КТО ПРИСМАТРИВАЕТ ЗА НЕСОВЕРШЕННОЛЕТНИМ ПОДОЗРЕВАЕМЫМ И ОБВИНЯЕМЫМ В ПУБЛИЧНЫХ ПРИЗЫВАХ К ОСУЩЕСТВЛЕНИЮ ЭКСТРЕМИСТКОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ

WHO LOOKS AFTER A JUVENILE SUSPECT AND ACCUSED OF PUBLIC CALLS TO CARRY OUT EXTREMIST ACTIVITIES

Andrey Shishkov

PhD in Law, Associate Professor federal state budgetary educational institution of higher education University «Dubna», Russia, Dubna

Аннотация. Статья посвящена субъектам обязанным обеспечивать надлежащее поведение несовершеннолетнего подозреваемого и обвиняемого в публичных призывах к осуществлению экстремисткой деятельности. Высказывается предположение о невозможности опекуном осуществлять присмотр за несовершеннолетним подозреваемым или обвиняемым.

Abstract. The article is devoted to subjects obliged to ensure the proper behavior of a minor suspected and accused of public calls for extremist activities. It is suggested that it is impossible for a guardian to look after a minor accused or accused.

Ключевые слова: мера пресечения; несовершеннолетний; опекун; недееспособность; невменяемость.

Keywords: measure of restraint; minor; guardian; incapacity; insanity.

Законодатель предусмотрел уголовную ответственность за публичные призывы к осуществлению экстремисткой деятельности (ст. 280 Уголовного кодекса Российской Федерации, далее – УК) [9]. Как показывает следственно – судебная практика, возраст лиц, публично призывающих к осуществлению отдельных форм экстремисткой деятельности, в некоторых случаях не превышает восемнадцати лет. Например, подростки склонны к использованию нацистской атрибутики или символики, либо атрибутики или символики, сходных с нацистской атрибутикой или символикой до степени смешения. Иногда несовершеннолетние обращаются к другим лицам с целью побудить их к использованию этой экстремисткой символики. Зачастую используют для этого информационно-телекоммуникационные сети, в том числе сети «Интернет». При этом уголовная ответственность за совершение этого преступления наступает с шестнадцати лет.

Расследование преступлений, совершенных несовершеннолетними, производится с определенными особенностями, предусмотренными главой 50 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации (далее – УПК) [10]. Например, при выборе меры пресечения следователь должен рассмотреть вопрос о возможности избрать специальную меру пресечения – присмотр за несовершеннолетним подозреваемым или обвиняемым (ст. 105 УПК) [10].

Законодатель говорит, что присмотр за несовершеннолетним подозреваемым или обвиняемым состоит в обеспечении его надлежащего поведения родителями, опекунами, попечителями или другими заслуживающими доверия лицами, а также должностными лицами специализированного детского учреждения, в котором он находится, о чем эти лица дают письменное обязательство.

Таким образом, надлежащее поведение несовершеннолетнего, а именно: а) не покидать постоянное или временное место жительства без разрешения дознавателя, следователя или суда; б) в назначенный срок являться по вызовам дознавателя, следователя и в суд; в) иным путем не препятствовать производству по уголовному делу должны обеспечить родители, опекуны, попечители или другие заслуживающие доверия лица, а также должностные лица специализированного детского учреждения.

В данном случае родители как участники правоотношений законодателем поставлены на первое место не случайно. Именно родители имеют преимущественное право на воспитание своих детей перед всеми другими лицами (ст. 63 Семейного кодекса Российской Федерации) [8]. Однако, как показывает практика, не всегда следователи, решая вопрос о выборе присматривающих лиц, отдают предпочтение отцу и матери несовершеннолетнего подозреваемого или обвиняемого. Далеко не все родители способны осуществлять должный присмотр за ребенком. Как отмечают исследователи, прежде всего это связано с антиобщественным образом жизни родителей, их злоупотреблением спиртными напитками, употреблением наркотиков, безнравственным поведением и взглядами, безответственным отношением к воспитанию детей [7, c. 149].

Помимо родителей присматривать за несовершеннолетним подозреваемым или обвиняемым вправе опекуны и попечители. Институты опеки и попечительства достаточно близки по своей правовой природе: они предназначены обеспечить нормальную жизнедеятельность определенной категории лиц. Вместе с тем, существующие отличия имеют большое значение для уголовного судопроизводства.

