Специфика построения диалога в романе Бориса Акунина «Алмазная колесница»

SPECIFICITY OF BUILDING A DIALOGUE IN THE NOVEL OF BORIS AKUNIN "DIAMOND CHARITTER"

Ikram Tahaa R.

Lecturer, Department of the Russian Language, Baghdad University, Iraq, Baghdad

Аннотация. Статья посвящена исследованию диалогической природы постмодернистского романа Бориса Акунина «Алмазная колесница». В работе в рамках дискурсивно-диалогического подхода представлен анализ разнотипных диалогических отношений романа Бориса Акунина «Алмазная колесница», с одной стороны, с предшествующей и современной литературой, фольклором, общественно-политическим, историческим и культурным дискурсом эпохи, с другой стороны, с точки зрения взаимодействия с адресатом. В каждом типе исследованы различные способы актуализации диалогичности. Выделены и разграничены интердискурсивная диалогичность, определяющая отношения «текст – претекст», и метадискурсивная диалогичность, отражающая отношения «адресант – адресат». Определены средства создания этих типов диалогичности и их функции в романе.

Abstract. The article is devoted to the study of the dialogical nature of Boris Akunin’s postmodern novel, «The Diamond Chariot». In the framework of the discursive-dialogical approach, the analysis of different types of dialogical relations of the novel by Boris Akunin «The Diamond Chariot» is presented, on the one hand, with previous and modern literature, folklore, socio-political, historical and cultural discourse of the era, on the other hand, from the point of view interaction with the recipient. In each type, various ways of actualizing dialogicity are investigated. The interdiscursive dialogism that defines the text-pretext relationship and the meta-discursive dialogism that reflects the addressee-destination relationship are distinguished and distinguished. The means of creating these types of dialogicity and their functions in the novel are defined.

Ключевые слова: диалогичность; дискурс; текст; интердискурсивная диалогичность; метадискурсивная диалогичность; интертекстуальность; метатекстуальность.

Keywords: dialogicity; discourse; text; interdiscursive dialogicity; meta-discursive dialogicity; intertextuality; metatextuality.

Постановка проблемы. Последние десятилетия ХХ века отразились в художественно-эстетическом континууме транспортацией постмодернистских художественных рефлексий с территории Западной Европы и Америки в страны Восточной Европы, где в то время происходили фактически самые кризисные ситуации по социальной нестабильности человека и потерей ею бытийных приоритетов, ее растерянности перед реальной действительностью, заостренной рациональностью, не свойственной эмоциональному менталитета восточного европейца. В русском художественном дискурсе началась эпоха постмодернистских поисков и экспериментов, что в значительной степени отразилось на всех уровнях национального художественного дискурса – концептуальном, мировоззренческом, образном, эмоционально-оценочном, языковом. Мнения и взгляды на процессы, протекающие в культуре постмодернистской эпохи, у многих исследователей разнятся. Некоторые считают постмодернизм продолжением модернизма, и постмодернистская литература оказывается просто своеобразным развитием тенденций модернистской литературы на новом историческом этапе, и тогда постмодернизм – это просто то, что следует после модернизма. Другие видят в культуре данного направления абсолютный разрыв с классическим модернизмом первой половины века. Так или иначе, само слово «постмодернизм» указывает нам на связь этого явления с культурой предыдущей эпохи, и, по-видимому, постмодернизм осознает себя в отношениях к модернизму, хотя вопрос об этих отношениях остается очень спорным.

На современном этапе активного развития коммуникативной лингвистики значительно растет интерес к диалогу и диалогическим отношениям в различных их проявлениях. Идея диалогичности возникла в философии, впоследствии развившись в череде смежных наук – филологии, риторике, культурологии, психологии. С точки зрения современной науки, диалог – интересный феномен человеческого взаимопонимания, бытия и сознания. Глобальное понимание диалога и диалогических отношений в филологии мы находим в исследованиях М. Бахтина, для которых характерно понимание диалогичности в качестве базового свойства сознания, мышления и речи, а также позиционирование диалога в качестве взаимодействия со смыслом и репрезентация речевого жанра как ключевой категории диалогической концепции.

