МЕТАФОРА И ЖЕНСКОЕ НАЧАЛО (НА ПРИМЕРЕ ПРОИЗВЕДЕНИЯ Л. УЛИЦКОЙ «МЕДЕЯ И ЕЕ ДЕТИ»)

METAPHOR AND THE FEMININE (ON THE EXAMPLE OF L. ULITSKAYA'S WORK "MEDEA AND HER СHILDREN")

Yusra Akram Al Abdali

Lecturer, Baghdad University, Iraq, Baghdad

Аннотация. В статье рассматриваются метафоры как одно из основополагающих средств, использованных Л. Улицкой при написании семейной хроники «Медея и ее дети» (1996 год создания), для формирования образов героинь – представительниц ярко выраженного в произведении женского начала. Автором статьи описаны результаты очередного этапа исследований, связанных с творчеством Людмилы Евгеньевны Улицкой как представителя современной российской прозы.

Abstract. The article considers metaphors as one of the fundamental means used by L. Ulitskaya when writing the family chronicle "Medea and her Children" (1996), for the formation of images of heroines - representatives of the pronounced feminine principle in the work. Here I describe the results of the next stage of research related to the work of Lyudmila Evgenievna Ulitskaya as a representative of modern Russian prose.

Ключевые слова: метафоры; семейная хроника; женское начало; ассоциативные связи; канва произведения

Keywords: metaphors; family chronicle; feminine; associative connections; canvas of the work

Как известно, изучению метафор посвящено достаточное количество работ ученых-лингвистов, среди которых хотелось бы отметить труды А.В. Телия [17], Н.Д. Арутюновой [1, 2], Дж. Лакофф [11], М. Джон [11], Г.Н. Скляревской [16], Ли Янь[12], И.В. Толчина [18], Е.Ю. Воякиной [6], И.А. Илюхиной [7], Л.В. Калашниковой [8, 9, 10], Т.Е. Чердынцевой [20], Л.В. Надеиной [13], А.Н. Баранова [4], Э.В Будаева [3], А.П. Чудинова [3], В.Ю. Варзановой [5], Т.В. Хрущевой [5], Е.В Поляковой [15]и др.

Объектом исследования в данной статье являются метафоры как способ формирования женских образов семейной хроники Л. Улицкой «Медея и ее дети»; предметом исследования – специфика их тематической разнонаправленности в воплощении героинь. Научная новизна материала состоит в том, что изучение метафорического пласта, используемого автором для формирования женских образов произведения, проводится на материале семейной хроники «Медея и ее дети» Л. Улицкой.  

«…Исследование писателями семейной темы выливается в создание особого типа романной прозы – семейной хроники, отличительной особенностью которой является движение (смена) поколений в контексте эпох» [14, с. 25]. По мнению Никольского Е. В., жанр семейной хроники охватывает жизнь 2-4 поколений, и «занимает значительный период в истории общества, что формирует еще одну специфичную черту жанра – соотношение истории страны с историей семьи»  [14, с. 26].

«Медея и ее дети» Л. Улицкой полностью вписывается в классическую схему жанра семейной хроники – отражена событийная составляющая во временном периоде жизни 5 поколений (дед Медеи, родители Медеи, поколение Медеи, ее братьев и сестер, внучатые племянники Медеи, их дети), жизненные перипетии героев представлены в разрезе соответствующих исторических эпох, семейная история перекликается с событиями в жизни общества.

В филологии к понятию метафоры относят  «троп или фигуру речи, состоящую в употреблении слова, обозначающего некоторый класс объектов (предметов, лиц, явлений, действий или признаков), для обозначения другого, сходного с данным, класса объектов или единичного объекта….» [21].

Выделяются следующие типы языковых метафор:

- образная метафора (следствие перехода идентифицирующего (многопризнакового, описательного) значения в предикатное (характеризующее)) - служит развитию синонимических средств языка [21];

- номинативная метафора (перенос названия) – замена одного описательного значения другим, служит источником омонимии [21];

- когнитивная (концептуальная) метафора (возникает в результате сдвига в сочетаемости предикатных (признаковых слов) (прилагательных и глаголов), создает полисемию [11];

- генерализующая метафора (конечный результат когнитивной метафоры), стирает в значении слова границы между логическими порядками и создает предикаты более общего значения [1].

Малоизученность тропов и фигур, с помощью которых формируются образы героев русскоязычных произведений современного периода и важность их изучения в динамике смыслового развития для анализа общего состояния русского языка на современном этапе и определяют актуальность исследования.

