Понятие преимущественных прав в гражданском праве России: к вопросу об изъянах доктринальных трактовок

THE CONCEPT OF THE PRE-EMPTIVE RIGHTS IN RUSSIAN CIVIL LAW: ON THE ISSUE OF FLAWS IN DOCTRINAL INTERPRETATIONS

Diana Antonova

Undergraduate, Togliatti State University, Russia, Tolyatti

Аннотация. В статье анализируются современные доктринальные подходы к определению понятия «преимущественные права» в гражданском праве России. На основе изучения разных подходов автор делает вывод о недостаточной изученности правовой природы преимущественных прав в доктрине российского гражданского права. Изучив позиции ученых, автор приходит к выводу, что тотальное отнесение всех преимущественных прав к категории субъективных прав не отвечает действующим правовым нормам и самой природе, как минимум, отдельных преимущественных прав. Автор отстаивает мнение, что преимущественные права – это права, ограничивающие свободу усмотрения обладателя объекта преимущественного права в осуществлении принадлежащего ему субъективного права.

Abstract. The article analyzes modern doctrinal approaches to defining the concept of "pre-emptive rights" in Russian civil law. Brief information reflecting the main content of the article. Based on the study of different approaches the author concludes that the legal nature of preemptive rights in the doctrine of Russian civil law is insufficiently studied. Having studied the positions of scientists, the author comes to the conclusion that the total attribution of all pre-emptive rights to the category of subjective rights does not meet the current legal norms and the very nature of, at least, individual pre-emptive rights. The author defends the view that pre-emptive rights are rights that restrict the discretion of the owner of the object of pre-emptive right in the exercise of a subjective right belonging to him.

Ключевые слова: преимущественное право, субъективное право, доктринальные трактовки, гражданское право России

Keywords: pre-emptive right, subjective right, doctrinal interpretations, russian civil law

Анализ современной российской цивилистики показывает, что, несмотря на активное развитие гражданско-правовой науки России в последние десятилетия, до сих пор в ней сохраняется немало «белых пятен», в т.ч. в понятийном аппарате. Юристы-практики, оперируя отдельными понятиями de facto, нередко сталкиваются с тем, что их статус de jure является весьма неопределенным, поскольку действующее законодательство Российской Федерации не содержит легальных трактовок данных терминов, не определяет ключевых признаков явлений, скрывающихся за ними.

Сказанное в полной мере относится к такому правовому явлению, как преимущественные права. Использование указанного термина, как и само существование преимущественных прав, не является новацией нашего времени. Проанализировав институты римского права, Е.А. Емелькина справедливо отметила, что категория преимущественных прав возникла уже в правой системе Древнего Рима, и связано это было с абсолютизацией права собственности и крайне негативным отношением римлян ко всякого рода ограничениям в отношении него [‎3, с.28]. Однако, возникнув в глубокой древности, категория преимущественных прав вплоть до наших дней пока не получила исчерпывающей юридической регламентации. Это касается и понимания термина «преимущественные права», и выделения основных признаков таковых прав.

Между тем, анализ показывает, что в российском праве сегодня обнаруживается необходимость в выработке универсальной трактовки термина «преимущественные права», применимой к различным отраслям права и выделяющей единые, сущностные черты данной категории прав. Особенно нуждаются в такой трактовке гражданско-правовые отношения, где преимущественные права используются, пожалуй, активнее всего.

Анализ источников по теме показывает, что пока в России в сфере гражданско-правовых отношений существуют разные по своей сути подходы к определению термина «преимущественное право». Так, в рамках экономико-правового подхода преимущественное право рассматривается, например, как «общее название различных прав, которые позволяют получить индивиду определенные преимущества при заключении той или иной экономической сделки» [‎9]. Внимательный анализ данного определения показывает его несостоятельность, поскольку в нем указываются лишь некоторые, самые общие черты преимущественных прав, а именно – их множественность и связанность, главным образом, со сделками экономического характера. Однако даже общие черты преимущественных прав в приведенном выше определении выделены неполно, в частности, не отражено, что преимущественным правом может наделяться не только один индивид (как в определении), но и целая группа индивидов (в частности, если речь идет о преимущественных правах акционеров акционерного общества).

В отдельных случаях предлагаемые определения существенно сужают понятийное содержание термина «преимущественные права». В качестве примера можно рассмотреть определение, предложенное одном из изданий по финансам: «преимущественное право (pre-emption) – это право лица на то, чтобы первому получить возможность для осуществления сделки по установленной цене. Например, право получить предложение о покупке дома по приемлемой для продавца цене до того, как этот дом поступает в продажу на общих основаниях» [‎12, с.391]. Как видно, в такой трактовке круг ситуаций, когда могут реализовываться преимущественные права, существенно сужается, не учитывается, что преимущественные права в определенных случаях имеют групповой, а не индивидуальный характер. Кроме того, неточностью страдает формулировка о наличии у того или иного субъекта «первым получить возможность для осуществления сделки», поскольку, исходя из природы преимущественных прав, принципиально невозможна их реализация первым, вторым, третьим и т.д. субъектом. Осуществление преимущественного права управомоченным субъектом (или субъектами) лишает всех прочих лиц на реализацию своих прав в данной сделке.