Раскрытие сущности диалогичности невозможно без обращения к проблеме текста, как к форме общения культур. Любой текст вмещает смысл прошлых, современных и будущих культур, это всегда адресованное Другому / Другим послание от Я (по М. Бахтину), всегда диалогичен, то есть представляется собой некое взаимодействие. Еще Гегель указывал на то, что художественное произведение хоть и «образует согласованный в себе завершен мир», но существует он не для себя, а для читателя.

В России постмодернистская литература заявила о себе громко в конце ХХ века. В это время активно публикуются произведения В. Пелевина, В. Сорокина и других авторов. Однако критиками эта литература не принималась, они не находили в ней единства, под которым понималось единство жанра, формы, авторской субъективности, авторского лица. Читателей тех лет творчество молодых литераторов также мало увлекало. Как пишут исследователи, потенциального читателя отталкивали эксперименты с лексикой в тексте и перенасыщенность его «интеллектуальностью».

Бесспорно, большинство произведений постмодернистской литературы предполагает определенный интеллектуальный уровень читателя. Массовую популярность произведения русского постмодернизма завоевали не сразу. По мнению специалистов, литература постмодернизма явила особый тип писателя, обладающего компетентными знаниями в области культуры, искусства, философии, истории, литературоведения и так далее. В западной литературе в качестве «образцового» писателя-посмодерниста, как правило, называется имя Умберто Эко. В русской же литературе подобным многогранным писателем является Борис Акунин.

Это исследование посвящено специфике диалогических отношений в романе Бориса Акунина «Алмазная колесница» (2003), которая рассматривается в рамках дискурсивно-диалогического подхода, базирующегося на основных положениях теории диалогичности М. Бахтина и активно разрабатывается в современной лингвистике. Этот подход сосредоточивает внимание на особенностях функционирования текста как дискурса в диалогическом, социокультурном контексте.

Актуальность темы исследования обусловлена неизменным интересом современной филологической науки к коммуникативным аспектам языка, в частности – к проблеме диалогических отношений в художественных текстах. Недостаточно изученными остается вопрос системной организации произведений Бориса Акунина, а именно его романа «Алмазная колесница», с точки зрения диалогичности.

Поздние произведения Бориса Акунина, в частности, «История Российского государства», существенно отличаются от его ранних текстов в плане эстетических установок автора. Так, в «Истории…» обнаруживаются черты, не соответствующие принципам постмодернизма (общая «серьезность» замысла, связанная с поиском исторической истины; стремление к объективности в подаче исторического материала; отход от игры, в частности, отказ от приема создания альтернативной истории; связь с актуальной политической повесткой сегодняшнего дня), в то время как его раннее творчество справедливо относят к данному литературному направлению.

Как указано выше, отдельные аспекты творчества Бориса Акунина освещены в литературоведческих трудах, однако языковые особенности рассмотрены не полностью. Диалогическая организация романа автора «Алмазная колесница» в лингвистическом аспекте не была к этому времени предметом целостного анализа. Однако изучение следов присутствия наиболее значимых текстов прошлого в произведениях современных авторов способствует выявлению закономерностей трансляции культуры от поколения к поколению.

Анализ последних исследований и публикаций. Диалогические отношения являются предметом исследования функциональной стилистики, коммуникативной лингвистики, прагматики, когнитологии и других. В рамках функциональной стилистики рассматриваются экстралингвистические основы диалогичности и языковые средства ее выражение в письменной речи (А. Арутюнова, Н. Кожина, Н. Кондратенко и другие), особенности речевого взаимодействия автора и адресата в научных (О. Вотрина, Н. Кожина, Н. Красавцева, О. Красильникова, С. Нистратова, К. Свойкин и другие), художественных (Н. Арутюнова, И. Арнольд, А. Гулак, К. Скорик, А. Стельмащук и другие), поэтических (С. Ермоленко, И. Ковтунова, А. Карпенко и другие), публицистических (Л. Дускаева, И. Лысакова, С. Светана, А. Факторович и другие) текстах.