Если опека устанавливается над малолетними (то есть лицами, не достигшими возраста четырнадцати лет) и над гражданами, признанными судом недееспособными вследствие психического расстройства (ч.1 ст.32 Гражданского кодекса Российской Федерации, далее - ГК), то попечительство – над несовершеннолетними в возрасте от четырнадцати до восемнадцати лет, а также над гражданами, ограниченными судом в дееспособности вследствие злоупотребления спиртными напитками или наркотическими средствами (ч.1 ст.33 ГК) [1].

Практика говорит о редких случаях избрания попечителей и молчит о выборе опекунов в качестве лиц, присматривающих за несовершеннолетними подозреваемыми или обвиняемыми. Причины низкой статистики выбора попечителей в целом совпадают с препятствиями назначения родителей, присматривающих за несовершеннолетними. Поэтому представляет больший интерес отсутствие примеров, когда присматривать за несовершеннолетними назначали опекунов.

Гражданское законодательство прямо говорит, что опекун может представлять интересы двух категорий лиц: а) малолетних, б) граждан, признанных судом недееспособными вследствие психического расстройства. Относительно первых, можно смело заявить, что они в силу буквы закона не могут быть признаны подозреваемыми и обвиняемыми, поскольку не достигли возраста уголовной ответственности (отсутствует субъект преступления, за которым мог бы присматривать опекун). С появлением же возможности приобрести несовершеннолетним статус подозреваемого или обвиняемого автоматически переводит опекуна в попечителя, поскольку опека над малолетним прекращается по достижении им возраста четырнадцати лет. При этом гражданин, осуществлявший обязанности опекуна, становится попечителем несовершеннолетнего без дополнительного решения об этом (ч.2 ст.40 ГК) [1].

Неоднозначно ситуация со второй категорией лиц. На первый взгляд, недееспособное лицо может публично призывать к осуществлению экстремисткой деятельности, а значит быть субъектом преступления и иметь статус подозреваемого или обвиняемого. Таким образом, если несовершеннолетний признан недееспособным и имеет опекуна, то при расследовании совершенного им преступления может быть избрана мера пресечения, предусмотренная ст. 105 УПК [10]. В этом случае обеспечивать надлежащее поведение недееспособного несовершеннолетнего подозреваемого или обвиняемого поручают при отсутствии иных законных представителей – опекуну.

Изложенная конструкция имеет право на существование, если между понятиями «недееспособность» и «невменяемость» при всех их различиях не видеть общих признаков.

Недееспособным признается гражданин, который вследствие психического расстройства не может понимать значения своих действий или руководить ими (ст. 29 ГК) [1]. Невменяемым признается лицо, которое во время совершения общественно опасного деяния не могло осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий (бездействия) либо руководить ими вследствие хронического психического расстройства, временного психического расстройства, слабоумия либо иного болезненного состояния психики (ст. 21 УК) [9]. Схожее понятие невменяемости раскрывается и в Кодексе Российской Федерации об административных правонарушениях (далее – КоАП) [4]. Статья 2.8 КоАП предусматривает, что не подлежит административной ответственности физическое лицо, которое во время совершения противоправных действий (бездействия) находилось в состоянии невменяемости, то есть не могло осознавать фактический характер и противоправность своих действий (бездействия) либо руководить ими вследствие хронического психического расстройства, временного психического расстройства, слабоумия или иного болезненного состояния психики [4].

Нетрудно заметить, что и недееспособность, и невменяемость – это правовые состояния физического лица, вызванные психическими расстройствами. Правовым последствиям и в том и другом случая является не возможность привлечения лица к юридической ответственности (уголовной, административной, гражданско-правовой).

При этом важно, что степень и характер психического заболевания и при недееспособности не позволяет лицу понимать значение своих действий или руководить ими, и при невменяемости не позволяет лицу осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий (бездействия) либо руководить ими.

Далее, напомним, что состояния недееспособности и невменяемости окончательно устанавливаются в судебных заседаниях; и в том, и в другом случаях суд принимает решение, основываясь на результатах судебно-психиатрических экспертиз.

Таким образом, можно предположить, что недееспособное лицо (как и невменяемое) не может быть привлечено к уголовной ответственности, а значит и находиться в положении подозреваемого и тем более обвиняемого. И тогда становится понятным отсутствие примеров назначения опекунов в качестве лиц, присматривающих за несовершеннолетними подозреваемыми или обвиняемыми.

