Принципы "зеленой" архитектуры в контексте современного градостроительства

PRINCIPLES OF “GREEN” ARCHITECTURE IN THE CONTEXT OF MODERN URBAN PLANNING

Michael Gorelov

Candidate of Art History, Moscow State Art and Industry Academy S. G. Stroganova, Russia, Moscow

Аннотация. В этой статье дается определение о том, что пред­ставляет собой "зеленая" архитектура не как одно из новых веяний моды, а как принципиально новое мышление людей, которые решили отказаться от эксплуатирования природы. Рассматриваются пред­посылки, которые привели к введению в архитектуру экологического подхода. Сформулированы основные принципы строительства архитектуры, которую современники называют архитектурой нового авангарда.

Abstract. This article defines what "green" architecture is not as one of the new trends in fashion, but as a fundamentally new way of thinking for people who have decided to abandon the exploitation of nature. We consider the prerequisites that led to the introduction of an ecological approach to architecture. The main principles of construction of architecture, which contemporaries call the architecture of the new avant-garde, are formulated.

Ключевые слова: принципы архитектуры; экологический подход в проектировании; городская застройка.

Keywords: the principles of architecture; the ecological approach in design; urban architecture.

Осмысливая взаимодействие архитектуры и природы, мы прикасаемся к проблеме, которая может оказаться ключевой для всей строительной политики человечества. Дело в том, что вопреки очевидной нехватке ресурсов, грозящей в обозримом будущем, все технологически оснащенные общества продолжают строить так, как если бы ресурсы планеты были неисчерпаемы. За счет того, что в сложившейся системе международных отношений наиболее развитые в экономическом отношении страны фактически эксплуатируют ресурсы более бедных регионов Земли, затрачивая основную долю энергии на нужды потребления, все еще сохраняется иллюзия, будто можно бесконечно расходовать их, не заботясь о последствиях.

С середины 1970-х годов наиболее ответственные ученые начали настоятельно разъяснять людям несомненную пагубность традиционной строительной и транспортной логики поведения, поскольку личный автомобиль превратился в один из основных источников загрязнения среды и потребителя нефти. Тем не менее, архитекторы оставались в стороне от всемирной дискуссии, коль корпоративные клиенты отнюдь не были заинтересованы в рассуждениях "экологистов" и были не готовы применять их мысли к собственным строительным программам. Те, кто подобно английскому архитектору Кристоферу Дэю (род. 1942 г.), доказывали, что работая в качественно иной логике, можно достигать вполне убедительных результатов, долгое время не воспринимались всерьез [2, с. 93].

Ситуация начала меняться лишь на рубеже ХХ‑ХХI веков, когда активисты природоохранных движений заставили политиков более вдум­чиво отнестись к аргументам архитекторов, исповедовавших новаторские принципы в построении пространства городской среды. А корпоративные заказчики, обеспокоенные своим имиджем в глазах миллионов потре­бителей, наконец поняли, что дополнительные усилия, затрачиваемые на переориентацию строительной политики, могут вскоре окупиться. До последнего времени число примеров художественно полноценной "зеленой" архитектуры оставалось невелико. Слишком часто увлечен­ность технической стороной вопроса вытесняла заботу клиента о проблемах вторичных последствий, порожденных сооружением. Делу не помогало и то обстоятельство, что крупные, давно утвердившиеся на профессиональном рынке архитектурные фирмы, оказались психо­логически не готовыми к признанию реальной необходимости осваивать совершенно новые пласты экологического знания фундаментальным образом. Именно поэтому пионерами "зеленой" архитектуры оказывались молодые, во многом недостаточно опытные архитекторы. И все же с середины 90-х годов обозначился перелом, позволивший более оптимис­тично взглянуть на вопросы экологического проектирования [1, с. 580]. Примерно до 2005 г. шли активные эксперименты, казавшиеся иллюзор­ными и разрозненными. Но сейчас, спустя 15 лет, уже можно с полным основанием говорить о своде принципов "зеленой" архитектуры, испо­ведуемых немалым числом ее последователей-профессионалов. Эти принципы реально являются основой их творческой практики.

