Осетино-ингушский конфликт 1992 года и динамика его урегулирования

Прошло уже более двадцати лет с момента событий, получивших в отечественной исторической и политической науке название «осетино-ингушский конфликт», но тем не менее уровень напряженности все еще высок, что находит отражение, как на взаимоотношениях властвующих элит Северной Осетии и Ингушетии, так и в бытовом общении между представителями двух народов. Официальная версия оценивает данный конфликт, как спор двух этносов о принадлежности территории Пригородного района Северной Осетии. Собственно, сам конфликт был заморожен вооруженными силами Федерального центра, но при этом продолжает оказывать влияние на ситуацию в Северо-Кавказском регионе в целом.

Несмотря на то, что президент РФ Владимир Путин еще в 2006 г. дал поручение обеспечить возвращение ингушских вынужденных переселенцев в Пригородный район к концу года, неоднократные обращения общественных организаций Ингушетии к Дмитрию Медведеву, свидетельствуют о том, что и сегодня конфликт не разрешен окончательно [5]. К сожалению, мы вынуждены констатировать, что проблема осетино-ингушских противоречий в свое время не привлекала должного внимания федерального центра. При этом именно Кремль остался единственной стороной, которая не дала официальной оценки событиям осени 1992 г. Сегодня эта проблема приобретает новую актуальность и в связи с тем, что президент РФ Владимир Путин дал свое согласие на создание в рамках СПЧ «трехсторонней рабочей группы для работы в плане преодоления последствий осетино-ингушского конфликта» [8].

Об истории событий осени 1992 г. написано немало книг и статей. Но все они крайне скупо и не всегда справедливо оценивают роль федеральных органов власти РФ, в том числе специальных структур, созданных для ликвидации последствий осетино-ингушского конфликта. Наиболее полно вопросы осетино-ингушского конфликта и дальнейшего постконфликтного урегулирования освещены в работах А.Г. Здравомыслова, В.В. Амелина, Н.П. Медведева, В.Д. Тишкова, В.А. Каламанова, А.А. Цуциева и др. Однако и эти авторы в основном рассматривают причины и последствия конфликта, крайне мало затрагивая вопросы постконфликтного урегулирования, поскольку большинство работ подготовлены по «горячим следам».

Во многом именно роль федерального центра и его политических и силовых структур стала ключевой в событиях осени 1992 года. Своими действиями федеральные органы власти наглядно продемонстрировали, что они мало заинтересованы в решении осетино-ингушской проблемы, будучи заняты исключительно борьбой за власть. В тоже время нельзя отрицать того, что именно позиция федерального центра в ходе самого конфликта позволила сделать течение его активной фазы относительно кратковременным. При этом силовые структуры сами стали стороной конфликта, что еще более усугубило постконфликтную ситуацию. Ответственность за это в равной мере лежит, как на органах власти на местах, так и на государственной власти в целом, которая позволила загнать конфликт в тупик [6, c. 15].

Как отмечает ряд исследователей, Россия в 90-е гг. потеряла образ сверхдержавы, который внезапно сменился на некий неопределенный образ государства, имеющего высокий потенциал, но лишенного возможностей его реализации. В условиях новых приоритетов внешней политики России, казалось логичным, прежде всего, добиться стабилизации на Северном Кавказе, достичь которой было невозможно без урегулирования осетино-ингушских отношений [3, c. 79].

Конфликт между осетинами и ингушами стал первым на Северном Кавказе, приведшим к тяжелым последствиям с человеческими жертвами. Последствием этого конфликта стала и проблема вынужденных переселенцев. Некоторые исследователи считают, что начало конфликта относится к 1944 г., и его отправной точкой было насильственное выселение ингушского народа, который был обвинен в измене Родине и бандитизме [2, c. 253]. В 1957 г. Чечено-Ингушская АССР была восстановлена, однако в результате изменения границ, Пригородный район и так называемый «Моздокский коридор», вошли в состав Северо-Осетинской АССР. Таким образом, основной причиной конфликта явился именно территориальный спор, но истоки самого конфликта относятся к более раннему периоду – 20-30-м гг. ХХ в.

Именно в 1920-1930-е гг. на Северном Кавказе были заложены основы для будущих этнических противоречий. Расформирование Горской АССР в 1924 г., исходило больше из общегосударственных интересов, на ее территории были созданы Северо-Осетинская и Ингушская АО, Сунженский казачий округ, центром становился город Владикавказ, который не входил в состав ни одной из областей. Но в 1933 г. Владикавказ был передан Северной Осетии, а еще через год была образована Чечено-Ингушская АО, которая с принятием новой конституции стала именоваться Чечено-Ингушская АССР. По мнению исследователя А.А. Цуциева, эти события, тесно взаимосвязанные между собой, оказали большое влияние на динамику осетино-ингушских отношений [10, c. 59].

Открыто требования вернуть Пригородный район в состав Ингушетии впервые прозвучали в январе 1973 г., на митинге в городе Грозном. Конечно, это выступление вызвало ответную реакцию властей, отказавшейся от любой формы диалога, но в то же время оказало большое влияние на общественное сознание ингушского народа.