Вместе тем в учебной и научной литературе (разумеется, со ссылкой на законодателя) утверждается о возможности присмотра опекуном за несовершеннолетнем подозреваемым или обвиняемым. При этом специального обоснования такой возможности в большинстве источников не приводится. Исключением в этом ряду является указанное диссертационное исследование Е.А.Потехиной. В своей работе автор считает, что такая возможность появляется с приобретением недееспособным несовершеннолетним статуса подозреваемого или обвиняемого, которое возникает по итогам судебно-психиатрической экспертизы, установившей вменяемость несовершеннолетнего [7, c. 149].

С этой точкой зрения можно было бы согласиться, но возникает несколько вопросов.

Во-первых, возможно ли сочетание одним лицом одновременно двух правовых состояний: недееспособность и вменяемость. С одной стороны, недееспособное лицо не может понимать значение своих действий или руководить ими, с другой, - быть вменяемым, т.е. в полной мере осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий (бездействия) либо руководить ими. Во-вторых, отменяют ли результаты судебно-психиатрической экспертизы, проведенной в рамках уголовного судопроизводства, решение суда о признании несовершеннолетнего недееспособным, основанное, напомним, также на заключении судебно-психиатрической экспертизы. В-третьих, имеет ли преюдициальное значение решение суда о признании лица недееспособным для должностных лиц, осуществляющих уголовное судопроизводство.

Отвечая на первый вопрос, нужно отметить, что и недееспособность, и невменяемость как сложные правовые понятия сочетают в себе два критерия: медицинский и юридический. Относительно юридического критерия, который складывается из интеллектуального и волевого признаков, принципиальных отличий, на наш взгляд, нет. И недееспособное, и невменяемое лицо не понимает значение своих действий (интеллектуальный признак) или не может руководить ими (волевой признак). При этом важно отметить, что законодатель, характеризуя недееспособность, не уточняет правовую природу действий лица, следовательно, можно говорить, в том числе об уголовно-правовых деяниях, значение которых недееспособный не понимает.

Отличия имеются в медицинском критерии. Признание недееспособным допускается только при хроническом стойком психическом расстройстве, тогда как для признания лица невменяемым достаточно временного психического расстройства. То есть степень и характер заболевания у недееспособного лица не всегда сопоставимы с психическим расстройством лица, совершившего деяние в состоянии невменяемости. Более того, законодатель говорит об «иных болезненных состояниях психики» (ст. 21 УК), которые, по мнению специалистов, не являются психическими заболеваниями в прямом смысле этого понятия, хотя и сопровождаются нарушениями психики. Так, например, брюшной тиф, не являясь психическим заболеванием, порой сопровождается помрачением сознания, галлюцинациями, во время которых у больного может быть снижена или даже нарушена способность к умственной или волевой деятельности. Подобное может наблюдаться и при травмах головного мозга, опухолях мозга и других не психических заболеваниях [3, с. 69].

Таким образом, маловероятно, когда недееспособное лицо, страдающее хроническим психическим расстройством (а к ним относятся не только шизофрения, маниакально-депрессивный психоз, прогрессивный паралич, традиционно включаемые в разряд хронических душевных заболеваний, но и любые другие трудноизлечимые или неизлечимые болезненные расстройства психики, развивающиеся на почве эпилепсии, органических поражений головного мозга и т.п.) будет признан вменяемым. Здесь важно подчеркнуть, что признание лица недееспособным рассчитано на будущее время, на то, что и после вступления решения суда в законную силу какой-то неопределенно длительный период времени гражданин не сможет совершать осмысленных действий, не сможет быть полноправным участником правоотношений, в том числе уголовно-процессуальных.

Далее. Если предположить, что недееспособного несовершеннолетнего, публично призывавшего к осуществлению экстремисткой деятельности, все же признают вменяемым, то возникает ощущение, что результаты судебно-психиатрической экспертизы, проведенной в рамках уголовного судопроизводства, ставят под сомнение результаты первоначальной судебно-психиатрической экспертизы и основанное на них решение суда о невозможности этим несовершеннолетним сознавать значение своих действий или руководить ими. Вместе с тем заметим, что порядок отмены решения о признании лица недееспособным не менее сложный, чем процесс признания его недееспособным. Закон прямо говорит, что гражданин может быть вновь признан дееспособным, то есть имеющим возможность лично своими действиями приобретать и осуществлять права, создавать для себя обязанности, исполнять их, а также нести ответственность за совершенные правонарушения, исключительно решением суда, основанном на заключении судебно-психиатрической экспертизы (ч. 3 ст. 29 ГК [1], ч. 2 ст. 286 ГПК [2]).

