Современные концепции перевода и проблема адаптации художественных текстов

MODERN CONCEPTS OF TRANSLATION AND THE PROBLEM OF ARTISTIC TEXTS' ADAPTATION

Hussain Shayyal Ajlan Al-Rubaiawi.

Assistant, Ministry of Education, Directorate General of education in Baghdad Karkh 1., Iraq, Baghdad

Аннотация. Статья посвящена обзору современных направлений в теории перевода: лингвистическому, коммуникативно-функциональному и когнитивному. В статье также рассмотрены теории на основе этих концепций, их цели, методы.

Во второй части статьи раскрыты практические аспекты перевода художественных текстов с русского языка на английский и наоборот на примере перевода рассказов Чехова и на примере трансляции интерсексуальных аспектов различных литературных текстов.

Abstract. The article is devoted to the review of modern trends in translation theory: linguistic, communicative-functional and cognitive. The article also discusses theories based on these concepts, their goals, and methods.

The second part of the article reveals the practical aspects of literary translation from Russian into English and Vice versa, using the example of translating Chekhov's stories and translating intertextual aspects of various literary texts.

Ключевые слова: Перевод; межкультурная коммуникация; теория перевода; лингвистическая теория; функционально-коммуникативная теория; когнитивная теория; концепт; лингвокультурология; языковая картина мира; аллюзия; эквивалентность; интертекстуальность.

Keywords: translation; intercultural communication; translation theory; linguistic theory; functional-communicative theory; cognitive theory; concept; linguoculturology; linguistic picture of the world; allusion; equivalence; intertextuality.

В настоящее время проблема перевода различных текстов становится одной из наиболее важных в гуманитарной мысли в целом, зародившись, как саморефлексия авторов, занимавшихся собственно художественными переводами, теория перевода становится вспомогательной дисциплиной сначала в литературоведении, а в процессе движения к современному пониманию языка, то есть к изучению языка в его «живой», в том числе и повседневной практике, то есть в настоящее время лингвист не ограничивается описанием и толкованием языковых знаков, языковых единиц, а рассматривает их в процессе их функционирования в тех или иных текстах, не обязательно имеющих эстетическую функцию, то есть не обязательно относится к художественной литературе, становится сначала вспомогательной лингвистической дисциплиной, а вскоре и самостоятельной областью знания со своей методологией, концептуальным аппаратом и т.д. Расширение сферы лингвистических интересов за счет изменения взгляда на предмет лингвистики ( шире − филологии, в целом) стало причиной новых, смежных между собой научных дисциплин: этнолингвистика, лингвокультурология, социолингвистика, психолингвистика, лингвопоэтика, лингвистика текста,  функциональная стилистика и многих других, среди которых и теория перевода, или переводоведение. В Советском союзе еще в начале 1940 гг. (в последствие этим исследованиям помешала начавшаяся война) А. В. Федоров выдвигает основные положения лингвистической теории перевода, согласно которым основным критерием эквивалентности исходного и переводного текста представляется передача стиля текста, близкого к оригиналу. В этом отношении важно, что семантика текста, поскольку лингвистическая теория базируется на языковедческих воззрениях Ф. Де Соссюра, понимавшего под предметом лингвистики, язык, как структуру языковых единиц, взаимодействующих между собой, в этом отношении, по мнению Соссюра − взаимодействие этих языковых единиц, то есть является осмысленным для носителя языка, по определению, таким образом вопрос о восприятии адресатом того, или иного высказывания, или о многозначности текста и его составляющих в сферу интересов лингвистов не входил.
Труды Федорова заложили фундамент лингвистического подхода, применяемого к процессу и результатам перевода. В рамках этого способа формируются также взгляды Я. И. Рецкера, который в 1950 г. в статье «Закономерные соответствия при переводе на родной язык» предпринимает попытку изобретения классификации лексических соответствий, привлекая материал не только  художественных, но и научных, и общественно-публицистических текстов.  Однако он ограничился только лексическим уровнем (не принимая во внимание синтаксических и текстовых категорий, что было более чем естественно то время!). Это значительно ослабляло его классификацию соответствий.

