Статья:

ЛИНГВОКОГНИТИВНЫЙ АНАЛИЗ СПОСОБОВ РЕАЛИЗАЦИИ СЕМАНТИЧЕСКОГО ПРОСТРАНСТВА АВТОБИОГРАФИЧЕСКОГО ДИСКУРСА М. ШАГАЛА

Конференция: LVII Международная научно-практическая конференция «Научный форум: филология, искусствоведение и культурология»

Секция: Теория языка

Выходные данные
Левченко И.А. ЛИНГВОКОГНИТИВНЫЙ АНАЛИЗ СПОСОБОВ РЕАЛИЗАЦИИ СЕМАНТИЧЕСКОГО ПРОСТРАНСТВА АВТОБИОГРАФИЧЕСКОГО ДИСКУРСА М. ШАГАЛА // Научный форум: Филология, искусствоведение и культурология: сб. ст. по материалам LVII междунар. науч.-практ. конф. — № 3(57). — М., Изд. «МЦНО», 2022.
Конференция завершена
Мне нравится
на печатьскачать .pdfподелиться

ЛИНГВОКОГНИТИВНЫЙ АНАЛИЗ СПОСОБОВ РЕАЛИЗАЦИИ СЕМАНТИЧЕСКОГО ПРОСТРАНСТВА АВТОБИОГРАФИЧЕСКОГО ДИСКУРСА М. ШАГАЛА

Левченко Инна Алексеевна
соискатель кафедры теории языка, Адыгейский государственный университет, РФ, г. Майкоп

 

Аннотация. В статье рассматриваются фрагменты автобиографического дискурса, посвященные собственным умозаключениям и эмоциональным переживаниям автора. Интересно, лингвокогнитивный анализ семантического пространства автобиографического дискурса выявляет особый тип языковой личности, характеризуя особенности его мировоззрения и качественной стороной жизненного опыта.

Также автобиографический дискурс представителей изобразительного искусства в силу своей профессиональной принадлежности зачастую репрезентируют в своих текстах синтез различных аспектов литературы и живописи, что обеспечивает во многом гетерогенный и значимый в культурном отношении характер воспоминаниям художников.

 

Ключевые слова: автобиографический дискурс; семантическое пространство; концептосфера "память"; память; воспоминание; впечатление; время.

 

Автобиографический дискурс представляет собой весьма сложный объект исследования. Так, например, тексты, включаемые в это дискурсивно-текстовое пространство, дифференцируются в соответствии с критерием объема описаний поступков и наблюдений за окружающими и миром с авторских позиций, а также в соответствии с тем, насколько значительны в таком автобиографическом дискурсе фрагменты, посвященные собственным умозаключениям и эмоциональным переживаниям автора. Также необходимо принимать во внимание соотношение ментальных и физических событий, разнообразие и широту рассматриваемых проблем. Все эти аспекты развертывания автобиографического дискурса определяются, бесспорно, кругозором автора, а также особенностями его мировоззрения и качественной стороной жизненного опыта. Исходя из этого, можно с уверенностью утверждать, что автор автобиографии является особым типом языковой личности.

На наш взгляд, особый интерес представляет изучение автобиографического дискурса представителей изобразительного искусства, которые, в силу своей профессиональной принадлежности, зачастую репрезентируют в своих текстах синтез различных аспектов литературы и живописи, что обеспечивает во многом гетерогенный, но от этого не менее значимый в культурном отношении характер воспоминаниям художников. Именно такой видится нам книга М. Шагала «Моя жизнь» (первая публикация – 1923) [3].

Остановимся на репрезентации концептосферы «память» в автобиографическом дискурсе М. Шагала. Память образует в автобиографическом дискурсе целостную по своему характеру концептосферу, в которой особое место отводится сбору, обобщению и систематизации знаний о внешнем мире и отражения их во внутреннем мире продуцента. А.А. Рыжкина справедливо выделяет как наиболее эффективный и надежный способ моделирования поля концепта путь исследования «от языка к концепту» [2; с. 118], под которым понимает анализ языковых (преимущественно лексических) средств его выражения. Эти вербализаторы памяти позволяют концептуализировать память в языке.

