«Однополчане стиховедения»: письма М.Л. Гаспарова к В.С. Баевскому

Эпистолярий историка и теоретика литературы Вадима Соломоновича Баевского (1929 – 2013) позволила изучить работа в личном архиве профессора, сохраненном кафедрой литературы и журналистики на базе Смоленского государственного университета. Обнаруженные нами письма открывают неизвестные страницы научной жизни профессора и его современников ученых-филологов, дополняют историю их литературоведческой деятельности.

В рамках данной статьи мы остановимся на сотрудничестве и дружбе Баевского с историком античной литературы и русской поэзии Михаилом Леоновичем Гаспаровым (1935 – 2005).

В главе «Сорок лет. М.Л. Гаспаров» книги Баевского «Роман одной жизни» указано, что в архиве ученого сохранилось 144 письма Гаспарова [1, с. 466]. Отметим, что малая их часть была опубликована в упомянутом романе, а также в статье «Штрихи к портрету» в журнале «Знамя» №2 за 2012 год. На данный момент нами расшифрованы и переведены в печатный формат 130 писем Гаспарова, коллекция которых проливает свет на ряд важнейших страниц научной жизни авторов (написание лекций, защита докторских диссертаций, научные конференции, публикации отдельных статей, издание книг и хрестоматий). В статье мы приводим неопубликованные ранее тесты, которые раскрывают тему стиховедения, объединяющую двух корреспондентов, придерживающихся близких исследовательских воззрений в данной области филологии, и наиболее полно отраженную в переписке

Как сказано Баевским в его «Романе одной жизни», 12 октября 1965 г. он приехал в Москву «поработать в библиотеке» [1, с. 464] и в редакции академического журнала «Вопросы Языкознания» познакомился с М.Л. Гаспаровым. «Чем вы сейчас занимаетесь в стиховедении?» – спросил Гаспаров при первой встрече. «Верлибром Винокурова», – ответил Баевский и спросил: «А вы?», на что получил ответ – «Всем остальным» [1, с. 464]. В романе Баевский так же отмечает, что «60-е гг. и начало 70-х были эпистолярным периодом науки о стихе в нашей стране. В филологических изданиях нас публиковали с неохотой» [1, с. 466].

Стиховедение – наиболее сложная и значительная область филологии, в которой ученые утвердили и применили статистические методы анализа (методы математической статистики) художественного произведения. Среди научных предшественников Баевского и Гаспарова назовем поэта Андрея Белого, ведь он первый использовал для изучения стиха статистику. Позже были Б.В. Томашевский и Б.И. Ярхо, К.Ф. Тарановский, математик А.Н. Колмогоров и его ученики. Отметим, что во времена советской власти стиховедение было под подозрением, т.к. изучение стихотворной речи на основе математических и статистических методов «на языке идеологических вертухаев называлось формализмом. А сам по себе формализм почти что приравнивался к государственной измене» [1, с. 466].

Особо высокий интерес к стиховедению наблюдался за рубежом, о чем свидетельствует письмо, полученное Гаспаровым из Италии в январе 1975 года, а в последствии переправленное ученым Баевскому: «издатель Эйнауди хочет выпустить книжку страниц на 150 переводов наиболее показательных работ советских стиховедов. Пусть хоть там издадут хрестоматию по нашему стиховедению» (М.Г., письмо от 30 января 1975).

Первой, вышедшей после 20 лет затишья, книгой о стихе в СССР были «Очерки теории и истории русского стиха» Л.И. Тимофеева (1958 г.). Как рассказывает Гаспаров в книге «Записи и выписки», Тимофеев в Институте мировой литературы собирал группу стиховедов. Сначала это были «ветераны» (С.П. Бобров, А.П. Квятковский, М.П. Штокмар), которых слушали, потом это превратилось в ежегодные конференции (Тимофеевские чтения), куда приезжали В.С. Баевский, П.А. Руднев, А.Л. Жовтис, К.Д. Вишневский – те ученые, по словам Гаспарова, «чьими трудами русское стиховедение было сдвинуто с мертвой точки 20-летнего затишья» [2, с. 277]. Но площадка «Тимофеевских чтений» разделила стиховедов на два лагеря, о чем свидетельствует Гаспаров в письме от 14 июня 1976: «Я часто с тревогою думаю о том, что наше “стиховедческое поколение”, когда-то державшееся так дружно, теперь естественным образом разбредается и раздруживается» (М.Г., письмо от 14 июня 1976). Тимофеев и его последователи (в частности, Б.П. Гончаров) «представляли произведение как централизованную цельность, в которой каждый малый сдвиг на идейном уровне порождал сдвиги на всех остальных уровнях, так что выделять стих как предмет изучения было нельзя» [2, с. 277], тогда как Гаспаров, Баевский и Руднев были не согласны с этим, отчего выступали с докладами, в которых «представляли литературное произведение как федерацию, в которой кроме общих законов на каждом уровне строения были свои внутренние законы: в образах и мотивах, в стиле, в стихе» [2, с. 277], что подлежали изучению.