Напряженность в осетино-ингушских отношениях продолжала сохраняться на протяжении 1980-х гг., а с принятием Закона «О реабилитации репрессированных народов», 26 апреля 1991 г. ситуация в Северо-Кавказском регионе обострилась. Важным является то, что руководство Верховного Совета РСФСР не имело реального представления о том, насколько остро территориальный вопрос стоит на Северном Кавказе. В июне 1992 г. был принят закон об образовании Ингушской Республики, а уже 20 октября Государственная комиссия РФ вынесла решение о проведении границы между Северной Осетией и Ингушетией по состоянию на 23 февраля 1944 г. Таким образом, Пригородный район должен был войти в состав Республики Ингушетия. Однако осетинские власти выступили категорически против передачи ингушам территорий, которые они считали своими [12, c. 154].

На дальнейшее развитие событий обе стороны имеют различные версии, обвиняя друг друга в заранее спланированной агрессии, и обвиняя федеральные власти в поддержке противоположной стороны. С 31 октября по 4 ноября 1992 г. в Северной Осетии на территории Пригородного района и части Владикавказа в результате обострения межнациональных отношений между осетинами и ингушами произошел вооруженный конфликт, переросший в массовые беспорядки.

2 ноября 1992 г. Президент России Б.Н. Ельцин своим Указом № 1327 ввел чрезвычайное положение в зоне конфликта и на этот период была образована Временная администрация [9]. Указы Президента РФ о продлении режима чрезвычайного положения издавались каждые два месяца, поэтому Временная администрация в целом действовала до февраля 1995 г. На Временную администрацию были возложены, как прямые задачи по разъединению враждующих сторон, так и вопросы постконфликтного урегулирования. Временная администрация решала также задачи по оказанию помощи недавно образованной Ингушской Республике в создании и становлении органов управления [11, c. 159].

Федеральные органы власти уделяли больше внимания ликвидации последствий осетино-ингушского конфликта и нормализации отношений между двумя республиками. За период постконфликтного урегулирования правительствами Республики Северная Осетия и Республики Ингушетия было подписано множество договоров, соглашений, рабочих программ с целью решить данную проблему.

Однако важные изменения произошли лишь в 2002 г., когда при участии спецпредставительства Президента РФ было подписано Соглашение о сотрудничестве между двумя республиками. Но, несмотря на сдвиги, события 1 сентября 2004 г. привели к осложнению осетино-ингушских отношений. В Северной Осетии вновь активизировались антиингушские настроения, а процедура возвращения вынужденных переселенцев практически прекратилась.

Проблема урегулирования осетино-ингушского конфликта приобрела особую актуальность в 2005 г., когда депутаты Народного собрания Ингушетии отказались обсуждать закон «О муниципальных образованиях Республики Ингушетия». Они заявляли о том, что границы муниципальных образований Ингушетии должны быть обозначены согласно «Закону о реабилитации репрессированных народов», который предполагает возвращение этим народам отторгнутых у них ранее земель, что в целом противоречит современному российскому законодательству. В ответ на это 9 августа 2005 г. Парламент Северной Осетии оспорил в Конституционном суде РФ пункты закона «О реабилитации репрессированных народов», касающиеся территориальных вопросов, но пока этот вопрос не принят к рассмотрению Конституционным судом [4].

Еще один шаг на встречу друг другу обе республики сделали в 2009 г., в ходе двухсторонней встречи, президенты Ингушетии и Северной Осетии подписали «Программу совместных действий органов государственной власти, общественных и политических организаций Северной Осетии и Ингушетии по развитию добрососедских отношений на 2010 год». Упор в программе делался на активное участие в постконфликтном урегулировании общественных организаций, особенно молодёжных. При этом североосетинские власти признали право ингушских вынужденных переселенцев вернуться к местам своего проживания [7].

В целом все эти действия позволили активизировать процесс ликвидации последствий осетино-ингушского конфликта. Но в то же время участились бытовые конфликты, между молодежью двух национальностей. Так в январе 2012 г. во Владикавказе в результате драки погиб футболист ингушского клуба. Один из последних бытовых конфликтов произошел в августе 2016 г. в поселке Карца Северной Осетии [1].

На сегодняшний день можно охарактеризовать осетино-ингушский конфликт как отложенный, но далеко не исчерпанный. Состояние «ни мира, ни войны» в Пригородном районе сохраняется уже не один год. Необходимо обратить внимание и на наличие корыстного интереса у многих представителей власти в затягивании процесса ликвидации последствий конфликта, в частности это подтверждается неисполнением неоднократных распоряжений Президента РФ [13, c. 106]. В целом, оценивая качественные результаты переговорного процесса, следует отметить, что на сегодняшний день большая часть вынужденных переселенцев ингушской национальности возвратилась в места своего прежнего проживания на территории Северной Осетии, а при финансовой поддержке центра постепенно ликвидируются последствия конфликта в хозяйственно-экономической сфере.

Но с другой стороны проблема спорной территории, так или иначе, создает почву для дополнительного напряжения. Становится очевидным, что сами переговаривающиеся стороны не в состоянии самостоятельно прийти к взаимоприемлемым решениям без четкой позиции федерального центра. Возможно, конфликт будет решен политическими средствами в случае прихода к власти в обеих республиках нового поколения политиков, политика которых будет ориентирована на развитие своих республик. Лишь законодательное оформление на федеральном уровне решения об оспариваемой территории может придать переговорному процессу статус эффективного инструмента разрешения противоречий.