Когнитивно-семантическое пространство автобиографического дискурса М. Шагала организовано вокруг центра, образованного лексемами память, воспоминание, вспоминать, помнить, впечатление, при этом, разумеется, любой контекст, выбранный методом сплошной выборки из текста книги «Моя жизнь», оказывается так или иначе включен в концептосферу «память». Представим результаты лингвокогнитивного анализа тех контекстов, в которых репрезентированы эти ключевые лексемы.

Память. ПАМЯТЬ, -и, ж. 1. Способность сохранять и воспроизводить в сознании прежние впечатления, опыт, а также самый запас хранящихся в сознании впечатлений, опыта. 2. То же, что воспоминание о ком-чем-н. 3. То, что связано с умершим (воспоминания о нем, чувства к нему). 4. памяти кого-чего, в знач. предлога с род. п. В честь (кого-н. умершего или какого-н. важного события в прошлом) [1; с. 481]. Анализ контекстов, выбранных методов сплошной выборки из текста книги М. Шагала «Моя жизнь», позволил сделать вывод о том, что эта лексема, составляющая центр одноименной концептосферы, встречается в автобиографическом дискурсе крайне редко. По всей видимости, это связано с тем, что для автора – память не статичная сущность, не результат, а процесс. Например: «Зеленые заросли. Здесь ваши могилы. Ваши надгробия. Заборы, мутная речка, утоленные молитвы – все перед глазами. Слова не нужны. Все во мне: то притаится, то зашевелится, то взметнется, как память о вас» [3]. В приведенном контексте лексема память включена в состав сравнительного оборота, при этом основная часть высказывания отражает динамику воспоминания и мышления продуцента автобиографического дискурса (притаится, зашевелится, взметнется). Кроме того, визуальный образ, пейзаж, к которому прибегает автор для создания целостного образа воспоминания, позволяет связать зрительные впечатления с процессом воспоминания, что, разумеется, значимо для самого художника.

Нами обнаружен всего один контекст, в котором автор автобиографического дискурса использует языковую метафору в значении ‘память – отпечаток’ (выделена курсивом): «Бакст произнес спасительные слова: испорчен, но не окончательно. Скажи это кто-нибудь другой, я бы и внимания не обратил. Но авторитет Бакста слишком велик, чтобы пренебречь его мнением. Я слушал стоя, трепетно ловя каждое слово, и неловко сворачивал листы бумаги и холсты. Эта встреча никогда не изгладится из моей памяти» [3]. Для М. Шагала мнение Л. Бакста бесценно, хотя живопись этого художника ему и не близка. Именно поэтому к мнению Бакста Шагал прислушивается, обретая еще большую уверенность в своем творческом потенциале. Клишированная метафора, употребляемая автором, направлена на усиление воздействия данного высказывания на читателя.

И, конечно, наиболее важным в восприятии памяти следует считать следующее контекстуальное употребление данной лексемы (выделено курсивом): «Моя память обожжена. Я написал твой портрет, Давид. Ты смеешься во весь рот, блестят зубы. В руках — мандолина. Все в синих тонах. Ты покоишься в Крыму, в чужом краю, который пытался перед смертью изобразить, глядя из больничного окна. Сердце мое с тобой» [3]. Здесь М. Шагал вспоминает о своем брате, умершем от туберкулеза, тоскует по нему. Эмоциональность памяти художника репрезентирована в данном контексте высказыванием Сердце мое с тобой.

Примечательно, что М. Шагал употребляет лексему память исключительно в двух первых значениях (см. выше), что в целом обусловливается лингвокогнитивным потенциалом и прагмасемантическими характеристиками автобиографического дискурса.

Еще одной лексемой, включенной в центральную зону концептосферы «память» является воспоминание: ВОСПОМИНАНИЕ -я, ср. 1. Мысленное воспроизведение чего-н. сохранившегося в памяти. 2. мн. Записки или рассказы о прошлом [1; с. 95]. Интересно, что в книге М. Шагала контексты, в которых репрезентирована данная лексема, представлены весьма разнообразно, при этом эти воспоминания, хотя и связаны с трудными годами взросления, с очень сложно обретаемым отцом художника достатком, всегда позитивно эмоциональны, например: «Судя по фотографиям тех лет и по моим собственным воспоминаниям о семейном гардеробе, он <отец> был не только физически крепок, но и не нищ: невесте, совсем девочке, крохотного росточка — она подросла еще и после свадьбы — смог преподнести богатую шаль» [3]. Собственные воспоминания М. Шагала часто связаны с визуальными образами, и этот фрагмент – не исключение. Художник вспоминает о семейном гардеробе и о внешнем виде отца и матери (физически крепок, крохотного росточка).

