Соотношение морали и права

Вопросы соотношения морали и права поднималась еще в учениях мыслителей Древней Греции и Рима [10]. Так, одно из основных отличий права от морали выразил еще в IV в. Аврелий Августин: «мораль просит, закон требует».

Видный теоретик права XX в. Г. Кельзен, объясняя понятие о соотношении права и морали, исходил из отрицания теории, согласно которой право по своей природе является некоторым моральным минимумом. По его мнению, правовая норма может считаться главенствующей, даже если она противоречит моральному порядку. Важно иметь ввиду, что моральные, как и правовые, представления постоянно изменяются. Поэтому правовые нормы во времени могут иметь как моральный, так и неморальный характер [14].

Что касается отечественной науки, особое внимание вопросам соотношения права и морали уделяли в 70-80 гг. ХХ в. такие представители отечественной этики как О. Г. Дробницкий, А. А. Гусейнов, Р. Г. Апресян, которые разработали социально-историческую концепцию понимания морали, которая, как отмечает Е. В. Зарубина, не утратила своего значения и сегодня. В рамках этой концепции как мораль, так и право рассматривались как формы индивидуального и общественного сознания, то есть, нормативные способы регуляции поведения личности и социальных групп [4].

Среди теоретиков права условно сложилось три точки зрения относительно соотношения права и морали. Представители первой склоняются к тому, что право и мораль абсолютно обособлены друг от друга, второй – признают, что право основано на морали, третьей – что они взаимообусловлены. К первым относился, в частности, Б. Н. Чичерин как выдающийся русский правовед конца XIX – начала XX в., по мнению которого право и нравственность – это два независимых начала, имеющие, однако, один общий источник – человеческую личность [18]. Также и В. С. Нерсесянц во второй половине века XX, развивая указанную точку зрения, признавал мораль и право абсолютно разными социальными явлениями. При этом он делал акцент на том, что мораль представляет собой способ автономной самореализации личностью отношения к себе и к миру, своего поведения, а закон (позитивное право) должен быть правовым, но не моральным. Морализация же закону вредна [3]. Данная концепция строится, в основном, на том, что мораль неоднородна, отражает устремления различных социальных групп, слоев, классов, в ней могут противоборствовать взаимоисключающие взгляды, ей характерна и историческая изменчивость.

К представителям второй точки зрения следует отнести Ф. В. Тарановского, который в начале XX в. отстаивал позицию о первичности моральных установок к правовым нормам. Так, по его мнению, правовое творчество не всегда поспевает за поступательным движением жизни, нередко отступает от него, и, таким образом, возникают коллизии между повышенным нравственным уровнем общества и его отсталым правом, что дает толчок соответствующим законодательным изменениям [16]. Также выдающийся советский и американский учёный-правовед О.С. Иоффе по этому поводу писал: «Противоправное всегда противонравственно, однако, противонравственное не всегда противоправно»  [5].

Представители третьей точки зрения о взаимообусловленности морали и права основываются на том, что мораль и право порождаются единой системой общественных отношений. Очевидно, что указанные взгляды разделял еще Платон, предлагавший подкрепить моральные запреты правовыми средствами, в частности, в рамках установления законодательного запрета для правителей и воинов иметь собственность и семью в целях исключения возможности противоречащего морали обогащения за счет своего должностного положения [15]. Кроме того, на синергии права и морали делал акцент Гегель, объясняя это тем, что «правовое и моральное не могут существовать каждое само по себе» [2]. В этой связи Е. А. Лукашева отмечает, что мораль и право не имеют специфических или пространственно обособленных сфер общественных отношений, а действуют в едином поле социальных связей. [9] При этом, как подчеркивают Берковский В. А. и Брагина Е. А., естественное право – это явление, где мораль и право наиболее тесно переплетаются [1]. Основы указанного вывода можно найти у Канта, который полагал, что если право дозволяет то, что запрещено моралью, то это противоречит естественному праву в целом [6] Кроме того, о некоторых вопросах единства морали и права писал и Л. И. Петражицкий [13].

Именно к последней концепции тяготеет большинство современных ученых и именно она видится наиболее соответствующей современным реалиям. Для того, чтобы убедиться в преимуществе указанной теорий следует детально проанализировать основные отличия и общие черты права и морали, которые позволяют им взаимодействовать.

Во-первых, оба этих понятия обладают нормативным содержанием, а также являются регуляторами поведения человека и общественных отношений в целом [19]. В этой связи объект нормативной регуляции у морали и права совпадает, но в то же время предмет разный. Моральные нормы регулируют сферу мотивации, намерений личности с учетом согласования личных, групповых и общественных интересов. Право регулирует только поступки личности и социальных групп, и то не все, а лишь социально значимые. Таким образом, предмет регулирования марали гораздо шире, чем у права.