«Лингвистический подход», другими словами, учёт объективной языковой подоплёки в процессе перевода, используемый Федоровым и Рецкером, в 50-е гг. подвергается натиску критики за «формализм» и «буржуазность», зато  большой популярностью и официальной поддержкой пользуются взгляды И. Кошкина, который в множестве своих статей и выступлениях отдаёт наивысший приоритет передаче содержания текста, и  прежде  всего − «идейного содержания», не принимая во внимание нюансы формы и называя такой подход «методом реалистического перевода».  Далее, не  смотря  на  критику в 1958 г. Федоров публикует монографию «Лингвистические проблемы», в данном случае важно, что ученый, наряду с другими советскими лингвистами, в том числе и занимавшимися переводоведением, например, В.Н.Комиссаров, В.Г. Гак, Л.С. Бархударов, отражает складывающуюся в филологической науке тенденцию к перемене парадигмы, о чем речь шла ранее, вскоре авторитет Федорова и правильность его воззрений, касающихся формальной стороны текста, в данном случае стилистики при переводе и, таким образом, адекватности исходного текста и текста перевода, становится общепризнанной в советском научном сообществе, при этом следует отметить, что у лингвистического направления были сторонники и среди зарубежных лингвистов-транслатологов ( Дж. Кэтфорд). Поскольку лингвистическое направление в переводоведении основным критерием качества перевода считает эквивалентность, а в последствие В.Н. Комиссаров предложил в качестве дополнительного критерия адекватность, то есть соответствие переведенного текста оригинальному, как по смыслу, так и по стилю, в этой ситуации формальная сторона текста допускает некоторые вольности, по крайней мере относительно построчного перевода, конечным  итогом  такого  перевода  становится  текст на  другом языке, являющийся не  самостоятельным текстом, а  «отражением» исходного текста. В этом русле развивались такие переводческие стратегии, как трансформационная, ситуативная и семантическая.

Другим направлением в переводоведении, также породившем ряд моделей и стратегий перевода, является коммуникативное направление, среди его представителей можно назвать О. Каде, З.Д. Львовская и еще ряд ученых. Представители этого направления  («школы»)  в  переводоведении  мыслят  перевод,  как коммуникативный  процесс  между  двумя  текстами. В этом отношении  важным представляется рецепция переводчиком исходного текста, культурный и образовательный уровень переводчика и особенности текста, как источника информации. То есть в русле данной научной парадигмы предметом  изучения становится процесс перевода, но не как трансформация совокупности языковых единиц одного языка в совокупность близких языковых единиц другого  языка, а как процесс коммуникации между двумя текстами, при этом текст перевода в данном случае также представляется лишенным  самостоятельности, поскольку является результатом коммуникативного процесса, поводом для которого послужил уже однажды созданный текст.

Наибольшей популярностью среди научного сообщества в настоящее время пользуется третий подход (направление), называемый когнитивно-лингвистическим, во многом близкий к функционально-коммуникативному, но учитывающий гораздо больше экстралингвистических лингвистических, в виде особенностей текста и экстралингвистических факторов. По самому его наименованию становится ясным, что в данном случае имеет место процесс познания. Суть этого подхода, сторонниками которого являются А. А. Леонтьев, Г. Ф. Чернов, А. Ф. Ширяев и др., состоит в том, что в ходе знакомства с исходным текстом, переводчик создает свой текст, то есть совокупность смыслов, воплощенную в тексте перевода, в свете своего восприятия действительности и языковой картины. Таким образом, текст перевода становится самостоятельным языковым фактом, в чем ему отказывают представители лингвистического и частично коммуникативного подходов.

В настоящее время ряд стратегий перевода формируется с учетом сильных и слабых сторон всех трех теорий, или подходов. Подобный перевод позволяет создать текст максимально адекватный исходному тексту, но при этом сложность подобного перевода заключается в том,что кроме специфики того, или иного языка, что очевидно, переводчик неминуемо сталкивается с рядом смыслов, порожденных реалиями художественного мира, здесь акцентируется внимание именно на художественном переводе, созданного автором. В данном случае также проблема не только в культурных различиях, выраженных, к примеру, в различном понимании тех, или иных концептов, характерном для различных картин мира, воплощенных в языке, но и в специфике смыслов, которые создает конкретный автор.