Основная цель работы - рассмотрение метафор, использованных автором для формирования женских образов семейной хроники.

Данная цель предполагает решение следующих задач:

- рассмотрение метафор, выявленных в процессе работы над женскими образами семейной хроники «Медея и ее дети» Л.Улицкой;

- распределение лексических единиц романа, формирующих данный троп, по тематическим группам в соответствии с женскими образами хроники;

- определение типов метафор, с помощью которых формируются женские образы романа;

- анализ отобранных метафор с точки зрения канвы произведения в целом.

Название семейной хроники говорит само за себя – основой рода Синопли на описываемом автором жизненном этапе является бездетная вдова Медея, хранительница семейных традиций клана, который отличался обилием потомков и особой силой крови и генов предка-грека Харлампия: «…кровь его оказалась сильной, не растворялась в других потоках, и те из его потомков, которых не перемолотило кровожадное время, унаследовали от него и крепость натуры, и талант, а всем известная его жадность в мужской линии проявлялась большой энергией и страстью к строительству, а у женщин, как у Медеи, оборачивалась бережливостью, повышенным вниманием к вещи и изворотливой практичностью» [19, с. 9].

На данном этапе развития семейной истории клана краеугольным камнем являются женщины, которые поддерживают семейный очаг в незатухающем виде. Образ каждой из них выстраивается автором с помощью разных выразительных языковых средств, в том числе - и посредством метафор, что отражает несомненную индивидуальность героинь.

Первая группа метафор, отобранных нами методом сплошной выборки, связана с образом главной героини Медеи. К ней нами были отнесены следующие метафоры: храня верность образу вдовы в черных одеждах, который очень ей пришелся; смягчилась до легкого белого крапа или мелкого горошка; черная шаль не по-русски и не по-деревенски обвивала ее голову и была завязана двумя длинными узлами, один из которых лежал на правом виске; длинный конец шали мелкими античными складками свешивался на плечи и прикрывал морщинистую шею; когда она в белом хирургическом халате с застежкой сзади сидела в крашеной раме регистратурного окна поселковой больнички, то выглядела словно какой-то не написанный Гойей портрет; своими подошвами она чувствовала благосклонность этих мест (о крымской земле). В данном случае преобладают образные метафоры.

Хотелось бы отметить, что в семейной саге с образом Медеи неразрывно связаны религиозные мотивы - Медея живет с христианской верой в душе, что во многом определенным образом выстраивает ее жизнь: «Мне, по моему невеликому уму и самовольному характеру… церковная дисциплина нужна, как больному лекарство… Традиционное христианское решение вопросов жизни, смерти, добра и зла меня удовлетворят» [19, с. 252]. Она искренне считает религию основой своей жизни: «Медея воспринимала церковную жизнь как единственную для себя возможную» [19, с. 252], и все, что происходит в жизни людей, Медея объясняет отсутствием веры. Например, приступы депрессии своей подруги Еленочки она объясняет ее «отпадением от церкви» [19, с. 251]. Но в то же время Медея считает, что Леночка исповедует особую религию служения людям, что также является проявлением христианских добродетелей, только не через церковные обряды, а через опеку нуждающимся.  

Медея одарена от природы житейской мудростью, все происходящее в жизни она воспринимает не с позиции «за что?», а с позиции «для чего?», ее любимым выражением, связанным с восприятием личности, является «Ум покрывает любой недостаток» [19, с. 270].

Особым для Медеи человеком является подруга, Еленочка, Елена Степанян, к которой у Медеи на всю жизнь сохранилось глубокое чувство душевной близости и которая как бы отражает в своем образе многие черты характера образа Медеи как главной героини семейной хроники. Медея делится с Еленочкой своим сокровенным – в письмах. И общение это происходит на протяжении всей их истории дружбы в основном в переписке, что совершенно никак не влияет на душевную привязанность друг к другу.