В череде исследований определены подходы к лингвистическому анализу диалогических отношений между текстами (Н. Кузьмина, О. Переломова, Н. Пьеге-Гро, А. Селиванова, С. Сметанина, Н. Фатеева, В. Чернявская и другие). В рамках дискурсивного анализа рассматривалось явление диалогичности в церковно-религиозном и политическом типах дискурса (Д. Орехова, О. Прохватилова, С. Чубай и другие), авторском дискурсе в английской художественной прозе XVIII – XX вв. (Т. Плеханова и другие), в интернет-коммуникации (Т. Колокольцева, О. Лутовинова и другие).

Диалогичность произведений Бориса Акунина большинство исследователей связывают с повышенной интертекстуальностью и интермедиальностью его текстов. Так, в литературоведческих исследованиях (Н. Бобкова, А. Казачкова, Т. Надозирная, А. Станюкович, К. Трускова и другие), исследованиях с позиции особенностей языка (О. Красильникова, Н. Менькова), научно-критических статьях (Р. Арбитман, П. Басинский, Н. Валуева, Л. Данилкин, В. Курицын, В. Пригодич, А. Ранчин, А. Рейблат, Г. Цыплаков и другие), репрезентируют разнообразие интертекстуальных и интермедиальных связей романов Бориса Акунина с творчеством художников слова разных эпох и культур, отражают отдельные аспекты творчества автора.

Цель исследования – установить и охарактеризовать природу диалогичности постмодернистского романа Бориса Акунина «Алмазная колесница».

Изложение основного материала. Интертекст, под которым, в сущности, понимается любой текст, является неотъемлемой составляющей всеобщей культуры. Поскольку он включает в себя предыдущие тексты, он теряет свою уникальность, становясь лишь частью общего универсального текста. Как справедливо заметил Борхес рассказе «Вавилонская библиотека», «…нет понятия “плагиат” <…> все произведения суть произведения одного автора, вневременного и анонимного» [2]. Таким образом, литература, согласно концепции постмодерна, – «вавилонское» смешение всевозможных текстов, которое создает целостную ткань отдельно взятого художественного произведения. Рассматривая поэтику цикла романов о Фандорине и соотнося их с классической «словесностью», исследователи приходят к выводу о том, что романы Акунина представляют собой парадокс, так как, во-первых, в них наблюдается смешение разных литературных традиций и стилей, во-вторых, – сочетание элементов высокой и развлекательной литературы. «Сложная поэтика аллюзий, интертекстуальных связей, включенность в контекст литературной традиции роднят их с “высокой” литературой; установка на “стабильность художественного языка, поэтику хорошего конца”, интерес к вопросу: “Чем кончилось?” – черты “массовой” литературы, доминантные в нарративной поэтике акунинских текстов» [5].

В этом контексте понятие диалогичности имеет дискуссионный характер, поскольку на каждом новом этапе развития лингвистики оно наполняется новым содержанием, репрезентируя различные типы диалогичности. В центре внимания современных исследований находятся основные антропоцентры художественной коммуникации – автор и читатель как носители определенных смысловых позиций, а также характер влияния адресанта на формирование понимания адресата.

Мы понимаем диалогичность как основное свойство текста, выраженное системой языковых средств, которая актуализирует взаимодействие общающихся, в коммуникативно-познавательном процессе и взаимодействие между текстами (дискурсами). Таким образом, сам анализ текста осуществляем в пределах дискурсивно-диалогического подхода, акцентируя на особенностях функционирования текста в диалогическом социокультурном контексте. Обратим внимание на двухадресный характер культуры и литературы постмодернизма как одну из наиболее характерных особенностей данного направления. К этой проблеме нас отсылает вопрос отнесения романов писателей постмодерна к литературе массовой либо элитарной. Согласно мнению многих исследователей, писатель, создавая свои романы, рассчитывает привлечь как можно более широкие круги читательской аудитории: и читателей-интеллектуалов, и читателей, чей кругозор ограничен «легким» чтением. О «всеохватной структуре» постмодернистского текста пишут многие ученые, она, по их мнению, порождает возможность различных читательских стратегий.

