«Друг народа» Жан-Поля Марата как образец публицистического издания эпохи Великой французской революции

До созыва в 1789 г. Генеральных штатов французское правительство Старого режима никогда не интересовалось мнением подданных по вопросам политики – одобрение граждан не было необходимо для управления государством. Со свержением монархии 10 августа 1792 года и учреждением конституции в 1791 г., барьеры, препятствовавшие участию французского населения в политической жизни, были разрушены. Национальный Конвент был избран всеобщим голосованием; собрания 48 парижских секций и сеть революционных комитетов служили гражданам форумами для реализации собственных политических прав. Тем не менее активную роль в политической жизни играла лишь малая часть населения. Но как же правительству следовать воле народа, если весь народ не может говорить сам за себя? На помощь пришли радикальные революционные журналисты. Они стали представителями народного движения, которое имело теперь четкую программу требований.

Существовала небольшая группа радикально настроенных журналистов, желающих не только просвещать народ, но и побудить его к действию. Эти авторы стремились создать журналистский язык, одновременно понятный простым людям и демонстрировавший, что публицисты говорят от лица народа. Целью журналистов революционной эпохи являлось сформировать демократическую политическую культуру во Франции.

Жан-Поль Марат – выдающийся радикальный журналист, в то же время был одним из пионеров революционной публицистики. Он начал издавать свою газету «L’Ami du Peuple» («Друг народа») в сентябре 1789 года. Друзья и враги журналиста признавали уникальность этого издания. В то время, когда доминирующим политическим настроением была эйфория от только что свершившейся революции, Марат уже предупреждал о грядущей катастрофе: он ставил под сомнение мотивы героев дня, критиковал привилегии Национального собрания.

Название газеты - «Друг Народа» - демонстрировало, что автор обращается ко всему населению, включая беднейшие его слои. Мало того, основной целевой аудиторией публициста являлись именно французские санкюлоты, эта наименее социально защищенная часть страны. Но, в то же время, название газеты создавало дистанцию между Маратом и читателями: он был их оратором, их советчиком, но он не являлся одним из них.

Журналистская стратегия Марата основывалась на тактике сокрушительных ударов. Каждый выпуск газеты начинался с краткого резюме на первой полосе, которое уличные торговцы выкрикивали, продавая газету. «Ужасный заговор против страны и друзей свободы. Немецкие полки на подходах к столице – Национальному собранию нет дела. Обращение к народу» – таким было обычное содержание газеты в 1790 году, который в истории революции считается относительно спокойным [7, с. 1]. Сенсационность не служила Марату средством повышения тиражей – скорее методикой для привлечения внимания обычных людей. «Всё разрешено, чтобы стряхнуть летаргический сон с народа, воззвать к его гражданским правам, вдохновить народ на защиту этих прав. Ты не смутьян, если заботишься об интересах нации», – писал Марат в оправдание своих техник [6, с. 3].

Демократический радикализм Марата, который он прививал своим читателям, сформировался задолго до 1789 года, поэтому публицисту понадобилась лишь пара месяцев, чтобы создать свой уникальный стиль в «L’Ami du Peuple».

С самого начала журналист заявил, что правительство служит народу, зависит от народа, и, соответственно, народ имеет право «объявить его недействительным в любое время» [2, с. 2]. Но власть, по мнению Марата, всегда попадает в руки людей, которые используют её, чтобы обмануть граждан ради своей выгоды. Народная революция предлагает редкую возможность установить правительство под действующим контролем населения, и людям необходимо привить мысль, что их проявления силы – легитимны: «Безумно желать нацию, которая сбрасывает оковы рабства законными средствами, мирными и неторопливыми способами» [4, с. 5]. Периодически Марат использовал довольно радикальные формулировки, и тогда рождались его известные требования «пяти-шести тысяч голов», чтобы спасти страну [9, с. 7]. Современные историки неоднократно подчеркивали, что эти призывы имеют мало общего с реальными вспышками насилия в 1789 и 1792 гг. Контрреволюционные издания – такие, скажем, как «Деяния апостолов» («Actes des Apôtres») – на постоянной основе призывали к массовым казням революционеров, являясь гораздо более кровожадными средствами печати, нежели газета Марата. Подобные призывы публициста стоит рассматривать исключительно с учётом контекста исторической эпохи, а также не поддаваться на уловки реакционных историков, которые за счёт использования подобных цитат в отрыве от исторической ситуации пытаются демонизировать Марата в своих научных трудах. Призывы Марата не вызывали непосредственных восстаний и мятежей, зато они были понятными народу способами применить собственную силу на практике.