Так английские переводы рассказов и драматургии А. П. Чехова чаще всего  «грешат» не отсутствием местного колорита, а тем, что их смысл становится в силу именно чеховского стиля, понятен носителю русского языка. Трансляция стиля Чехова вкупе с реалиями, являющимися основой комического, или трагического у автора становится для переводчика сложным, а подчас непосильным трудом.

Трудности перевода произведений Чехова на английский, а особенно его пьес, разнообразны и сложны. Одно из существенных препятствий − различия между реалиями в разных культурах и лексикой, которая им соответствует. Более тяжелым является перевод таких слов и словосочетаний,  которые в  данных языках схожи семантически, однако обладают неодинаковым смысловым наполнением. К примеру, сложно даются верному переложению на иностранный язык такие явления, как «светлая личность», «мещанин», «благородный», «общественный человек». Для носителей эти слова весьма просты, но проблема: однако они могут быть адекватно восприняты исключительно в рамках русской культуры, что особенно необходимо для понимания произведений Чехова. «Светлая личность», «общественный человек» — за этими символическими выражениями лежит конкретный слой истории России, а именно − идеалы 1860х годов: идея бескорыстного труда на благо общества, простому народу, борьба против невежества и деспотизма за «светлое будущее» (например, мать Войницкого в «Дяде Ване» до сих пор «ищет в своих умных книжках зарю новой жизни»). Более того, в своих пьесах Чехов нередко с юмором обыгрывает эти понятия. Всё это повышает сложность грамотного перевода − ибо надо донести и смысл понятий, и иронию автора.

Одно из самых трудно переводимых слов,«интеллигенция» и его производные, не имеют достойных аналогов в английском языке. Русские люди воспринимают многих героев произведений Чехова как эталон «интеллигентности», но в понимании англоязычных читателей их манеры общения кажутся недостаточно вежливыми.

Бесспорно, оказывают определённое влияние на переводимый текст и различные стереотипы о людях из другой страны. К ним можно отнести мнение, что русскоязычные выражают свои эмоции более пестрым и разнообразным языком, в то время как носители английского языка обходятся более лаконичными выражениями. Если говорить о том, как говорят чеховские герои, то, в первую очередь, при переводе необходимо учитывать специфику их эпохи и, кроме того, суметь проследить и передать характер автора.

Чтобы достигнуть в переводе аналогичного эффекта на людей, какой пьеса производит в оригинале, задание, которое требует от переводчика развитой восприимчивости и большого опыта. За образец можно взять текст «Трёх  сестёр», сделанный Майклом Фрейном. «Эффект идентичности» срабатывает мгновенно, так рождается впечатление, что это оригинальный текст, а не перевод. Магия заключается как в стилевой и смысловой точности, так и в особом чувстве ритма (периодов разного размера), что позволяет передать звуковой рельеф произведений Чехова.

Классический образец − начало «Трёх сестёр», а конкретно: монолог Ольги. Переводчик не стремился копировать ритмический рисунок точь-в-точь, что невыполнимо по крайней мере по той причине, что слова в русском языке обыкновенно длиннее, чем в английском. Фрейн не пугается менять и построение фраз, с той целью, чтобы они более органично выглядели в тексте на  английском (на первые пять фраз у Чехова у него − семь). Но в английском варианте осталось, а если быть точнее, грамотно передано звучание и выразительность русского языка у Чехова. Особенно хорошо показана одна из важнейших характеристик чеховской речи, заключающаяся в том, что её фрагменты, кусочки (и иные довольно краткие предложения), часто похожи на строки из стихов. В первом монологе Ольги в рамках небольшого высказывания можно встретить: «И мы вспоминаем об этом легко» − амфибрахий; «Ты уже в белом платье» − анапест; «Лицо твое сияет» − ямб; реплика Ирины: «Зачем вспоминать!» − амфибрахий. Аналогичный порядок сохранился и у Фрейна, при том, что ни в плане синтаксиса, ни в плане ритма английский текст вовсе не является калькой русского, но в пределах небольшой части текста ощутимо совпадение размера и числа слогов.