Во-вторых, отличаются цели нормативной регуляции. Цель моральной регуляции – гармонизация личных и общественных интересов, достижение социально полезного и при этом добровольного образа мыслей и поступков личности, действий социальных групп. Цель правовой регуляции заключается в реализации основных прав личности путем выполнения этой личностью определенных обязанностей по отношению к другому лицу.

В-третьих, следует признать разницу в способе нормативной регуляции. Так, способы морального и правового регулирования определяются структурой и способом существования моральных и правовых норм. Почти все нормы современного права институциональны, то есть закреплены в нормативных правовых актах, обязательны для исполнения участниками правоотношений. По сравнению с нормами права моральные нормы имеют неполную структуру, они включают в себя только диспозицию, не являются институциональными, они нигде не закреплены. Моральный способ регулирования не обеспечивается механизмами правового регулирования.

Вышеуказанное порождает четвертое отличие в возможностях толкования. Так, требования морали имеют гораздо более широкое содержание и толкование [7].

Пятым отличием является способ обеспечения. Нормы права гарантируются возможностью применения мер принуждения и наступлением юридической ответственности в случае их нарушения. Моральные нормы не подкреплены возможностью государственного принуждения. При этом, юридическая ответственность за их нарушение не наступает. Их реализация, как отмечает Е. В. Зарубина, может быть обеспечена воздействием общественного сознания на индивидуальное (принуждение и угроза, порицание, осуждение, предупреждение, поощрение, сила массового примера и общественного мнения, насмешки) и путем саморегуляции индивидуального сознания [4] То есть, и право и мораль прибегают к мерам принуждения, однако характер и способы достижения цели различны. Также важно, что в случае с нормами права, они заранее определяют меры, предусмотренные законодательством.

Кроме того, право по своей природе более консервативно, оно неизбежно отстает от течения жизни, к тому же в нем самом немало коллизий. Даже самое совершенное законодательство содержит пробелы, недостатки. Мораль же более подвижна, динамична, активнее и эластичнее реагирует на происходящие изменения. Эти два явления развиваются неравномерно, но во взаимодействии и взаимозависимости. При этом, у морали преобладают элементы гибкости, стихийности [12].

Таким образом, очевидно преимущество точки зрения о взаимообусловленности или взаимном усилении эффективности действия морали и права в борьбе с негативными правовыми, социальными процессами, поскольку право, влияя на мораль, укореняет ее в обществе, и наоборот, под влиянием морали право увеличивает свою роль в качестве регулятора общественных отношений. Также следует согласиться с точкой зрения П. Г. Шуайповой и С. А. Трегубенко о том, что моральный фактор возрастает и проявляется это прежде всего в содержании самого права. В создаваемых правовых нормах, мораль становится неотъемлемой частью механизма ее действия. Помимо этого, в ходе применения правовых норм, возрастает значимость самой морали [19].

В этой связи следует согласиться с мнением Л. А. Нудненко, которая отмечает, что на сегодняшний день нормы морали как представление о справедливых взаимоотношениях людей в обществе получают закрепление в нормах международного и национального права [10]. В ныне действующей Конституции Российской Федерации содержится обширный перечень моральных норм. Многие нравственные нормы и принципы прямо закреплены в отраслевом законодательстве и направлены на обеспечение нравственной безопасности [17]. Кроме того, ряд установок морали, применительно к сфере профессиональной морали, принимают правовую форму [7]. В частности, крайне близки нормы морали и права в рамках регулирования поведения лиц, осуществляющих государственную власть. Указанное проявляется, в первую очередь в Кодексах этики соответствующих категорий работников [20]. Несмотря на то, что описанное в указанных кодексах относится к моральным правонарушениям, санкции за их совершение могут повлечь реальные юридические последствия. То есть, будут применимы нормы права. Кроме того, нормы морали и права в отношении представителей государственной власти тесно переплетены в рамках ограничений, налагаемых на государственных служащих. Не вызывает сомнений, что при совершенствовании антикоррупционного законодательства должен учитываться тот факт, что его эффективность во многом зависит от синергетической согласованности норм морали и права [8].

Представляется, что воззрения Платона на правовой статус государственного служащего в смягченном и адаптированном под современные реалии виде нашли отражения в закреплении процедуры предоставления представителями государственной власти сведений о себе и членах своей семьи. Однако, указанная процедура не отвечает вызовам времени. Заполнение «декларации» превращается в механическое бесцельное переписывание данных с запрашиваемых для этого выписок от банков, а также с личных кабинетов на сайтах Федеральной налоговой службы [21] и Пенсионного фонда Российской Федерации [22] и ряда иных на бланк Справки, что дублирует проводимую впоследствии деятельность проверяющих органов. Привлечение же к ответственности государственных служащих в случае выявления несоответствия, к примеру, данных от Федеральной налоговой службы и предоставленных в Справке, превращается в наказание за забывчивость и невнимательность, а не за конкретное коррупционное правонарушение, что нивелирует моральную значимость указанной правового механизма. В целях решения проблемы несоответствия процедуры заполнения справок о доходах, расходах и обязательствах имущественного характера государственных служащих и членов их семей, предлагается автоматически использовать единые базы данных Федеральной налоговой службы, Пенсионного фонда Российской Федерации, Фонда социального страхования Российской Федерации. То есть, с учетом того, что сведения о доходах, об имуществе и обязательствах имущественного характера уже представляются по утвержденной Президентом Российской Федерации форме справки, заполненной с использованием специального программного обеспечения «Справки БК», размещенного на официальном сайте Президента Российской Федерации [23], рад разделов в декларации должен заполняться автоматически без участия государственного служащего. Это позволит выявлять реальные несоответствия доходов и расходов с занимаемой должностью как нарушение моральных требований к государственному служащему, а не заниматься поиском мелких огрехов в заполнении справок.