Отметим, что рассмотрение текстового пространства, организованного с учетом социокультурной ситуации, ментальных особенностей участников коммуникации, правил и стратегий построения и понимания текста, продуцирует необходимость исследования текста на новом, дискурсивном уровне. Так, в центре внимания зарубежного и отечественного языкознания находится коммуникативное, когнитивное, семиотическое пространство, больший, чем текст, – дискурс, куда привлечены, кроме текста как лингвистической единицы, все экстралингвистические факторы (знания о мире, установки, мысли, цели адресанта и адресата), сопровождающих создание, функционирование и восприятие текста.

Учитывая то, что и текст, и дискурс – явления многомерные и многоаспектные, то и трактование их учеными различно. Это обусловлено зависимостью от подхода, в рамках которого эти единицы исследуют, однако сам вопрос определения и разграничения этих фундаментальных понятий как в русской, так и в зарубежной лингвистической традиции является дискуссионным.

Необходимо отметить, что Борис Акунин находится в числе авторов, активно использующих в своем творчестве принцип интертекстуальности. В качестве основных проявлений этого принципа в его творчестве специалисты выделяют цитату, аллюзию, литературную реминисценцию, имитацию, пародию и прочие. В этой связи отмечается следование традициям знаковых писателей постмодерна – таких, как У. Эко, Дж. Фаулз и другие.

По мнению ученых, интертекст в литературном творчестве постмодернистов является одним из способов игры с литературной реальностью. Этот прием выделяется специалистами как одна из важнейших особенностей творчества писателей данного направления. Среди российских авторов многие критики и литературоведы признают Б. Акунина мастером в этой области. В его творческой биографии были и игры с псевдонимами (Борис Акунин – псевдоним Григория  Чхартишвили; кроме того, вышли в свет его романы под псевдонимами Анна Борисова и Анатолий Брусникин), и эксперименты с литературными жанрами. Так, серия «Новый детективъ» – это коллекция разновидностей детективного жанра. А серия «Жанры» представляет собой образцы разных жанров беллетристики, и каждая книга носит название соответствующего жанра.

Рассмотрение текста как дискурсивной единицы позволил выделить и проанализировать два типа дискурсивной диалогичности. Первый связан с исследованием связей различных текстов с предыдущими текстами – взаимодействие через автора смыслового пространства текста с другими текстами (дискурсами), охарактеризован нами как интердискурсивный.

Второй направлен на изучение механизма взаимодействия адресанта и адресата с помощью текста – взаимодействие через текст автора и читателя как активного участника диалога, определен нами как метадискурсивный. Поскольку основная цель автора – диалог с читателем, то весь текст, как единица коммуникативного акта, направлен на читателя, но мы исследуем средства организации прямого, непосредственного диалога автора и читателя, то есть метадискурсивные конструкции.

Ярким примером механизма создание интердискурсивной диалогичности является цитата. В этом исследовании мы определяем ее как интертекстуальное включение, являющееся буквальным или частичным воспроизведением «чужой» речи. Поскольку цитата – это всегда второй голос, то основным ее признаком является диалогичность. При этом диалогичность тут не обязательно соответствует полемике: позиция автора может не совпадать с мнением, заявленным в цитате, но никогда не сливается с ней. В тексте романа цитаты разнообразные и многофункциональные, используются в точном и трансформированном виде, занимают различные, определяющие впоследствии их функции.

Учитывая это интересным представляется заголовок первого тома романа «Ловец стрекоз» – цитата в «сильной» позиции, которая рассматривается в качестве точки отсчета понятийного цикла (Т. Романова) и выполняет сюжетотворческую и дискурсотворческую функции. Заголовок-цитата «Ловец стрекоз» содержит явный авторский знак, демонстрирует читателю путь интерпретации текста, привлекает определенные фоновые знания, планирует когнитивное пространство, является центром организации дискурса, приобщает дискурс текста-источника.

Таким образом, возникают сложные диалогические отношения между заголовком как микротекстом, заголовком как интертекстом, заголовком как представленным в концентрированной форме текстом-источником и самим текстом произведения. Эти интертекстуальные взаимодействия лежат в основе интердискурсивных взаимодействий, то есть интердискурсивной диалогичности. К тому же цитатный заголовок активизирует диалог авторского и читательского дискурсов, поскольку является метатекстуальным средством создания метадискурсивной диалогичности.