Рассуждая о природе демократического государства, которое будет создано в результате ожидаемого Другом народа восстания, публицист писал: «Справедливая, свободная и мудрая конституция может основываться только на равенстве прав всех граждан» [8, с. 4]. Эти права включают в себя и возможность принимать активное участие в общественной жизни. Марат часто выражал сочувствие бедноте – «единственной здоровой части нации» [5, с. 2], его вполне даже можно назвать предвестником социализма. Журналиста интересовали и вопросы распределения власти, и вопросы экономики.

Марат не пытался имитировать язык простых людей; его словарный запас был сугубо традиционным, он избегал неологизмов и жаргона, появившихся в годы революции. Его обычным тоном в публикациях являлось негодование, особенно когда он рассуждал о безнравственной и коррумпированной политической арене.

Журналист был чрезвычайно красноречив в описании пороков окружающего мира. Для таких случаев у публициста имелся неистощимый запас уничтожающих эпитетов: проходимец, трус, предатель, бесславный, зверский, ужасающий, отвратительный, преступник, мошенник и многие другие. Каждое существительное группировалось с одним или несколькими прилагательными, чтобы усилить эффект. Декрет против отзыва депутатов был «несправедливым, одиозным, отвратительным, репрессивным, тираническим» [3, с. 2]. Когда Марат начинал разоблачать злодеев и их козни, его предложения росли в геометрический прогрессии, иногда растягиваясь на всю страницу, пока их автор осуждал «бюрократическую возню… скряг, королевских наёмников, бежавших аристократов, судей, слуг двора, шпионов, дворян, продавшихся министерствам, деспотизм, трусливых апологетов беззакония» и других врагов революции [4, с. 3–4].

Стилистической моделью для издания Марата служила Библия. Несколько раз в неделю публицист завершал выпуск «Обращением к гражданам» или другим сообщением, задуманным в духе пророчеств Ветхого Завета: «Слепые и трусливые граждане, вы все еще сомневаетесь, что Людовик XVI, которого вы объявили «освободителем», является центром заговора против страны?» Затем Марат перечисляет несчастья, которые ждут читателей, если те не прислушаются к его словам, и в заключение напоминает аудитории, что он сам будет «первой жертвой, если вы дадите слабину» [10, с. 8].

Марат не единственный понимал, что религиозные образы и сравнения облегчат восприятие его сообщений для широкой аудитории. Но, в отличие от контрреволюционных изданий наподобие «Actes des Apôtres», которые использовали религиозную символику в сатирическом контексте сомнительного рода, пытаясь показать, что для революции «ничто не свято», Марат относился к религиозным образам крайне серьезно. Обращаясь к простым французам на языке, который они раньше слышали только в торжественной обстановке храма, он внушал аудитории чувство святости их долга перед Родиной.

Многочисленные письма читателей, которые Марат публиковал в своей газете, демонстрируют, что он сумел достучаться до всех слоев городского населения. Внимание к изданию Марата наглядно свидетельствует о силе слова в формировании политической реальности. Марат выполнил важную функцию – он выдвинул вопрос о политической роли народа в центр революционных дебатов, но предоставил другим журналистам возможность составить образ демократического гражданина новой эпохи.

Влияние Жан-Поля Марата на революционные массы являлось невероятно сильным. Франция XVIII века прославляла своих писателей, но никто не пользовался большей славой, чем журналисты революционного времени. Имена К. Демулена, Ж.-П. Бриссо, аббата Ройу стали более известными, чем имена большинства членов Национального собрания, о которых они писали. В 1793 году панегиристы сравнивали Жан-Поля Марата с Иисусом Христом и устроили псевдорелигиозный культ его личности [12, с. 80]. Марат, которого в разные годы приказало заключить под стражу Национальное собрание, Законодательное собрание и Конвент, был, пожалуй, самым «опальным» журналистом и провёл большую часть своей карьеры, скрываясь от полиции. Тем не менее, будучи в бегах и пребывая в подполье, Друг народа умудрялся исправно издавать новые выпуски своей газеты практически каждый день с незначительными перерывами. Можно смело утверждать, что своей бесстрашной публицистической риторикой Жан-Поль Марат помог сформировать республиканскую Францию, а его вклад в общее дело борьбы революционеров за социальную справедливость и свободу крайне велик.