• Принцип сохранения энергии

Здесь говорится о проектировании сооружений таким образом, чтобы свести к минимуму необходимость расхода тепловой энергии на их отопление или, напротив, охлаждение. Первой попыткой такого рода было здание школы Св.Георгия, построенного еще в 1961 году архитектором Э. Морганом близ английского Ливерпуля. Все классные комнаты были обращены на юг и снабжены огромными окнами с двойным остеклением, а чтобы солнце не ослепляло, применили специ­альное рассеивающее стекло. Стены были трехслойной конструкции: первый слой − кирпичная кладка, за ним − вспененный утеплитель, третий слой, внутренний − защитная обшивка. Солнечный свет доста­точно прогревал небольшие классные комнаты, к чему добавлялось тепло от ламп освещения, а достаточно тяжелая ограждающая конструкция аккумулировала тепло настолько, что здание не успевало остыть даже оставаясь пустым. Однако, сама эстетика страдала: здание смотрелось скучно, подобно остекленному складскому сооружению с односкатной кровлей. Лишь спустя 25 лет в создании жилого дома во французском Авиньоне удалось освободиться от схематизма ранних работ. Небольшие двухъярусные квартиры были сгруппированы вокруг атриумного дворика, освещенного солнцем, каждая квартира имела свою лоджию для вентиляции воздуха в холодное время года. На плоской кровле смонтировали солнечные панели, обеспечивавшие снабжение дома горячей водой. В общей сложности экономия на отоплении, в сравнении со стандартными домами, составила 67 %. Особая правительственная программа энергосберегающих односемейных домов в Канаде позволила создать конструкции отлично утепленных стен, кровли и полов, снизив расход топлива на 70% [4, с. 131].

• Принцип "сотрудничества" с солнцем

Если школа близ Ливерпуля была техническим экспериментом, то комплекс школы в Турнэ (Бельгия) позволяет говорить о вполне зрелом, убедительном с художественной точки зрения архитектурном замысле. Архитектор Жан Вильфар создал компактный план, стремясь сократить периметр стен, избавившись от коридора и собрав все классы вокруг зимнего сада, где размещалась библиотека. По северной стороне окна были невелики, с южной − каскад вертикальных и наклонных остекленных поверхностей. Как итог − отопления в школе не потребова­лось. В общем-то идея не нова: еще Антонио Гауди вводил солнечный свет в многоэтажные жилые дома, устраивая световые "шахты", выводящие на кровлю. Наш, российский архитектор М. Гинзбург, в 1930-е, таким же образом добился того, что все лестничные пролеты в здании Наркомфина на Новинском бульваре в Москве, оказались залиты солнечным светом. С 1970-х годов началось строительство гостиниц Дж. Портмана, с их "атриумами" по всей высоте здания. В 2010-е этот принцип стал излюбленным при возведении банковских и офисных зданий. Архитекторы Габетти и Изола возвели 10-этажный жилой дом в Турине, развернув жилые "крылья" к солнцу, облицевав центральный блок гостиных солнечными элементами под цвет неба [3, с. 104-105].

Колин Смит возвел чрезвычайно уютный, при всей скромности решения, центр для инвалидов в английском Хэмпшире, расположив приспособленные к особым нуждам обитателей небольшие квартиры по обеим сторонам озелененного пассажа, залитого светом во всякое время года.

• Принцип сокращения объемов нового строительства

Это можно интерпретировать как создание "нового в старом", уважение к культуре минувших эпох.

К середине ХХ века, казалось, вполне победил подход, когда застройщики убеждали городские власти и частных инвесторов, что все сломать и строить на пустом месте дешевле и эффективнее. В действи­тельности − не всегда дешевле, редко эффективнее, но, несомненно, проще. И... началась стройка! Посмотрите на старые фотографии, к примеру, Москвы. И потом прогуляйтесь по сегодняшней столице − разницу надо ли объяснять? Сколько безвкусного новодела вместо исторической части города появилось за последние четверть века, пока общественники не подняли этот вопрос на правительственном уровне! Хорошо, хоть Питер сохранили. Ну это же не Сталинград и Севастополь, разрушенные войной, хотя исследование восстановления исторической части города славы Черноморского Флота в 1950-е, придания ему теплой неповторимости и заслуженной самобытности − это отдельная инте­ресная тема.

Даже, казалось бы, в консервативном Лондоне происходило интенсивное замещение старинных кварталов новыми постройками − стандартными и потому бесконечно унылыми. К счастью, период безудержного увлечения прогрессом остался позади и, под давлением общественного мнения, городские власти пришли к пониманию важности сохранения исторического наследия не только в музейных залах, но и непосредственно в среде повседневного обитания людей.