Заголовок-цитата, кроме названных функций, имеет в произведениях постмодернизма, в частности в романе Бориса Акунина, еще и аллюзивную функцию, в связи с тем, что для постмодернизма характерно использование намеков, игры с читателем, наличие скрытых смыслов. Через намек и ассоциации проявляется интердискурсивная связь между текстами, и читатель таким образом привлекается к сложному дискурсивному образованию, представляющем собой органическое сплетение и взаимопроникновение нескольких дискурсов.

Название «Ловец стрекоз» отсылает нас к хокку японской поэтессы Тиѐ. Понимая, что для широкого читателя японская поэзия не является общеизвестной, Борис Акунин вводит текст хокку и комментарии к нему в диалог между главными героями во втором томе романа: «– Больше всего я люблю трехстишья, хокку. В них сказано так мало и в то же время так много. Каждое слово на своѐм месте, и ни одного лишнего… <…> Она полуприкрыла глаза и нараспев продекламировала:

Мой ловец стрекоз, / О, как же далеко ты / Нынче забежал…

…Если бы ты знал, что великая поэтесса Тиѐ написала это стихотворение на смерть своего маленького сына, ты не смотрел бы на меня с такой снисходительностью, верно?» [1, с. 651].

Таким образом, после прочтения первого тома у читателя возникает ассоциативная цепочка между заголовком и главным героем «Ловец стрекоз» – «Рыбников», поскольку он сам говорит, что в детстве любил ловить стрекоз («...маленьким мальчиком любил ловить стрекоз, чтоб потом пускать их с высокого обрыва и смотреть, как они зигзагами мечутся над пустотой» [1, с. 74]). Он дополняется после прочтения приведенного выше диалога во втором томе новыми звеньями, создавая интригу всего романа: «ловец стрекоз» – «смерть» – «сын». Заголовок-цитата, таким образом, создает определенную интригу (игру), намекая на тему произведения, а финал текста заставляет читателя вернуться к названию.

В этом случае, с одной стороны, прослеживаются диалогические связи между образованием «текст + контекст» (то есть стилем) романа Бориса Акунина и образованием «текст + контекст» (то есть стилем) хокку японской поэтессы Тиѐ. С другой стороны, поскольку «ловля стрекоз» – это традиционная игра детей в Японии, то к художественному дискурсу романа привлекается этнодискурс, что помогает автору создать интригу произведения. Анализ этой интертекстуальной связи показывает, что интердискурсивность как один из типов диалогичности – это не просто добавление дискурсивных смыслов, а их органическое взаимодействие, требующее сложных когнитивных процессов для их интерпретации со стороны адресата.

Цитаты не в «сильной» позиции, как правило, выполняют характерологические функции, направленные на решение более частных (тактических и интенционных) вопросов. Для читателя расширяется когнитивное пространство, связанное с восприятием определенного героя или события, поскольку привлекаются дополнительные смыслы, знания, воспоминания, связанные с прошлым восприятием произведения – источники цитаты.

К примеру: «Мероприятие это абсолютно неофициальное и с перевоспитанием блудниц никак не связанное, совсем напротив. Скучать не будете. Он возвратился и попал, как Чацкий, с корабля на бал» [1, с. 187]. Для говорящего (Доронина) не так важно, известный Фандорину автор приведенной им цитаты, насколько важна игра смыслов между поданной цитатой и реальной ситуацией, в которой находился герой-адресат этих слов. На переносное значение, заключенное в цитату – «неожиданное, резкое изменение положения, обстоятельств», наложен прямой смысл: Фандорин действительно недавно сошел с корабля на берег и был приглашен на бал.

Интердискурсивная диалогичность создается между художественными дискурсами романа «Алмазная колесница», романа в стихах А. С. Пушкина «Евгений Онегин» [4] и комедией в стихах А. С. Грибоедова «Горе от ума» (так в цитате использована фамилия главного героя комедии Грибоедова). Это дает основания полагать, что при восприятии читателем Фандорина, с которым он до сих пор не очень хорошо знаком, впечатление от Фандорина включат и результаты прошлых ментальных процессов читателя, связанных с восприятием Онегина и Чацкого.

