ВОПЛОЩЕНИЕ ИДЕАЛА «ВПОЛНЕ ПРЕКРАСНОГО ЧЕЛОВЕКА» В ТВОРЧЕСТВЕ Ф. М. ДОСТОЕВСКОГО (НА МАТЕРИАЛЕ РОМАНА «ИДИОТ»)

THE EMBODIMENT OF THE IDEAL OF A "COMPLETELY BEAUTIFUL PERSON" IN THE WORKS OF F. M. DOSTOEVSKY (BASED ON THE NOVEL "IDIOT")

Zhanna Dolzhikova

Master's student of 1 year of study, North Caucasus Federal University, Russia, Stavropol

Аннотация. В данной статье рассматривается концепция личности Ф.М. Достоевского и особенности воплощения идеала «вполне прекрасного человека» в романе «Идиот».

Abstract. This article examines the concept of the personality of F.M. Dostoevsky and the features of the embodiment of the ideal of a "completely beautiful person" in the novel "Idiot".

Ключевые слова: Антропология; Ф.М. Достоевский; Христос; князь Мышкин; идеал; вполне прекрасный человек.

Keywords: Anthropology; F.M. Dostoevsky; Christ; Prince Myshkin; ideal; quite a wonderful person.

Повышенный интерес к личностной проблематике у Достоевского не объясняется только какими-то специфическими особенностями его творческой индивидуальности. Он был вызван объективными факторами, кризисным состоянием отношений личного и общественного в России середины века и совпадал с характерными для капитализирующейся пореформенной России процессами общественного сознания. 

Концепция человека у Достоевского складывалась под влиянием антропологических идей фурьеризма. Антропологизм в 40—60-х годах в русской философской и эстетической мысли был довольно заметным явлением. Представление о счастье человечества, которое может быть осуществлено путем преодоления отчуждения как раздвоения личности, преодоления противоречия между личным и общественным, стояло в философии Достоевского рядом с убеждением, что достижение такого общественного идеала, как и вообще всякий общественный прогресс, может быть осуществлено только через человеческую душу.

Достоевский решительно не принимал абсолютизацию среды, свойственную вульгарному материализму. Не без основания он считал такую теорию социально опасной, так как с ее помощью легко можно было оправдать и объяснить любое преступление против нравственности.

Задумав в 1868 г. сделать средоточием романа идеальный образ «положительно прекрасного» человека, Достоевский отдавал себе отчет в трудности поставленной им перед собой задачи, в беспрецедентности своей попытки. О своем замысле он писал: «Идея эта — изобразить вполне прекрасного человека. Труднее этого, по-моему, быть ничего не может, в наше время особенно» [3, с. 78].

В романе «Идиот» писатель сосредоточивает свое внимание на герое, казалось бы, развившемся до высокой степени нравственного совершенства, но превысившем свои человеческие возможности и в силу этого трагически гибнущем.

Однако нельзя забывать, что формируется замысел Достоевского постепенно, и возникает неожиданно для самого автора. «Согласно первоначальному замыслу романа Идиот должен был представлять собою не положительный, а дьявольский образ озлобленного, лишённого веры и жизни существа», – замечает Сергей Иосифович Гессен [цит. по: 2, с. 156].

Как видно из черновых записей Достоевского к «Идиоту», сталкивая в романе героя, выросшего в Швейцарии, вдали от России, с горячо любимой, но почти не известной ему родиной, Достоевский сознательно строил действие романа так, чтобы показать, как в душе Мышкина постепенно «отражается Россия».

Духовно сформировавшийся среди патриархального пастушеского народа, в общении с детьми и природой, Мышкин уже сложившимся человеком возвращается в Россию. Это позволяет Достоевскому широко обрисовать в романе русское общество второй половины 60-х годов со свойственными ему социальными и моральными противоречиями.

