечества, но тем не менее в той мере, в какой она вообще поддается восприятию нашими органами чувств... Она представляет разумность мироустройства, которой подчиняются природа и человечество» [12, c. 35]. Религия и наука, таким образом, «не противоречат друг другу в утверждениях, что, во-первых, существует разумный миропорядок, независимый от человека, и, во-вторых, что сущность этого миропорядка нельзя непосредственно наблюдать, а можно лишь косвенно познать или предположить его наличие» [12, c. 35].

Подобные размышления свидетельствуют, что наука не может заменить собой религию и метафизику, которые, в некотором роде, служат её почвой. Эта идея вполне в духе русской религиозной философии, ярким представителем которой был Владимир Соловьёв. 

Напротив, Конт затрагивает религию и метафизику лишь в их применении к объяснению мира чувственно воспринимаемых явлений, а собственное содержание этих сфер и их действительное и главное назначение игнорируется им. Поэтому, заключает русский философ, «закон трёх фазисов имеет значение только для развития естественных наук» [14, т.2, с. 135].