М. Шагал использует лингвокогнитивный потенциал не только визуальной образности, но также аудиальной и тактильной (маркеры в контексте выделены курсивом): «Давно увяли поцелуи, рассыпанные по скамейкам в садах и аллеях. Давно умолк звук ваших имен. Но я пройду по улицам, где вы жили, горечь бесплодных свиданий снова пронзит меня, и я перенесу ее на холст. Пусть нынешние серые будни осветятся этими воспоминаниями, рассеются в их блеске! И улыбнется сторонний зритель» [3]. Тем не менее, даже если контексты включают такие синестетические образы, в которых невозможно разделить результаты восприятия мира разными органами чувств, преобладающим остается зрение (я перенесу ее на холст. Пусть нынешние серые будни осветятся этими воспоминаниями, рассеются в их блеске! И улыбнется сторонний зритель).

Вспоминать, вспомнить. ВСПОМНИТЬ, -ню -нишь; сов., кого-что и о ком-чем. 1. Возобновить в памяти, вернуться мыслью к прошлому. 2. Внезапно вернуться мыслью к забытому, упущенному. В. о важном деле. II несов. вспоминать, -аю, -аешь [1, с. 102]. В автобиографическом дискурсе художника глаголы вспоминать и вспомнить занимают одно из важных мест, поскольку, как мы указывали выше, они отражают особенности восприятия процессов, происходящих в окружающей действительности и внутреннем мире. Разумеется, в тексте обнаруживаются такие контексты, в которых воспоминание приходит внезапно, и тогда автор использует глагол совершенного вида вспомнить. Часто в таких случаях он сопровождается атрибутивами, например (выделено курсивом): «Сердце мое всегда сжимается, когда во сне увижу матушкину могилу или вдруг вспомню: нынче день ее смерти» [3]. Свое решение серьезно заняться живописью автор воспринимает в своем воспоминании как пришедшее неожиданно, но вовремя (выделено курсивом): «И тут же я вспомнил, что действительно видел где-то в нашем городке большую, как у лавочников, вывеску: «Школа живописи и рисунка художника Пэна». Жребий брошен. Я должен поступить в эту школу и стать художником. Тогда конец маминым планам сделать из меня приказчика, бухгалтера или, в лучшем случае, преуспевающего фотографа» [3]. Интересно, что призвание осознается М. Шагалом как долженствование (Я должен поступить в эту школу и стать художником), однако автор сожалеет о том, что не оправдает материнские надежды (сделать из меня приказчика, бухгалтера или, в лучшем случае, преуспевающего фотографа). Такое неожиданно приходящее воспоминание может быть связано у продуцента автобиографического дискурса и с осознанием своих способностей к живописи как переданных по наследству, например: «Вообще люблю лежать, уткнувшись в землю, шептать ей свои горести и мольбы. Я вспомнил своего далекого предка, который расписывал синагогу в Могилеве. И заплакал» [3].

Такое же значение неожиданности воспоминания реализовано и в следующем контексте (выделено курсивом): «На перроне не пробиться – царь, пожелавший посетить Одессу, остановился здесь проездом и принимает делегацию на вокзале. Мне вспомнилось, как нас, школьников, водили за город приветствовать государя, прибывшего в Витебск, чтобы принять парад войск, отправлявшихся на фронт (шла русско-японская война)» [3]. Отметим в отношении данного фрагмента, что аполитичность мировоззренческой позиции и философская направленность сознания М. Шагала репрезентирована в данном случае имплицитно, посредством скрытой ситуативной иронии (царь, пожелавший посетить; водили за город). Можно также с уверенностью утверждать, что эта аполитичность является и следствием устремленности художника в вечное, к онтологическим темам, и результатом наблюдений за жизнью близких и родственников в Витебске и Лиозно, где существование даже самых зажиточных представителей еврейской общины никогда не было простым.