Также следует отметить, что в современных реалиях все большее значение приобретает не только формирование с помощью информационно-телекоммуникационной сети Интернет единых баз данных, но и распространение информации с ее помощью посредством социальных сетей. Социальные сети стали одной из основных современных площадок столкновения права и морали. Но правовое регулирование в данном аспекте лишь формируется. Сейчас большая часть общественных отношений в социальных сетях остается вне зоны действия правовых норм, основываясь лишь на моральных принципах и возможности добровольного их соблюдения в рамках общения и распространения информации. Вопрос о правовом регулировании общественных отношений, складывающих в социальных сетях, был поставлен перед законодателем еще 10 апреля 2017 г. с внесением в Государственную Думу Российской Федерации законопроекта
№ 145507-7 7 «О правовом регулировании деятельности социальных сетей и о внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации» [24]. Однако, в связи с необходимостью получения положительного заключения Правительства на дополнительное финансирование из федерального бюджета в целях расширения полномочий Министерства цифрового развития, связи и массовых коммуникаций Российской Федерации и создания нового межведомственного координационного органа по контролю за осуществлением деятельности в социальных сетях, а также по причине наличия изменений в Кодекс об административных правонарушениях, которые должны быть приняты отдельным федеральным законом, указанный законопроект был возвращен субъектам права законодательной инициативы. Однако, в декабре 2020 г. был принят Федеральный закон № 530-ФЗ «О внесении изменений в Федеральный закон «Об информации, информационных технологиях и о защите информации» [25] Примечательно, что в пояснительной записке к проекту указанного федерального закона было сказано не только о необходимости сохранить информационную функцию социальных сетей, при этом не допустив их использование в противоправных целях, но и о роли социальных сетей в избирательных компаниях иностранных государственных и внутригосударственных, международных конфликтах, где социальные сети, по мнению разработчиков законопроекта, играют подчас роль, превосходящую традиционные источники информации [26]. В рамках выбранной темы особенно актуальным видится закрепление Федеральным законом
№ 530-ФЗ в новой ст. 10.6 Федерального закона от 27 июля 2006 г. № 149-ФЗ «Об информации, информационных технологиях и о защите информации» обязанности владельца социальной сети осуществлять мониторинг социальной сети в целях выявления в числе прочего информации, выражающей в неприличной форме, которая оскорбляет человеческое достоинство и общественную нравственность, явное неуважение к обществу, государству, официальным государственным символам Российской Федерации, Конституции Российской Федерации или органам, осуществляющим государственную власть в Российской Федерации [27]. Так, принятием Федерального закона № 530-ФЗ «О внесении изменений в Федеральный закон «Об информации, информационных технологиях и о защите информации» фактически была законодательно предусмотрена обязанность владельца социальной сети по защите нравственности как практического воплощения моральных идеалов. Но, в данном контексте видится очевидной недостаточная законодательная регламентация понятия «общественная нравственность» и вопросов оценки наличия ее оскорбления, что осложнит процесс юридической квалификации. Возможно, в рамках разъяснения замысла законодателя следует дополнить указанную норму ссылкой на ряд статей главы 6 Кодекса об административных правонарушениях и главы 25 Уголовного кодекса Российской Федерации.

Таким образом, не только были рассмотрены и систематизированы различные теоретические воззрения о соотношении права и морали и доказано преимущество точки зрения о взаимообусловленности или взаимном усилении эффективности действия морали и права, но и критически проанализирован ряд аспектов практической реализации указанного взаимодействия с учетом законодательных положений по состоянию на начало 2021 года, а также предложен практической механизм рационализации представления сведений о доходах, об имуществе и обязательствах имущественного характера представителями государственной власти в соответствии с Федеральным законом от 25 декабря 2008 г. №273-ФЗ «О противодействии коррупции» [28]. Кроме того, критически были оценены изменения, внесенные Федеральный закон от 27 июля 2006 г. № 149-ФЗ «Об информации, информационных технологиях и о защите информации» [29] Федеральным законом № 530-ФЗ [30]