К вопросу о преюдициальном значении решения суда о признании лица недееспособным для должностных лиц, осуществляющих уголовное судопроизводство, нужно сказать следующее. По общим правилам процессуального права определенная связь судебных решений по гражданскому делу и решений по уголовному делу, безусловно, существует (ст. 61 ГПК [2], ст. 90 УПК [10]). Пределы преюдициальной связи отметил Пленум Верховного Суда Российской Федерации. В своем постановлении он подчеркнул, что вступивший в законную силу приговор суда по уголовному делу обязателен для суда, рассматривающего дело о гражданско-правовых последствиях деяний лица, в отношении которого вынесен приговор, лишь по вопросам о том, имели ли место эти действия (бездействие) и совершены ли они данным лицом [6]. Обязательность же решений суда по гражданским делам для следователя, дознавателя и суда до недавнего времени был вопросом дискуссионным. Напомним, что УПК отрицал обязательность решений суда по гражданским делам для уголовного судопроизводства, хотя в литературе высказывались мнения о необходимости такой преюдиции [5]. Внесенные в УПК РФ изменения Федеральным законом от 29 декабря 2009 № 383-ФЗ разрешили научный спор. Теперь обстоятельства, установленные вступившим в законную силу решением суда, принятым в рамках гражданского, арбитражного или административного судопроизводства, признаются судом, прокурором, следователем, дознавателем без дополнительной проверки (ч. 1 ст. 90 УПК) [10].

Наличие преюдициальной связи между решением суда по гражданскому делу о признании гражданина недееспособным и решениями по уголовному делу позволяют следователю не только усомниться в психическом состоянии несовершеннолетнего, но и быть уверенным в том, что лицо, действительно, не способно понимать значение своих действий и руководить ими в силу хронического психического расстройства.

Важно заметить, что говорит об обязательности назначения и производства судебной экспертизы, когда психическое состояние подозреваемого или обвиняемого вызывает сомнение в его вменяемости (ст. 196 УПК) [10]. Употребляя термин «сомнение», законодатель говорит о вероятности психических расстройств, которые не позволяют лицу понимать значение своих действий или руководить ими. Следователь пока достоверно не знает о невменяемости несовершеннолетнего подозреваемого, обвиняемого. Отсутствие результатов судебно-психиатрической экспертизы не позволяют принять окончательное решение о процедуре расследования уголовного дела. Будет ли оно расследоваться по общим правилам или с особенностями, предусмотренными главой 51 УПК [10]. Напомним, что одной из особенностей производства о применении принудительных мер медицинского характера является отсутствие подозреваемого и обвиняемого. Законодатель именует их как лицо, совершившее запрещенное уголовным законом деяние в состоянии невменяемости, или лицо, у которого после совершения преступления наступило психическое расстройство, делающее невозможным назначение наказания или его исполнение. Этих лиц не подозревают и не обвиняют в совершении преступления, а лишь уличают в совершении деяния, запрещенного уголовным законом (п. 1 ч. 2 ст. 437 УПК) [10].

Преюдициальная связь с решением суда о признании несовершеннолетнего недееспособным, позволяет «сомнению» (вероятности) о его вменяемости перерасти в достоверные знания о психическом заболевании лица. Степень и характер психического расстройства таковы, что не позволяли лицу понимать значение своих действий или руководить ими не только во время совершения общественно-опасного деяния, но и до его совершения и, что особенно важно, после. Следователь, полагаем, знает, что недееспособность определяется не на момент совершения какого-то конкретного действия в прошлом, а на основе оценки стойкого хронического психического расстройства с возможностью планомерной, рассудительной деятельности человека на день рассмотрения дела в суде и, более того, с прогностической оценкой его психического состояния на будущее. Тогда как вопрос о вменяемости (невменяемости) оценка действий лица в прошлом. Заметим, что некоторые психопатические личности могут быть признаны невменяемыми при определенных неблагоприятных для их психического здоровья ситуациях. Но в обычной обстановке они могут рассудительно осуществлять свои права и нести обязанности.