Примерам обновленной жизни старых зданий нет числа. Заслуженное место среди них занимает Музей Орсэ в Париже. Старый Орлеанский вокзал был десятилетиями закрыт, пути давно разобраны, и многие инвесторы заглядывались на участок, занятый вокзалом в самом центре города, на набережной Сены. В 80-е годы было принято решение преобразовать здание вокзала в музей искусства первой половины XX в., и под руководством архитектора Гае Ауленти была проведена бережная реконструкция огромного сооружения, которое при­обрело теперь славу одного из лучших музейных зданий мира [1, с. 583].

То же относится к жилому району Крейцберг в Берлине, который – при существенной помощи городских властей, но, прежде всего благо­даря труду множества жителей и их ассоциаций, в 80-е годы удалось превратить из полуруины в один из наиболее привлекательных уголков города. Здесь даже удалось осуществить масштабный эксперимент, в рамках которого один из кварталов был превращен в “зеленую” зону, вплоть до создания автономной системы очистных сооружений, с использованием бассейнов со специально подобранными расте­ниями, и солнечных батарей для сокращения расходов на отопление. В Крейцберге была успешно опробована перестройка старых фабричных зданий в превосходные жилые дома, тем более удобные, что их кар­касные конструкции позволяют многократно видоизменять планировку жилых квартир. Крейцберг был своего рода учебной площадкой “зеленой” архитектуры для всего мира, а уже в 90-е годы наиболее убеждающим примером подражания оказалось преобразование старого складского здания верфи Брэндрем в Лондоне в привлекательный жилой комплекс [7].

• Принцип уважения к обитателю

Речь о существенном изменении подхода к функционированию здания, когда и застройщик, и архитектор, и владелец видят в постройке не машину для проживания, а корпоративное владение, в поддержании которого огромная роль принадлежит каждому обитателю. Очевидно, что эта роль не может быть существенной в случае многоквартирных, стандартных многоэтажных блоков с неизменяемой конфигурацией стен и кровли, где роль обитателей сводится исключительно к предотвра­щению вандализма.

В пригороде австрийского города Грац архитектор Эйлфрид Хют достиг любопытного результата. Застройка сблокированными вместе домами обрела в его случае высокое разнообразие деталей, начиная с планировки жилищ, размещения, размеров и формы окон и завершая цветовым решением, – все в результате достигнутого взаимопонимания между архитектором и каждой семьей в отдельности.

По мере того как информация о результатах строительного про­цесса, альтернативного к прежним стандартам, становится общественным достоянием, горожане начинают все активнее втягиваться в процесс формирования среды своего обитания. Так, при создании нового жилого комплекса в ином пригороде Граца сначала сформировалось сообщество будущих жителей, затем оно выработало свои представления о необ­ходимом. Наконец, уже как кооператив – оно приняло решение, что комплекс следует расчленить на три блока, и для проектирования каждого из них нанять иного архитектора, во избежание усредненности общего решения [5].

Предельным выражением установки на активность будущего обита­теля стали попытки создать такой “конструктор”, чтобы из готовых деталей каждый мог построить дом, максимально приспособив его к потребностям семьи. Этой работой долгое время занимался калифор­нийский архитектор Кристофер Александер. Он начал в 70-е годы с процесса совместного со всеми преподавателями проектирования университетского корпуса в Орегоне. Позднее в Мексике, вместе с жителями, возводил поселок, в котором отдельные дома оказались сгруппированы вокруг общего, коммунального пространства. Эту же линию экспериментов продолжил английский архитектор Уолтер Сигал, разработавший каркасные конструкции для “самостроя” в Макинтлетт (Уэльс).

• Принцип уважения к месту

В действительности речь идет об особой установке сознания, в наибольшей мере представленной восточной философией, в которой слияние с природным окружением, бесконечное всматривание в него испокон века полагалось наивысшей ценностью. Воспевание естествен­ности было в центре философии Жан-Жака Руссо и его последователей, тогда как американский поэт Горацио Торо, не ограничиваясь словами, своими руками построил хижину в лесу, чтобы затем описать это как процесс самоосвобождения.

Казалось бы, все эти романтические устремления остались далеко в XIX в., однако к концу XX в. почти повсеместно наблюдается вспышка интереса к традиционной архитектуре “примитивных” культур. Так, архитекторы вспомнили о подземных жилищах Китая, где в зоне лессовых почв издавна утапливали дома в толщу грунта, группируя все помещения вокруг светового дворика-колодца и ведя на плоских кровлях интенсивное овощное хозяйство. Вспомнили о подземных жилищах африканской пустыни, и началось возведение сооружений, частично или даже полностью упрятанных в землю.