Глагол несовершенного вида вспоминать отражает в автобиографическом дискурсе М. Шагала длительное, протяженно функционирующее воспоминание, как бы постепенно «проявляющееся», как фотографический снимок: «Когда же он <дед во время молитвы> плачет, я вспоминаю свой неоконченный рисунок и думаю: может, я великий художник?» [3]. В приведенном фрагменте размышления о призвании художника составляют семантический центр высказывания, при этом для автора чрезвычайно важным оказывается помещение этого воспоминания в контекст традиционного богослужения. В следующем контексте «Я вспоминал, как поет дедушка-кантор. Вспоминал колесико и струйку масла и невольно всхлипывал, и мне хотелось забиться в самый дальний угол, за занавеску,уткнуться в мамин подол» [3] автор вводит в пространство религиозных традиций еще одну ведущую тему всего автобиографического дискурса М. Шагала – любовь к матери, привязанность к ней (мне хотелось забиться в самый дальний угол, за занавеску,уткнуться в мамин подол).

Воспоминания продуцента автобиографического дискурса приобретают длительный характер, если художник переживает позитивные эмоции, например: «Друзья, вспоминая вас, я уношусь в блаженные края. Вас окружает ослепительное сияние. Будто поднимается ввысь стая белых чаек или вереница снежных хлопьев» [3]. Вербальные маркеры концептосферы «память» (выделено курсивом) связаны с образами света, птиц, снега и тесно взаимодействуют с ними (Вас окружает ослепительное сияние. Будто поднимается ввысь стая белых чаек или вереница снежных хлопьев).

Положительные эмоции, восторг от соприкосновения с прекрасным и возможностью научить писать картины соседствуют у М. Шагала с тревогой за судьбы воспитанников при воспоминании о преподавании живописи бывшим беспризорникам в колонии III Интернационала (выделено курсивом): «Я не уставал восхищаться их рисунками, их вдохновенным лепетом — до тех пор, пока нам не пришлось расстаться. Что сталось с вами, дорогие мои ребята? У меня сжимается сердце, когда я вспоминаю о вас» [3].

В контекстах, посвященных воспоминаниям о том или ином человеке, сыгравшем позитивную роль в судьбе художника, наиболее частотны эмотивы с положительной коннотацией (выделено курсивом): «Потом моим спасителем стал скульптор Гинцбург. Щуплый, маленький, с жидкой черной бородкой, он был замечательным человеком. Всю жизнь вспоминаю о нем с благодарностью» [3]. Однако в случае, когда воспоминания продуцента автобиографического дискурса приводят его к образам тех, кто совершил какие-либо отрицательные поступки в отношении художника, М. Шагал не только не допускает дурных мыслей, но и подчеркивает, что и ему не нужны воспоминания этих людей (выделено курсивом): «Не бойтесь, я не стану поминать вас недобрым словом. И не хочу, чтобы вы вспоминали обо мне.

Если несколько лет, в ущерб своей работе, я трудился на благо общества, то не ради вас, а ради моего города, ради покоящихся в этой земле родителей. Делайте что хотите»[3].

Помнить. ПОМНИТЬ, -ню, -нишь; несов., кого-что и о ком-чем. Сохранять, удерживать в памяти, не забывать [1, с. 550]. Еще один лексический репрезентант концептосферы «память» - глагол помнить. М. Шагал зачастую употребляет этот глагол, обращаясь к тем, о ком он вспоминает, например: «Помнишь, как-то я написал с тебя этюд. Твой портрет должен походить на свечку, которая вспыхивает и потухает в одно и то же время. И обдавать сном» [3]. В приведенном контексте М. Шагал обращается к своему отцу, как бы сокращая временну́ю дистанцию и общаясь с давно ушедшим в мир иной человеком. Важно отметить, что продуцент автобиографического дискурса применяет в данном контексте развернутое образное сравнение, которое весьма точно передает само воздействие его живописного полотна на зрителя.

Также следующий контекст, включающий личную форму глагола помнить, приобретает характер диалогического общения с умершей на момент создания книги «Моя жизнь» матерью: «Ах, мама! Я разучился молиться и все реже и реже плачу. Но душа моя помнит о нас с тобой, и грустные думы приходят на ум. Я не прошу тебя молиться за меня. Ты сама знаешь, сколько горестей мне суждено. Скажи мне, мамочка, утешит ли тебя моя любовь, там, где ты сейчас: на том свете, в раю, на небесах? Смогу ли дотянуться до тебя словами, обласкать тебя их тихой нежностью?» [3]. Отметим, что в данном фрагменте автор опирается на метафорическую конструкцию при создании ситуации воспоминания (душа моя помнит о нас с тобой); кроме того, воспоминание о матери и память о ней всегда связана для М. Шагала с нежностью, утешением, любовью, лаской (Скажи мне, мамочка, утешит ли тебя моя любовь, там, где ты сейчас: на том свете, в раю, на небесах? Смогу ли дотянуться до тебя словами, обласкать тебя их тихой нежностью).