Особую группу метафор, неразрывно связанных с образом Медеи, представляют собой метафоры, характеризующие окружающее пространство Медеи – Крым, который часто воспринимается ею как живое существо: «Для местных жителей Медея Мендес давно уже была частью пейзажа» [19, с. 6]. Она очень тонко чувствует окружающий пейзаж, знает о нем все: «Вся округа, ближняя и дальняя, была известна ей, как содержимое собственного буфета» [19, с. 7]. Так, нами в процессе сплошной выборки были отмечены следующие метафоры из этой группы: зеленая одежда (о природном покрове земли); заросли горной мяты спускаются, вымирает барабарис, цикорий идет в подземное наступление, корневища его душат цветы (о том, как меняется со временем наполненность холмов разнотравьем); крымская земля всегда была щедра к Медее, дарила ей свои редкости; своими подошвами она чувствовала благосклонность этих мест; на взлобке холма дымился розово-лиловый тамариск; солнце пробило блестящую дымку; далекий лоскут моря, складчатая долина с бороздой давно ушедшей реки; дорога вилась большим полукольцом, проходила мимо распадка, откуда бросалась вниз трудной тропой; жили своей подземной жизнью военные объекты; горка на которой устроилась когда-то татарская деревушка; в этом месте ландшафт отказывался от обязательного следования оптическим законам и раскидывался выпукло, обширно, держась на последней грани перехода плоского  в объем и соединяя чудесным образом прямую и обратную перспективу; блеклые столовые горы в мелких лишайниках пасущихся отар; проплешины старых обвалов; жилища умерших камней на самых вершинах; каменная корка гор плавает в синей чаше моря, огромное кольцо гор хранит в себе продолговатую каплю Черного моря; плавное движение гор, ритмичные вздохи моря, протекание облаков; речка ушла, но во время таяния снегов она оживала тонким ручейком мутных талых вод; картины художника Богаевского отталкивались от этих скальных причуд; тропа опасливо отрывалась от скалы и разбегалась на несколько извилистых, бегущих к морю; бухточки довольно глубоко врезались в берег; относительная вечность, которая мягко плескалась у самых ног (о море). В данном случае преобладают образные метафоры.

Хотелось бы отметить еще один образ, посредством которого автором раскрывается образ Медеи – ее муж. У них был брак из тех, что заключаются на основе общих интересов и общих взглядов на жизнь, брак скорее головной, чем страстный. На момент знакомства читателей с Медей она уже вдова: «Вдовство длилось уже гораздо дольше брака, а отношения с покойным мужем были по-прежнему прекрасными и даже с годами улучшались» [19, с. 61], несмотря на случайно открывшийся через год факт его измены с родной сестрой Медеи.

Следующая группа метафор, отмеченных нами при построении женских образов семейной хроники, связана с младшей сестрой Медеи Александрой, или Сандрочкой, как называла ее Медея. Так, в ходе анализа были выявлены следующие метафоры: от природы легкомысленная, но вовсе не дурочка, раздувала эту простительную слабость, как воздушный шар, и казалось вот-вот улетит куда угодно и невесть зачем; с ржавчиной в волосах (проявление знаменитой рыжести династии); рассказывала Медее о своей жизни…, оставляя в закрытых наглухо скобках свою бурную личную жизнь; ловит свои жемчужины в любой воде и собирает медок со всех цветов (мнение Медеи о бурной личной жизни сестры); мелькала локтями и длинными голенями; всегда легкая на любовь; огонь ее волос; у Сандрочки все в прекрасной простоте соединялось.  В данном случае преобладают образные метафоры.

Сандрочка очень легкомысленна от природы, в отличие от сестры живет страстями, принимает от жизни все, большая любительница блеска житейской мишуры, радости во всех проявлениях, постоянно ищущая мужского внимания. Бесчисленное количество романов («были у нее разные блестящие связи» [19, с. 153]), несколько браков не оставили в душе Сандры каких-то сложных переживаний - отношения уходили сами собой, браки «заминались» [19, с. 153]. После пятидесяти, когда женская прелесть Александры начала увядать, в ее жизни появился последний брак – с обычным краснодеревщиком, без привычного с молодости блеска, простым, но очень надежным мужчиной, потому как она «устала от безмужья» [19, с. 159]. Любимая младшая сестра Медеи Сандрочка, которой та заменила мать, по своей легкомысленности позволила себе любовную интригу с мужем Медеи и родила от Самуила дочку, Нику. История измены нашла свое повторение в следующем поколении, и закончилась она очень трагично.                

Ника – младшая дочь Александры, плод запретной любви. С ее рождением связана семейная тайна, которая стала яблоком раздора между Медей и Александрой на долгий период времени. Ника рано повзрослела, с  ранних лет пользовалась успехом у мужчин, с молчаливого одобрения матери отдавалась страсти во всех ее проявлениях: «Обеими руками гребла к себе Ника удовольствия, большие и малые, а горькие ягодки и мелкие камушки легко сплевывала, не придавая им большого значения» [19, с. 185]. 

