К вопросу о статусе причастий в разноструктурных языках

To the question of adjective status in the languages of different structure: Russian, Lezginian and German

Shamilova Zaira

Applicant, Dagestan Scientific Centre RAN, Russia, Republic of Dagestan, Makhachkala

Аннотация. В данной статье автор рассматривает точки зрения отечественных и зарубежных языковедов по вопросу статуса причастий в разноструктурных языках. Было определено, что первоначально причастие рассматривалось как самостоятельная часть речи, позже лингвисты стали определять его как неличную форму глагола, с одной стороны, и как имя, с другой. Вопрос о частеречной принадлежности причастия все еще не определен однозначно, но большинство исследователей выделяют причастие в самостоятельную форму глагола с признаками прилагательного.

Abstract. In this article the author reveals different points of view of our country’s and foreign linguists regarding the status of the participles in languages with different structure. It was determined that first participles were regarded as a separate part of speech; later linguists determined them as non-finite verb forms, on one hand, and as a noun. The status of participles yet has not been determined. Still the majority of linguists define participles as a separate verb form with adjective indications.

Ключевые слова: причастие; разноструктурные языки; глагол; прилагательное; самостоятельная часть речи; неличная форма глагола; статус.

Keywords: participle; languages with different structure; verb; adjective; a separate part of speech; non-finite verb form; status.

В связи с тем, что нет единого мнения среди языковедов касательно семантико-грамматического статуса причастия, всё больше языковедов склоняют причастие к формам глагола.

В качестве самостоятельной части речи впервые причастие было выделено в трудах Аристарха Самофракийского, Дионисия Фракийского, позднее же в работах М. В. Ломоносова. В первой половине XIX века А.Х. Востоков начал рассматривать причастие в составе прилагательного [ЛЭС 1990: 252].

Интересным кажется замечание О. С. Ахмановой по данному вопросу: “именная форма глагола, грамматически изменяющаяся (в русском языке) подобно именам прилагательным и обозначающая действие (состояние, процесс), приписываемое лицу или предмету как их признак (свойство), проявляющийся во времени” [Ахманова 2007: 576]. У С.Е. Никитиной мы находим: “Склоняемая глагольная форма”, “Именная форма глагола прилагательное” [Никитина 1978: 144]. А. Мейе замечает следующее: “Именные формы от глагольных основ”, “прилагательное” [Мейе 1938: 168, 336]. У Барроу: “Именные формы” [Барроу 1976: 342].

Для определения морфологического статуса причастий мы считаем необходимым обратиться к истории причастий. Рассмотрим для этого индоевропейский праязык.

А. Мейе замечает по этому поводу, что «в индоевропейском языке четко противопоставлялись имя и глагол, а между ними были имена с глагольной основой» [Мейе 1938]. Под именами с глагольной формой понимаются, согласно А. Мейе, причастия.

А. Х. Востоков, один из русских основателей сравнительно- исторического языкознания, включил причастие в систему имени прилагательного, которому в его классификации впервые в русской лингвистике был дан статус самостоятельной части речи.

Изучая вопрос о статусе причастий в русском языке, К. М. Роева отмечает, что «в данном языке в причастии сохраняются основные семантические признаки глагольности, то есть вид, время и залог, со стороны же имен при­лагательных присоединяются сюда формы согласования в роде, числе и падеже» [Роева 2007].

Если обратиться к дагестанским языкам, в частности, лезгинскому, то здесь следует отметить, что вопрос об определении статуса причастий долгое время стоял очень остро. Отечественными исследователями лезгинского языка (М. Е. Алексеев, Р. И. Гайдаров, К. Р. Керимов, Н. Ш. Абдулмуталибов) было предпринято множество попыток включения или же невключения причастий лезгинского языка в отдельную часть речи. Однако последние исследования по данному вопросу, проведенные известным языковедом К. Р. Керимовым, доказывают, что «лезгинские глагольные формы, употребляемые в функциях причастий, не являются адъективами в полном смысле слова. Данное предположение находит подтверждение в том, что данные формы, рассматриваемые как причастия, не нуждались в праязыковые периоды и не нуждаются в современном языке в адъективации специальными морфологическими средствами для того, чтобы выступать в роли качественно-действенных определений» [Керимов 2002: 95].

Обратимся к рассмотрению данного вопроса в немецком языке. В данном языке исследуемый вопрос также не нашел единства. Известно, что на протяжении многих лет существовала проблема определения статуса причастий в системе частей речи. Здесь стоит отметить, что большинство авторов немецких грамматик определяют причастие рассматриваемого языка как нефинитную форму класса «Глагол» (Г. Пауль, В. Вильманс, О. Бехагель, В. Юнг, Г. Хельбиг, Й. Буша, В.Г. Адмони, В.Е. Кульбацкая и др.).

Причастия определяются как составная часть класса «глагол». Это те авторы грамматик (Айзенберг, Москальская, Шендельс и др.), которые опираются на присущую причастиям немецкого языка грамматическую семантику: выражение ими видовых и залоговых значений, временных отношений, на наличие совпадающих с мотивирующими глаголами синтаксических связей (валентности).

С другой стороны, причастия рассматриваются как составная часть класса «Прилагательные». Приверженцы этой точки зрения (Зюттерлин, Хайзе) полагают, что наличие у причастий некоторых общих с прилагательными синтаксических и морфологических, а также словообразовательных характеристик лежит в основе данной позиции. В частности, они ссылаются на: употребление причастий в атрибутивной, адвербиальной и предикативной функциях, изменение по родам, числам, падежам, по степеням сравнения, способность образования различных отпричастных образований.

Итак, мы видим, что причастие возникает как звено, связующее имя и глагол. Можно предположить, что причастие есть выражение связи свойств (прилагательное) конечного (существительное), с его движением / изменением / развитием (глагол) в пространстве – времени.

Таким образом, существуют различные точки зрения на проблему частеречной принадлежности причастия. Большинство исследователей выделя­ют причастие в отдельную (самостоятельную) неличную форму глагола, со­единяющую черты глагола и прилагательного. Основанием для этого являет­ся наличие собственной парадигмы и грамматических категорий (залога, вида и временной отнесенности, а в русском языке - к грамматическим категориям глагола добавляются грамматические категории имени: склонение по числам, лицам, падежам) [Роева 2007]. Иными словами, потенциал функционирования причастия предположительно может принадлежать диапазону глагола и прилагательного, не исключая возможность их комбинирования.