Также глагол помнить в его личных формах может быть представлен в контекстах, организованных по модели внутреннего диалога с самим собой, например: «Хорошо помню: не проходило ни дня, ни часа, чтобы я не твердил себе: «Я еще жалкий мальчишка» [3]. Первые самостоятельные шаги во взрослую жизнь, попытки заработать, трудности на этом пути – все то, что формирует художника и как творца, и как личность. Интересно, что и здесь М. Шагал описывает данный этап своего становления как свершение предназначения, как то, что должно было произойти, потому что такова его судьба. Таким образом, концептосфера «память» включает и идею судьбы, во многом обусловливаемую в языковом сознании М. Шагала традиционными ценностями иудаизма и еврейской национальной культуры.

Память художника фиксирует и образы тех, кто так или иначе участвовал в получении им образовании, например: «И все-таки больше всех мне запомнился первый маленький раби из Могилева. Подумайте только, каждую субботу, вместо того чтобы бежать на речку, я, по маминому приказу, шел к нему изучать Писание» [3]. Отметим в этой связи, что в воспоминаниях М. Шагала он не смел осушаться матери, и, по всей вероятности, так оно и было в действительности. Эмоциональность данному фрагменту придают оценочный эпитет маленький, а также вводное сочетание подумайте только, которое создает иллюзию диалога с читателем. Можно говорить о диалогизации автобиографического дискурса М. Шагала в целом, что особенно ярко манифестировано посредством употребления прямых обращений к родным и близким, а также к читателям.

Та же тенденция к диалогизации, позволяющая создать живой образ тех, кто составлял ближний круг М. Шагала в его детские и юношеские годы в Витебске, репрезентирована посредством обращения и употребления местоимения ты в различных грамматических формах в следующем контексте: «А как хотелось бы вернуться в то время, узнать тебя, увидеть твое, должно быть, теперь постаревшее лицо! Тогда оно было гладким, без единой морщинки, а я только раз-другой осмелился поцеловать тебя. Ты помнишь?» [3].

Необходимо особо подчеркнуть, что М. Шагал почти не прибегает к отглагольным формам глагола помнить: при проведении анализа текста книги «Моя жизнь» нами встречен единственный контекст, в котором значимо употребление причастия помнившие: «Этим сиротам хлебнуть пришлось немало. Все они — беспризорники, битые уголовниками, помнившие блеск ножа, которым зарезали их родителей. Оглушенные свистом пуль, звоном выбитых стекол, никогда не забывавшие предсмертных стонов отца и матери» [3]. Такие грамматические предпочтения, на наш взгляд, обусловливаются тем, что М. Шагал объективирует собственные воспоминания именно как процесс, тогда как в данном фрагменте ему как продуценту автобиографического дискурса важен факт, характеризующий его воспитанников в колонии III Интернационала.

Еще один репрезентант ядерной зоны концептосферы «память» – Впечатление, включение которого в ее обусловливается метафорическим пониманием памяти как отпечатка, а впечатления – как первого этапа фиксирования в памяти образов и результатов процессов. Таков, например, следующий контекст: «Смешно. Зачем ворошить старье?

Ни слова больше о друзьях и недругах.

И без того их лица намертво врезались мне в память» [3]. Языковая метафора врезались мне в память коррелирует с понятием впечатления как единомоментного, но оставляющего глубокий след в сознании (см. первое значение лексемы, приводимое ниже): ВПЕЧАТЛЕНИЕ, -я, ср. 1. След, оставленный в сознании, в душе чем-н. пережитым, воспринятым. 2. Влияние, воздействие. 3. Мнение, оценка, сложившиеся после знакомства, соприкосновения с кем-чем-н. [1, с. 97]. Отметим, что в автобиографическом дискурсе М. Шагала данная лексема реализована во всех трех основных значениях, однако первое из них является наиболее репрезентативным, например: «Да поможет мне Бог проливать слезы только над моими картинами.