Своей задачей Достоевский считал создание образа человека, сочетающего в себе «наивность» и высочайшую внутреннюю гармоничность. Идеальным прообразом такой гармонической личности Достоевский, по собственному признанию, считал Христа (который мыслился им в первую очередь именно как «положительно прекрасный» человек, а не как выразитель определенного религиозного учения). В контексте рукописи образ Христа возникает как озарение. Именно он становится противовесом хаосу жизни, некоторой гарантией порядка и умиротворения. Все нуждаются в Князе: «У Епанчиных в нём нуждаются (Аглая, Аделаида, Генеральша). Ганя в нём нуждается. Коля. Рогожин нуждается ‹…› И, Главное, Настасья Филипповна. Даже Лебедев в нём нуждается, и у Князя на сердце просияло. (“Вот, стало быть, и деятельность”)» [1, с. 189].

Естественность князя в романе Достоевского связывается с его детским восприятием действительности. Гармоничность князя в основе своей имеет отказ от любых личностных претензий (на особое отношение и почитание, на счастье, на собственность) и, в то же время, утверждение права на уважение к себе, как к равному, и допущение возможности любви к себе, как к любящему. Будто подтверждая евангельскую истину «кто возвышает себя, тот унижен будет, а кто унижает себя, тот возвысится» (Ев. от Матф., 23), князь заслуживает всеобщего признания: «Князь чрезвычайно умён» (5, 49); «Вы замечаете то, чего другие никогда не заметят» (5, 102); «Вы честнее всех, благороднее всех, лучше всех, добрее всех, умнее всех!» (5, 283), «все мы безмерно вас уважаем» (5, 429). Однако нельзя не заметить, что гармоничность эта по мере развития действия романа разрушается. Герой Достоевского сам становится всё более несчастлив: на даче в Павловске после разрешения «дела Павлищева» «ему ужасно вдруг захотелось оставить всё это здесь, а самому уехать назад, откуда приехал, и даже ни с кем не простившись. Он предчувствовал, что если останется здесь хоть ещё на несколько дней, то непременно втянется в этот мир безвозвратно, и этот же мир и выпадет ему впредь на долю» (5, 256). В самое счастливое для себя время встреч и разговоров с Аглаей «ему хотелось уйти куда-нибудь, совсем исчезнуть отсюда. И пусть, пусть здесь совсем забудут его. О, это даже нужно, даже лучше, если бы совсем не знали его и всё это видение было бы в одном только сне» (5, 286).

Стремясь утвердить в романе созерцательные, аскетические идеалы Мышкина, Достоевский-художник в действительности вынужден был показать всю слабость, немощь и бессилие этих идеалов, не способных указать выход из реальных противоречий общественной жизни.

16 апреля 1864 года, под свежим впечатлением смерти своей первой жены, Достоевский занес в свою записную тетрадь ряд философских размышлений, непосредственно связанных по содержанию с проблематикой законченного почти шесть лет спустя «Идиота». Высший нравственный идеал, замечает здесь Достоевский, выражен в заповеди: «Возлюбить человека, как самого себя». Но полное, реальное осуществление человеком этого нравственного идеала «невозможно» — утверждает Достоевский. Идеал этот мог быть осуществлен «одним Христом», образ которого поэтому представляет для человечества «вековечный идеал», «к которому стремится человек». В жизни реальных, земных людей уничтожение своего я, отказ то своих, личных интересов во имя любви к другим людям, неосуществимы, так как этому препятствует «закон личности», «связывающий» человека. Поэтому Достоевский вынужден прийти к выводу, что нравственный идеал осуществим лишь в отдаленном будущем, — может быть, даже не «на земле», а «на другой планете».

Таким образом, в образ князя Мышкина Достоевский вложил свое понимание идеального национального характера. Герой наделен теми положительно прекрасными чертами, которые национальное самосознание русского народа закрепило за образом Христа. Это смирение, всепрощение, любовь и жалость к человеку. Мышкин олицетворяет собой в то же время идеал детской невинности и идеал европейски просвещенной личности. И все же русский «князь Христос» не становится в романе воплощением безусловного и полного совершенства.