Таким образом, когда у следователя уже на первоначальном этапе расследования есть убежденность в неизбежности производства о применении принудительных мер медицинского характера, правомерно ли в этом случае именовать несовершеннолетнего, совершившего деяние, подозреваемым или обвиняемым. И будет ли следователь избирать в отношении такого лица меру пресечения в виде присмотра (ст. 105 УПК) [10]. Полагаем, что нет. Особенно такое трудно представить в отношении обвиняемого. Потому что закон обязывает к этому этапу расследования установить не только обстоятельства, характеризующие личность лица, привлекаемого в качестве обвиняемого, но и его виновность, форму его вины, мотивы. Иными словами, в материалах уголовного дела должны быть исчерпывающие доказательства, характеризующие субъекта и субъективную сторону преступления.

Вместе с тем можно согласиться с тем, что в определенных случаях недееспособный несовершеннолетний может иметь статус подозреваемого. Например, путем возбуждения в отношении него уголовного дела в случаях, когда он посредством информационно-телекоммуникационных сетей призывает к осуществлению экстремисткой деятельности. Мы знаем, что закон не требует при вынесении постановления о возбуждении уголовного дела в отношении конкретного лица устанавливать в деталях его личность. Поэтому пока не состоится первый допрос несовершеннолетнего, вполне возможно, что следователь не будет располагать сведениями о неспособности лица понимать им значение своих действий или руководить ими.

Однако и здесь имеются определенные сомнения, поскольку такая ситуация вполне типична, если речь идет о взрослом человеке. Но если имеются сведения о совершении преступления несовершеннолетним, то вынесению постановления о возбуждении уголовного дела, как правило, предшествует достаточно серьезная проверка сообщения о преступлении, в том числе включающая и опрос несовершеннолетнего. В стадии возбуждения уголовного дела несложно выяснить возраст несовершеннолетнего, уровень психического развития и иные особенности его личности. В процессе этой деятельности обычно становится известно о решении суда о признании несовершеннолетнего недееспособным. Поэтому в таких случаях правомерно ставить вопрос не только о производстве принудительных мер медицинского характера, но, возможно, напротив, об отказе в возбуждении уголовного дела за отсутствием в деянии состава преступления. Кроме того, нужно помнить и положения ч. 3 ст. 27 УПК, обязывающей прекращать уголовное преследование в отношении несовершеннолетних, которые вследствие отставания в психическом развитии, не связанного с психическим расстройством, не могут в полной мере осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий (бездействия) и руководить ими в момент совершения деяния, предусмотренного уголовным законом [10].

Учитывая сказанное, можно предположить, что законоположение о возможности опекуном присматривать за надлежащим поведением несовершеннолетнего подозреваемого или обвиняемого нуждается в совершенствовании. Иначе в следственной и судебной практике по-прежнему будут отсутствовать примеры присмотра опекуном за несовершеннолетним подозреваемым, и уж тем более обвиняемым.

Относительно должностных лиц специализированных детских учреждении, можно сказать, что следственная и судебная практика также не изобилует примерами, когда указанные лица обеспечивали бы надлежащее поведение несовершеннолетних подозреваемых или обвиняемых. Причины отсутствия подобных примеров также отмечались литературе. В частности, в уже упомянутом диссертационном исследовании говорится, что зачастую в таких учреждениях встречается запущенность режимной и особенно воспитательной работы с подростками, частые побеги воспитанников, жестокое обращение с ними, недостаток кадров, их непрофессионализм, что не позволяет следователю избирать исследуемую меру пресечения, если подросток там находится.

Подводя итог сказанному, можно отметить, что вопрос о том, кто же будет присматривать за несовершеннолетним подозреваемым и обвиняемым остается открытым. На наш взгляд, сложилось определенное противоречие: с одной стороны законодатель обязывает при решении вопроса об избрании меры пресечения несовершеннолетнему подозреваемому, обвиняемому в каждом случае обсуждать возможность отдачи его под присмотр, с другой, – оптимальных условий применения данной меры пресечения пока не создано. В итоге интересы несовершеннолетних подозреваемых и обвиняемых в должной мере не обеспечены.