С образом Ники связаны следующие метафоры: стайка мелких прыщиков в середине лба (о раннем взрослении в Нике женственности и чувственности); обольщение – потребность ее души, пища, близкая к духовной; не было у нее выше минуты, чем та, когда она разворачивала к себе мужчину, пробивалась через обыкновенную, свойственную мужчинам озабоченность собственной, в глубине протекающей жизнью; расставляла маленькие приманки, силки, протягивала яркие ниточки к себе. В данном случае преобладают образные метафоры.

Нами при анализе описательной структуры женских образов также была отмечена группа метафор, связанных с образом Маши, внучки Сандры: :холод шел по ее костям через черно-белые зубья ненавистной клавиатуры (игра на пианино под неусыпным взором больной психически бабки); тонкий слух к мистике, чувство к миру и художественное воображение; слова, строчки одолевали ее, и она едва успевала закрепить их в памяти (после любовной встречи с Бутоновым); (Бутонов) заполнял собой все Машино тело вместе с душой; незаконченные строчки появлялись в пузыристом пространстве, поворачивались боком и уплывали, мелькнув неровным хвостом (о самовыражении духовности Маши как поэта после любовных встреч с Бутоновым); с тонкими руками, которые жили в воздухе рядом с ее стриженой головой независимой и несколько нелепой жизнью; холодные косточки пальцев; огромная улыбка еле помещалась на узком лице; два перевернутых полумесяца темных веснушек выступили от скул к носу; сугубая теснота ее детского тела; спала дырявым заячьим сном, полным звуками, строками, тревожными образами (после возвращения из Крыма). В данном случае преобладают образные метафоры.

Жизнь Маши – трагическое стечение обстоятельств: ранее сиротство, детство в доме безумной бабки по материнской линии. Маша – тонко чувствующий поэт с открытым сердцем и двояким ощущением от жизни. С одной стороны, она отдает себя своей семье, мужу, талантливому медику, человеку безусловного интеллекта, сыну. Их семья строится на основе  духовной близости, дружбы, интеллектуального и духовного базиса («Близость их была столь редкой и полной, выявлялась она и в общности вкусов, и в строе речи, и в тональности юмора» [19, с. 289]). С другой стороны, Маша испытывает страсть к красивому мужчине психотипа нарцисса, и это чувство как первобытная эмоция приводит Машу к безумию с трагическим завершением безвыходной ситуации. 

В жизни Маши Ника занимала особое место – при родственном положении тетки она была скорее самой близкой подругой: «В Машиной жизни Ника занимала огромное и трудноопределимое место: была любимой подругой, старшей сестрой, во всем лучшей, во всем идеальной…» [19, с. 184].   Причиной разлада между Никой и Машей стал Валерий Бутонов, с  появлением которого в жизни тетки Ники и племянницы Маши в качестве одновременного любовника в семью пришло несчастье – к Маше вернулась старая душевная болезнь, и, как следствие, она вышла из окна. Необыкновенно привлекательный внешне, он совершенно не развит эмоционально и духовно. И именно это привлекает Нику – он нравится ей исключительно как самец, связь их легко образуется (Ника хочет быть в тонусе и получить положительные эмоции – и это все), легко проходит и легко завершается, то для Маши она становится фатальной. Привыкшая к жизни с мужем, которая строилась на основе интеллекта и равенства («Брак Маши и Алика совершался в беседах» [19, с. 287]), Маша пытается соединить в связи с Бутоновым страсть и духовную составляющую, что проецирует в стихах, которые читает Бутонову. Он же  воспринимает это как совершенно не нужное, лишнее для общения. В результате тонкая душевная организация Маши не выдерживает, психика ломается, что приводит к ее безумию и смерти.  

На основании вышесказанного были сделаны следующие выводы:

- метафоры являются одним из основных способов формирования женских образов семейной хроники Л. Улицкой «Медея и ее дети»;

- в ходе анализа метафоры, связанные с образами героинь, выстраиваются в общую хронологическую канву семейной саги и формируют прослойки поколений: Медея и Сандрочка как представители предыдущего поколения, Ника и Маша как представители следующего поколения;

- метафоры, связанные с женскими образами семейной хроники, относятся к образному типу языковых метафор.