Рассмотрим теорию стиховедения на примерах писем М. Гаспарова. Стиховедение (метрика) – наука о звуковой форме литературных произведений [3, с. 1034], которую условно можно разделить на три части:

1. фоника (о сочетаниях звуков): «Говоря об анализе фоники на слоговом уровне, я имел ввиду только метод описания фонической ткани с точной локализацией звуковых повторов и их переплетения. Что же касается осмысления этой фонической ткани, то тут, конечно, ни мертвой точки нет, ни сдвигов с неё не нужно: три пути давно намечены (звукоподражание, звуковой символизм и анаграмма), и по ним можно далеко уйти» (М.Г., письмо от 8 сентября 1977 г.)

2. строфика (о сочетаниях стихов): «Не помню, посылал ли я Вам свою заметку о традиции 4-ст. хорея с рифмовкой ДМДМ, в которой один семантический ореол был задан Жуковским («Ах, почто за меч…»), а второй, в порядке переосмысления, – Некрасовым («Ой, полным-полна…») – и традиции обоих ореолов доходят до Блока, Бедного и Исаковского» (М.Г., письмо от 24 мая 1971 г.)

3. метрика (о строении стиха): «Очень предостерегаю против сведений «естественности размеров» к дыхательному ритму. У нас самые частые – 4-ст. двухсложники и 3-ст. трёхсложники; а у англичан – 5-ст. двухсложники и 4-ст. трёхсложники; значит ли это, что англичане дышат иначе, чем мы? Нет, это только значит, что мы ввезли нашу систему стихосложения из Германии, где господство 4-ст. ямба было наследием господства 8-сложного книттельферса, а Чосер (основоположник английской национальной литературы) ввёз английское стихосложение из Франции и Италии, где господство 10-11-сложных стихов было наследием латинского. Культурно-историческая традиция в таких вопросах – всё, а физиология – если ничего, то почти ничего. Об этом (не о физиологии, а о «соответствии стиха духу языка» и культурно-исторической традиции) мне пришлось содержательно спорить с Холшевниковым (в частности, по поводу русской силлабики)» (М.Г., письмо от 12 июля 1967 г.)

В 1975 году в Тарту благодаря поддержке Ю.М. Лотмана Баевский защитил докторскую диссертацию «Типология стиха русской лирической поэзии», диссертация же Гаспарова была встречена настороженно и, судя по письмам, неоднократно переносилась: «Мое обсуждение отложено без определенного срока». (М.Г., 24 мая 1978). В 1978 году М.Л. Гаспаров защитил докторскую диссертацию «Современный русский стих», ставшую важным звеном в его теории стихосложения. Гаспаров впервые провел подробный анализ современных стихотворных размеров, таких как дольник, тактовик, акцентный стих, рассмотрел изменения традиционных стихотворных размеров, выявил общие законы организации, развития русского стиха. В.С. Баевский одним из первых опубликовал хвалебную рецензию, что помогло Гаспарову при организации защиты: «Вы уже так много для меня сделали, что никакой отзыв к этому ничего прибавить не может. Ваша рецензия гораздо важнее» (М.Г. 1978 г.)

Таким образом, эпистолярное наследие М.Л. Гаспарова в архиве В.С. Баевского представляет собой важный источник научной деятельности: письма «старых однополчан стиховедения» (М.Г., письмо от 15. 01. 1990 г.) явились не просто звеном между научными суждениями авторов, творческими установками и их жизненным общением, они имеют историко-литературное значение: это документы, отражающие несколько сфер – историческую, научную, творческую и психологическую, способствующие углублению знаний историко-литературных процессов.