Система образования в оккупированной Корее в контексте политики культурной ассимиляции Японии (1910-1945 гг.)

Корея оказалась в сфере интересов Японии после революции Мэйдзи. На рубеже Х1Х – ХХ веков японская экспансия несколько сдерживалась Россией, но после драматически завершившейся русско-японской войны в 1905 г. страна становится протекторатом, а по договору 1910 г. – колонией Японии. Колониальный период в истории Кореи завершился в 1945 г. в связи с разгромом Японии.

Показательны принципиально различные оценки этого периода в японской и корейской истории: соответственно – «Эпоха японского правления» (일본 통치 시대 / ilbon tongchi sidae) и «период насильственной оккупации» (일제 강점기 / ilje gangjeomgi).

Японская оккупационная политика на протяжении всего периода не была однозначной: резкая модернизация и «политика сабель» (1910 – 1919 гг.) сменились «политикой культурного управления» (1919 – сер. 30-х гг.), а на завершающем этапе был взят жесткий курс на культурную ассимиляцию корейского населения.

Несомненно, за годы оккупации в Корее произошли существенные, в том числе положительные, изменения в экономике, культуре, социальной сфере. Однако если спрашивать самих корейцев об их отношении к данному периоду, то он вызывает скорее недоверие, и неприятие жителей бывшей колонии.

При этом особенно болезненно воспринимается именно японская политика культурной ассимиляции, направленная на «растворение корейского этноса в японском».

Тема культурной ассимиляции Кореи слабо отражена в отечественной историографии. Но следует отметить труды российских историков, которые затронули эту тему, а именно С.О. Курбанова «История Кореи: с древности до начала ХХI в.», Б.Г. Гафурова «История Кореи с древнейших времен до наших дней», Тихонов В.М. в соавторстве с южнокорейским историком Кан Мангылем «История Кореи В двух томах. Том 2», также культурная ассимиляция нашла свое отражение в научных статьях Овчинниковой Л.В. «О воспитании «японского» духа в колониальной Корее (вторая половина 30-х – начало 40-х гг.)», И.А. Толстокулакова «Общество и модернизационные тенденции в Корее в колониальный период», Ф.К. Тертицкого «Образовательная политика Японии в колониальной Корее» и Д. Якимовой «Политика Японии в области образования и воспитания в колониальной Корее».

Среди иностранных работ, переведенных на русский язык, можно выделить работу южнокорейского историка Ли Ги Бэк’а «История Кореи: новая трактовка».

В статье я остановлюсь на одной из проблем этой темы – политике культурной ассимиляции в области образования.

Прежде всего, необходимо сформулировать идеологические основы японской политики ассимиляции корейского населения. Японцы, провозглашали превосходство японской нации и ее особый исторический путь, на который они «приглашали» корейский народ, как имеющий «общие корни».

В этой связи уничтожение корейской культуры и утрату этнической идентичности должно было рассматривать как величайшее благо, или, по меньшей мере, величайшую милость.

В осуществлении политики ассимиляции системе образования отводилась решающая роль.

Следует признать, что до аннексии Японией образовательная система Кореи находилась в плачевном состоянии. Уровень грамотности составлял менее 2%. Обучение шло по конфуцианским канонам в частных школах, а учитель, как правило, не имел на тот момент специального образования [5, с.292].

О далеко идущих планах Японии относительно Кореи свидетельствует тот факт, что первые шаги по модернизации корейской системы образования были сделаны в 1905 года, т.е. еще в период протектората. Об этого свидетельствует быстрое увеличение обычных школ с 22 до 101, создание 15 производственных школ, и открытие старшей школы для девушек [5, с.292].

В образовательной политике, проводимой Японией в колониальный период можно выделить три направления:

1. Минимизация частных корейских школ и строительство прояпонских, государственных.

2. Введение системы японского образования взамен корейской, с иерархией начальных, средних и старших школ.

3. Преподавание для корейских детей по «японскому образцу» и на японском языке с целью воспитания в них «японского» духа и менталитета.

Рассмотрим эти направления.

Закрытие частных школ трактовалось японцами, как «нейтрализация рассадника антияпонских настроений» [6, с.86]. Полностью им это не удалось. К 1927 г. государственных школ было уже почти 2 000, тогда как в Корее все еще действовали 566 частных школ [5, с.296]. Сохранения ряда частных школ связано с особенностями религиозной политики Японии.

Культурная ассимиляция предполагала запрет на распространение буддизма, христианства и даже конфуцианства. Хотя в отношении последнего имела место явная непоследовательность. В частности, это выразилось в сохранении ряда конфуцианских школ. Японцы не видели в них большой угрозы, так как полагали, что догматы Конфуция имеют тесную связь с синтоизмом. Японское руководство надеялось на то, что эти школы «сподвигнут» корейское население к принятию синтоизма [7, с. 44].

В Корее пропагандировался синтоизм – традиционно японская религия, которая вызывала у корейцев недовольство, в том числе, провозглашением божественного происхождения японского императора. Хотя формально японские власти декларировали отделение общего образования от религии, фактически школа становилась проводником синтоизма. Так «…начальник департамента образования заявил, что посещение синтоистских храмов является обязательным для всех подданных Японской империи, а школы, администрация которых отказывается обеспечить посещения храмов учащимися и учителями, будут закрыты» [8, с.135].