Существует позиция, согласно которой преимущественные права – это «гражданские права субъективного характера, которые предоставляются конкретному лицу в виде возможности требования относительно действий другого лица» [‎10]. Достоинством данного определения является указание на субъективный характер преимущественных прав, однако и такое определение понятия не может быть в целом признано удовлетворительным, поскольку здесь вновь преимущественное право трактуется сугубо как право одного «конкретного лица» без учета того, что преимущественными правами может наделяться и группа лиц. Ошибочным в определении является тезис о том, что преимущественное право – это право «требования относительно действий другого лица». Из правовой доктрины известно, что права требования представляют собой вид обязательств, появляющихся между сторонами по заключенному договору. В этих отношениях одна сторона считается кредитором, а другая – должником, между ними действуют права и обязанности, зафиксированные в документе. Ничего из перечисленного не обнаруживается в преимущественных правах.

В целом системный анализ различных трактовок понятия «преимущественное право» показал, что большинство из них страдает неточностями, неполнотой, искажают или, по крайней мере, не в полном объеме отражают сущность этого правового явления. Недостатками страдают и многие авторские определения.

Так, Р.Е. Пивовар предложил понимать под преимущественным правом «субъективное право, возникновение которого предписано либо санкционировано законом в строго определенных ситуациях и выражающееся в предоставлении управомоченному лицу возможности удовлетворения своего имущественного интереса в первоочередном порядке по сравнению с третьими лицами» [‎8, с.7]. Таким образом, исследователь в духе сложившейся правовой традиции относит преимущественное право к категории субъективных прав, продолжая тем самым традицию, начатую В.П. Грибановым, одним из первых предложишим научную дефиницю преимущественных прав и выделивших их в самостоятельную группу субъективных гражданских прав [‎2].

Однако в свете развивающейся доктрины гражданского права тезис о субъективном характере преимущественных прав сегодня не представляется столь однозначным. Интересно в этой связи рассмотреть позицию Л.В.Кузнецовой, которая ставит данный тезис под вопрос. По ее мнению: «Представляется (вопреки распространенному мнению), что не во всех случаях, когда в законе упоминается преимущественное право, в действительности имеется в виду именно субъективное гражданское право, представляющее собой меру дозволенного поведения субъекта гражданского правоотношения. Одним из отличительных признаков, характеризующих субъективное гражданское право в названном качестве, является его обеспеченность корреспондирующей обязанностью: субъективное гражданское право не существует вне правоотношения и в отрыве от соответствующей ему субъективной обязанности» [‎6]. Также автор продолжает: «Оценивая отдельные проявления в действующем гражданском законодательстве такого явления, как преимущественное право, неизбежно сталкиваешься с тем, что возможность характеризовать его в каждом конкретном случае в качестве субъективного гражданского права существует далеко не всегда. Так, преимущественное право залогодержателя на удовлетворение собственных требований из стоимости заложенного имущества должника (залогодателя), безусловно, существует в рамках обязательственного правоотношения залогодателя и залогодержателя, вытекающего из договора залога. Сюда же, например, можно относить и права, вытекающие из предварительного договора (ст. 429 ГК РФ)» [‎6]. Однако, по мнению исследовательницы, «в тех случаях, когда речь идет, например, о праве арендатора на заключение договора на новый срок, о преимущественном праве на заключение государственного контракта отечественного производителя, по сравнению с иностранным производителем аналогичного товара, о соответствующем праве публично-правового образования на покупку участка земель сельскохозяйственного назначения, о преимущественном праве покупки доли в праве общей собственности и др., рассматривать такие права в качестве субъективных гражданских прав нельзя. Все они существуют вне какого-либо гражданского правоотношения и не обеспечиваются корреспондирующей, встречной субъективной обязанностью» [‎6].

Возражения Л.В. Кузнецовой представляются убедительными, и в свете их можно говорить о том, что тотальное отнесение всех преимущественных прав к категории субъективных прав не отвечает действующим правовым нормам и самой природе, как минимум, отдельных преимущественных прав. Для целого ряда прав такое утверждение будет не соответствовать действительности. В то же время нельзя не согласиться с мнением о том, что преимущественные права, даже если они не корреспондируют со встречной обязанностью второй стороны, и «преимущество у одной из сторон возникает по отношению к третьим лицам, а не по отношению к другой стороне» [‎7, c.37-40], тем не менее, провоцируют определенное «ограничение свободы усмотрения обладателя объекта преимущественного права в осуществлении принадлежащего ему субъективного права» [‎1, c.17].

В свете аргументации Л.В. Кузнецовой представляется правильным избегать характеристики преимущественных прав как прав субъективных. Правильнее говорить о том, что преимущественные права – это права, ограничивающие свободу усмотрения обладателя объекта преимущественного права в осуществлении принадлежащего ему субъективного права.

С учетом проведенного обзора точек зрения можно констатировать, что в настоящее время правовая природа преимущественных прав в доктрине российского гражданского права исследована недостаточно. Вопрос об исчерпывающе точном, доктринальном определении понятия «преимущественные права» по-прежнему стоит на повестке дня и нуждается в углубленном исследовании.