Драматургу удаётся оставить бесчисленные обращения «милая» и донести его полутоны в разных контекстах: «dear», «my dear», «my love».

Фрейн великолепно поработал с выражениями, которые упоминают Бога и чёрта, весьма типичные для бытовой речи, однако нередко неуместно звучащие у переводчиков-буквалистов.

Стоит упомянуть о замене, которую Фрейн нашёл для выражения слова «недотёпа» − «sillybilly». Это лучший эквивалент, так как не пострадал ни смысл, ни эмоциональная (нерезкая, добрая) окраска, и количество слогов, и ритм  оригинального русского слова. Ровно как и в текстах Чехова, у М. Фрейна герои общаются по его индивидуальному подходу, кроме того это выглядит естественно, будто бы само по себе. Наташа в нестрессовой ситуации не высказывает чего-то примечательного, но каждая её фраза режет слух, в точности, как и у самого Чехова. Речь простонародных персонажей, таких как Анфисы и Ферапонта, тоже сильно отличается, что достигается с помощью легких оттенков, без кричащих красок. Труды Фрейна − пример результата даёт метод «вживания», «перевоплощения» в руках талантливого драматурга, эксперта русской культуры. Он же продемонстрировал совершенно иной метод к текстам Чехова, создав в 1984 г. пьесу «Дикий мед»(«Wild Honey»). Он утверждает, что это не перевод, а самостоятельное отдельное  произведение  на  основе  чеховской  «Пьесы  без  названия» («Платонов»).

В действительности произведение М. Фрейна являет собой попытку совмещения чеховской драматургии с поэтикой «хорошо сделанной пьесы». Подобная проблема связана и с переводом с английского на русский, так в известной, правда, больше по экранизации, книге Лемони Сниккет (наст. Имя Д. Хэндлер)«33 несчастья» основной сложностью для трансляции иноязычного  текста становится литературная игра за счет интерсексуальных связей в произведении, при этом если ряд аллюзий носит общекультурный характер, доступный каждому более, или менее образованному читателю (аллюзии к Бодлеру, Эдгару По, Герману Меллвилу, Диккенсу, Дж. Оруэллу и т.д.) то по мере усложнения литературной игры, автор вводит реалии, известные в первую очередь носителю английского языка и соответствующей картины мира. К таким относятся, к примеру, Доктор Монтгомери Монтгомери, герпетолог − вполне возможно, что это аллюзия к британскому юмористическому телешоу «Летающий цирк Монти Пайтона». Монти − сокращение от Монтгомери, а Пайтон созвучно со словом питон. Эта программа широко известна в англоязычных странах, тем более, достаточно своеобразный юмор «Летающего цирка», нередко построенный на игре слов более доступен носителям английского языка. В этом случае, простая транслитерация имени может дать читателю  сравнительно немного для понимания аллюзии и переводчик вынужден,  либо давать комментарии, поясняющие реалии недоступные носителям других языков, что может затруднить чтение самого текста, либо опустить аллюзию при переводе, либо заменить другой аллюзией, понятной носителю не английского языка.
При переводе аллюзивной ономастики, основной задачей переводчика, в таком случае, адекватно  понимать  лингвокультурологическую  картину  мира,  свойственную носителям языка, на котором написан текст, который требуется транслировать, а при невозможности найти аналоги и адекватно передать  особенности авторского текста, переводчик может проявить творческое начало, в таком случае, при переводе нередко происходит соединение совершенно разных языковых представлений об окружающем мире, что порождает новый текст, и, наконец, при переводе, текст, за счет диалога языковых картин, что и является смыслом художественного перевода, может быть обогащен аллюзивной лексикой и ономастикой, свойственной родной для переводчика языковой картине мира, таковы, к примеру, переводы Б.Заходера, ряд переводов С.Я. Маршака, Б. Пастернака.