Каталонский архитектор Хавьер Барба построил дом площадью всего 220 кв. м на участке склона площадью 20 соток, практически полностью упрятав дом в толщу склона, так что зрительно весь участок остался зеленым. Разумеется, пришлось пойти на изрядное усиление бетонных опор, чтобы удерживать на кровле слой грунта толщиной 60 см, заросший густыми травами, но принцип нетронутости участка был для заказчика важнее. При этом дома весьма комфортны по планировке, просвечиваются прямым светом на всю глубину и чрез­вычайно экономны в том, что касается затрат на отопление и, что еще важнее в этом климате, охлаждение летом. Тема озелененной кровли приобрела огромную популярность и в северной Европе, начиная с работ Кристофера Дэя в Уэльсе или Ганса Платена в Германии. Оценив суммарную площадь кровель городов, архитекторы, совместно с опытными садоводами, выдвинули концепцию возвращения зелени, отнятой городом у природы. В 80-е годы конструкции озелененных кровель удалось довести до совершенства, обеспечив оптимальные условия для растений и надежную защиту перекрытий от влаги и корней. Включая слой грунта, это конструкция из семи слоев, создание которой обходится недешево и, главное, предполагает чрезвычайную тщатель­ность работы. Однако результат вполне убедителен, и в последние годы кровли европейских городов – плоские, и террасированные, и наклонные – начали все чаще превращаться в газоны, поднятые высоко над уровнем земли. Эти “висячие” сады нового времени все заметнее в городском ландшафте [1, с. 584].

• Принцип целостности

Именно этот принцип выражает идеал “зеленой” архитектуры, хотя, разумеется, непросто достичь решения, в котором все перечисленные ранее подходы к задаче были бы задействованы вместе. Это именно идеал, стремлением к которому все чаще окрашены действия архи­текторов в странах, где достигнуто наибольшее взаимопонимание между новым авангардом и заказчиком.

Даже при минимальных ресурсах принцип целостности доказывает свою работоспособность, но, естественно, немалые возможности новой “зеленой” архитектуры многократно возрастают, когда давление обстоя­тельств существенно компенсировано настроением и возможностями клиента.

Наиболее любопытным из примеров использования всех инстру­ментов нового авангарда по праву считают здание банка NMB в Амстердаме, решение о строительстве которого было принято еще в 1978 г. Если в США и Великобритании офисы обычно арендуют готовые здания или их части, то в германской и голландской традиции принята иная модель поведения. Здесь конторские учреждения берут банковскую ссуду, обращаются к известному архитектору или устраивают конкурс и создают сооружение, пригнанное к их специфическим запросам. В первом случае архитектору почти нечего делать, ведь конторское здание, отведенное под аренду множеством разных организаций, по необходимости предельно усреднено, оно “никакое”. Вторая ситуация ближе всего к классической практике долгой работы на индивиду­ального клиента, так что всякий профессиональный архитектор считает ее максимальной удачей.

NMB – крупный банк, и ему потребовалось сооружение, рассчи­танное на штат в 2000 человек, что давало архитектору Тону Альбертсу немалые возможности, однако немало от него и требовало. Дело в том, что, в отличие от большинства стран, законы Нидерландов требуют активной вовлеченности профсоюзов в процесс принятия решений относительно изменения условий работы. Даже выбор участка под строи­тельство происходил в Амстердамском банке в результате голосования так, чтобы облегчить проезд на работу возможно большему числу слу­жащих. Выбор естественных материалов был также обусловлен решением профсоюзной организации банковских клерков. Тон Альбертс избрал не вполне обычный способ организации проектирования. Он отказался от роли генерального дирижера слаженной команды исполнителей и предпочел создать проектную группу, в которую с самого начала вошли представитель банка, врач-гигиенист, разработчики интерьеров, консультанты по акустике и ландшафтной архитектуре.

Критики подобного группового подхода обычно уверяют, что в результате “проекта через голосование” непременно должно получиться нечто совершенно нелепое, однако в Амстердаме возник нестандартный образ крупного конторского учреждения, сразу же опознаваемый и отнюдь не лишенный привлекательности. NMB − крупное сооружение с полезной площадью 50000 кв. м по всем этажам, да еще с паркингом на 28000 кв. м. Если бы здание банка было построено тривиальным способом, оно, как мастодонт, возвышалось бы над пригородом Амстердама, подавляя свое окружение. Разумеется, собрать все поме­щения в простом призматическом объеме было бы проще и дешевле, однако руководство банка сочло более разумным пойти на дополнитель­ные расходы, но зато создать рабочую среду, лишенную атмосферы казенности, случайности и скуки. Вместо одного объема возникло десять, связанных между собой единым пассажем на весьма прихотливом плане, словно воспроизводящем фрагмент средневекового города [6].