Система образования в Корее строилась по образцу японской трехуровневой системы. В начальной школе дети учились шесть лет, после этого они поступали в среднюю, где учились уже 5 лет, девочки в свою очередь поступали в старшую женскую школу. Высшее образование можно было получить в метрополии или за границей, в самой Корее на момент 1910 – 1919 года университетов не существовало [5, c.295].

Таблица 1.

Система образования в Корее [5, с.295]

Не смотря на декларацию о введении 3-ступенчатой системы образования, японские колониальные власти действовали в этом направлении крайне осторожно. Как отмечает южнокорейский историк Ли Ги Бэк, обучение проходило медленными темпами, и возможности получить высшее или хотя бы среднее образование у местного населения почти не оставалось. Это обуславливалось тем, что самим же: «японцам не хотелось, чтобы корейское население повышало свой уровень знаний, японцы пресекали создание образованной национальной интеллигенции, т.к. видели в них потенциальных борцов за независимость своей страны» [3, с.348]. Но в тоже время, в статье Ф.К. Тертицкого говорится, что: «в период «культурного управления» целью японской администрации было создание новой корейской интеллигенции, которая должна была быть лояльна японской империи, и могла повести за собой корейское общество» [5, с.295].

Все школы, находящиеся в Корее, действовали по принципу сегрегации – раздельного обучения японцев и корейцев. Лишь дети корейских высокопоставленных чиновников могли пойти в японские школы. При этом в корейских школах преподавался не корейский язык, а японский. Обучение шло по японским учебникам.

Корейский язык в свою очередь к 1940 году был запрещен [8, с.134], и был низведен до уровня бытового общения в кругу дома и семьи. Понятное дело, что это вызывало большое недовольство среди корейского населения (в дальнейшем оно переросло в Первомартовское восстание), но следует отметить, что японский язык, во-первых, являлся государственным языком в колонии, во-вторых, его изучение давало возможность продолжить образование в Японии, что могло создать выгодные условия для карьерного роста. Так на 1931 г. корейских учащихся в Японии было 3639 человек [3, с.381].

В период «культурного управления» произошли некоторые изменения в системе образования. В школьную программу были введены иностранные языки, а в японских школах вводился корейский язык в качестве факультатива.

Со временем в период «культурного управления» с системой сегрегации в образовании было покончено, но дискриминация все же была. Ли Ги Бэк приводит статистические данные, которые можно представить в таблице. Японцы составляли лишь 3% населения всей Кореи.

Таблица 2.

Число учащихся по национальному признаку [3, с.381]

Столь малый процент студентов корейцев объясняется тем что: «…вступительные экзамены и обучение проводились только на японском языке, а при поступлении от абитуриентов требовалось хорошее знание японской классики, например, «Гэндзи моногатари»». [5, с. 297].

Преподавательский состав также претерпел некоторые изменения. На пост директора школы назначался только японец, но в качестве учителей предпочтение отдавалось корейцам, от японцев требовали учить корейский язык, чтобы установить контакт с корейскими учениками [5, с.294]. В университете ситуация была прямо противоположной: преподавателей японцев было больше, чем корейцев.

Немного затрону момент про женское образование. Только к 1941 году число девушек учащихся в начальной школе составило более 0.5 млн.

В целях воспитания японского национального духа, в корейцах старались развить те качества, которые носили верноподданнический характер. Предметы в школах колониального периода были предельно идеологизированы. В учебниках по обоим языкам ученики изучали историю Японии, японские мифы и сказки. В учебниках говорилось что на момент аннексии Корея находилась в состоянии застоя, и только благодаря Японии она смогла выйти на новую ступень развития.

В 1937 году в школьную систему ввели «Клятву подданного страны императора» следующего содержания:

«Мы – подданные великой Японской империи.

Мы всей душой преданны Его Величеству императору.

Мы перенесем все трудности и будем прекрасными и сильными гражданами» [4, с.49].

Клятва произносилась каждый день утром перед началом занятий, по праздникам и по указанию учителя.

Кроме школ и университетов, присягу произносили в правительственных учреждениях, банках, заводах, магазинах и пр., а также распространять ее через газеты, радио, кино [4, c.49].

Целью введения данной клятвы было усиление верноподданнических настроений среди корейского населения и, особенно среди подрастающего поколения.

Таким образом, хотя политика культурной ассимиляция, в том числе в системе образования, была направлена на уничтожение культурной самобытности Кореи, внедрение всеобщего «японского» образования являлось важнейшим шагом для Кореи.

Приводя статистические данные стоит сказать, что уровень грамотности в Корее увеличился в десятки раз (у мужчин – с 4 % (1910 г.) до 60 % (1945 г.), у женщин – с 0,5 % до 20 %). На момент аннексии Кореи в школу ходили 20 % мальчиков и меньше 1 % девочек, а в 1945 г. – 70 % мальчиков и около 20 % девочек. До установления японского протектората в Корее было 34 современных школы, а в 1942 г. – 3 936 [5, с.300].

В целом, несмотря на все усилия и затраченные средства, Японии не удалось добиться стирания корейского этнического и культурного своеобразия.

Более того, планы создания лояльной к Японии корейской интеллигенции в целом провалились.

Политика культурной ассимиляции Кореи стала своего рода катализатором расширения патриотического движения и возникновения организованного вооруженного сопротивления.