Они сохранят мои морщины и синяки под глазами, запечатлеют душевные изгибы» [3]. Именно тот след в сознании, который сохраняется в живописных полотнах художника и благодаря им может быть воспринят зрителем, и есть впечатление, создающее фундамент для творчества и памяти продуцента автобиографического дискурса.

Знаменательно, что только в единственном случае М. Шагал употребляет лексему впечатление в значении ‘мнение, оценка, сложившиеся после знакомства, соприкосновения с кем-чем-н.’, при этом окружающий контекст свидетельствует о полном безразличии автора к мнению о нем других, и Горького, в том числе (выделено курсивом): «Где только я не побывал, обивая пороги! Дошел до самого Горького. Не знаю, какое впечатление я на него произвел» [3]. Разумеется, такое отношение к чужому мнению для художника – следствие устремленности его души к осмыслению сути бытия, к творчеству, подтверждением чему выступает вся автобиографическая книга М. Шагала.

Время. В состав репрезентантов концептосферы «память» закономерно включена и лексема время, а также ее производные. Не углубляясь здесь в детальное рассмотрение актуализации идеи времени в языке, речи и тексте, подчеркнем лишь, что время – одна из основополагающих категорий, которая органически связана с памятью, воспоминанием и способностью помнить. Так, М. Шагал часто употребляет эту лексему в сочетании с указательными местоимениями, стремясь еще более четко обозначить ту временну́ю дистанцию, которая возникает в момент создания автобиографического текста и осознается его автором, например: «В те времена еще не было кино. Люди ходили только домой или в лавку» [3]. Безусловно, приведенный фрагмент вполне отчетливо характеризует время детства художника, который родился в 1887 году, и Витебск, родной город художника, в который кинематограф пришел явно не в год своего изобретения, 1895, а гораздо позднее этого времени.

Также для точного представления о том или ином событии и фиксации его в процессе воспоминания автор использует конструкцию в это время, например: «Не знаю почему, я начал в это время заикаться. Может, из чувства внутреннего протеста. Я отлично знал уроки, но не мог заставить себя отвечать. Такая забавная, но и весьма неприятная штука» [3]. На наш взгляд, употребление в данном случае лексемы время позволяет наиболее точно воссоздать образы прошлого, свойственные автобиографическому дискурсу художника.

Восприятие времени у М. Шагала отличается особой спецификой: автор книги «Моя жизнь» актуализирует отношение к нему как к процессу, причем такому, в котором можно ощущать себя комфортно только в случае его неторопливости, например (выделено курсивом): «Дальнейшую учебу помню очень смутно. Велика важность! Куда спешить? Стать приказчиком или бухгалтером всегда успею. Пусть себе время идет, пусть тянется!» [3].

В употреблении лексемы время также выделяются такие контексты, которые свидетельствуют о безразличии художника не только к общественному мнению, но и к отношению к нему собратьев по профессии живописца. Так, например, о Л. Баксте М. Шагал пишет: «По правде говоря, в то время мне уже было не так важно, придет ко мне Бакст или нет.

Но он сам сказал на прощание:

— Как-нибудь загляну к вам, посмотрю, что вы делаете.

И действительно зашел.

«Теперь ваши краски поют». То были последние слова, сказанные Бакстом-учителем бывшему ученику.

Надеюсь, он убедился, что я недаром вырвался из гетто и что здесь, в «Улье», в Париже, во Франции, в Европе стал человеком» [3]. Тем не менее, высказывание Надеюсь, он убедился, что я недаром вырвался из гетто и что здесь, в «Улье», в Париже, во Франции, в Европе стал человеком, безусловно, свидетельствует о честолюбии М. Шагала, о его желании реализовать свой творческий потенциал, о необходимости совершенствовать свое искусство. Концептосфера «память», таким образом, включает, по данным автобиографического текста М. Шагала, такие репрезентанты, которые свидетельствуют об осознанном желании художника реализовать себя в творчестве.

 

Список литературы:
1. Ожегов С.И., Шведова Н.Ю. Толковый словарь русского языка: 80 000 слов и фразеологических выражений. 4-е изд., доп. М.: Азбуковник, 1999. 944 с. 
2. Рыжкина А.А. О методах анализа концепта // Вестник Орловского государственного университета. 2014. № 11 (172). С. 117-120.
3. Шагал М. Моя жизнь. М.: Эллис Лак, 1994. 208 с. URL: https://royallib.com/book/shagal_mark/moya_gizn.html