Обособленные части крупного комплекса различаются высотой, ориентацией, планом, и при этом каждая из них, в свою очередь, под­разделена на частично обособленные группы, на 20 человек каждая. Проектному коллективу удалось создать пространственные “единицы”, с которыми каждый работник может ощутить личную связь. Аналогия со средневековым городом вполне законна, поскольку не сводится к чисто формальному разнообразию в рамках целостной структуры комплекса.

Остекление пятигранных шатров над лестничными башнями устроено так, чтобы солнечная энергия подогревала воздух, засасы­ваемый внутрь в вентиляционную систему, так что при наружной температуре 7° воздух прогревается до 21° без подключения центральной системы отопления, работающей только при более низких температурах. Более того, было просчитано, что в здании банка гораздо выгоднее установить собственный эффективный электрогенератор, чем покупать энергию извне, а тепло от генератора отводится к водосборнику на 100 куб. м, установленному в подвале. К нему же отводится избыточное тепло, выделяющееся при работе лифтов и компьютеров. В результате удалось отказаться от установки системы кондиционирования воздуха, на чем настаивал профсоюз, напуганный сообщениями о вредных эффектах “мертвого” воздуха и случаях вирусных заболеваний.

В целом удалось достичь внушительного эффекта. По сравнению с прежним зданием банка энергетические затраты на 1 кв. м площадей сократились с 1320 киловатт-часов до 111 квт/ч, т. е. в 12 раз! Экономия на энергии составила внушительную сумму 2,6 млн. долларов в год, что уже многократно окупило дополнительные расходы на проектирование, строительство и отладку систем. Главное в том, что при этом здание, став совершенным прибором, сохранило все свойства оригинального архитектурного произведения [4, с. 114].

Итак, две основные тенденции переплелись в новейшей архитектуре, почти не взаимодействуя. Одна – полное включение архитектуры в структурную организацию крупномасштабного “шоу”, в сценарии которого ведущая роль принадлежит, конечно, продюсеру. Как в кино, техника и экономика в равной степени подчинены вопло­щению замысла, который в конечном счете приносит немалую прибыль. Так устроен центр Лас-Вегаса, но этой же задаче подчинены все новые экстравагантные затеи, вроде установки гигантского Колеса обозрения к новогодней ночи 2000 г. на набережной Темзы, в самом центре Лондона. Другая тенденция объединяет специалистов, не боящихся высоких тех­нологий, но при этом ориентированных на человечность достигаемого результата, во всех компонентах этого высокого понятия: от внимания к тончайшим потребностям души до заботы о сбережении природы.

Предугадать, какая из тенденций будет преобладать в XXI в., невозможно. Многое будет зависеть и от глобальных политических процессов, от того, будет ли, наконец, осознана пагубность ситуации, при которой 1/6 населения Земли поглощает 90 % мировых ресурсов, от того, произойдет ли очередная мировоззренческая революция. Скорее всего, еще долгое время обе тенденции будут сосуществовать раздельно – на фоне примитивности строительства, все еще в основной массе осуществляемого без участия архитектора.

Сейчас по всему миру существуют уже тысячи примеров различ­ных экологических зданий, в Россию подобное веяние также пришло. И климат наш здесь ни при чем. Сегодня можно привести несколько примеров зеленой органической архитектуры в России, которые были полностью сертифицированы. В 1998 году архитекторы А. Асадов, А. Ларин, запроектировали фитнес-центр «Олимпик-Стар-Кунцево» в Москве на границе между многоэтажной застройкой и парком. Желая растворить здание в зелени парка, авторы предложили здание в форме холма с газоном на кровле. Результат – внушительная коллекция премий за самый экологический проект от «Золотого сечения» и «Арх‑Москвы» до «Зодчества». Есть здание, не являющееся жилым помещением, а всего лишь заводом подшипников в Твери. Впрочем, сейчас власти пытаются сертифицировать еще несколько подобных зданий – олимпийские объекты в Сочи, здания в Сколкове и Barkly Park. Из нежилых − это деловой центр «Кантри-Парк-3» в г. Химки (ТМА Логвинова), Административно-деловой центр у Живописного Моста на Карамышевской набережной в Москве.