Кроме литературных цитат, Борис Акунин актуализирует цитаты из паремиологического дискурса (пословицы, поговорки, афоризмы, крылатые слова), которые выполняют функцию структурно-смысловой организации дискурса, а также используются для характеристики персонажей. Например: «– Так и женились бы по-настоящему. Что вам мешает? <…> – Шутить изволите. Сочетаться законным браком с японской конкубиной? Погонят со службы, за урон звания российского дипломата. <…> Буду исторгнут из цивилизованного европейского общества. Нет уж, в одну повозку впрячь неможно… . И так всѐ отлично…» [1, с. 246–247]. Поскольку приведенное цитатное включение для некоторых адресатов потеряло связь с текстом, с которого оно взято (поэма А. С. Пушкина «Полтава» (1829)), то оно уже не является «следом» дискурса текста-источника, приобщая, вместо этого, иные дискурсивные пространства, например, аргументативный дискурс для обоснования своего мнения, своего взгляда, целью которого является воздействие на адресата, на его взгляд или поведение. Наиболее продуктивным средством актуализации интердискурсивной диалогичности в романе является аллюзия. То есть порождаемые текстом или его фрагментом ассоциации с любыми уже известными адресату фактами и высказываниями, намек на определенную область общего фонда знаний, опирающийся на экстралингвистические пресуппозиции автора и читателя. По роли, которую аллюзии выполняют в романе, выделяем композиционные и семантические. Примером композиционной аллюзии является структура первого тома «Ловец стрекоз» романа «Алмазная колесница», построенного по схеме трёхстиший – хокку («начальная строфа» рэнга или танка). Японское хокку состоит из 17 слогов, расположенных рядами следующим образом: 5 – 7 – 5, и определяет тему всей рэнга, в этом случае – всего романа. Каждая из трех частей первого тома разделены на разделы (названные слогами), количество которых соответствует количеству слогов в строках хокку и имеет соответствующую каждой строке хокку название. Стоит обратить внимание еще на одну внутреннюю текстовую аллюзию, связанную с объяснением Мидори. Героиня обращает внимание на то, что тайна скрыта между строками, отсылая читателя к названию второго тома «Между строк». Это намек на то, что тайну рождения и жизни Рыбникова, тайну его отношение к Фандорина раскрывают во втором томе романа [3].

Особенность семантических аллюзий заключается в том, что «подключен» новый дискурс текста-донора, «следом» которого является аллюзия, взаимодействующая со стилем текста-реципиента не только в точке соприкоснования (при непосредственном включении аллюзионной единицы), а в течение всего художественного произведения. Кроме того, новые смыслы, возникшие как результат взаимодействия дискурсов не в начале произведения, регрессивно проектируются читателем и на текст начала произведения. «Завтрак, приготовленный туземным Санчо Пансой, был кошмарен. Как они только едят это склизкое, пахучее, холодное?» [1, с. 290].

Таким образом автор, не прибегая к прямому авторскому слову, для характеристики слуги Фандорина Массы использует аллюзию на персонаж Санчо Панса. Образ Санчо Пансы – это воплощение простодушного, наивного и одновременно мудрого человека, преданного слуги, который впоследствии стал образом-символом. Дискурс романа Сервантеса, подключенный указанной аллюзией, взаимодействует со стилем романа Бориса Акунина в течение всего произведения, даже без упоминания в дальнейшем тексте имени слуги Дон Кихота. У читателя устанавливается ассоциативная связь «Масса – Санчо Панса».

То есть при упоминании имени Масса в тексте у читателя на когнитивном уровне привлечен дискурс романа Сервантеса. Кроме этого, учитывая то, что образ Санчо Панса является традиционным символом, к дискурсу романа привлечен еще общекультурный дискурс, а значит, у каждого читателя возникают свои ассоциации с другими произведениями культуры, в которых также использован указанный образ-символ.

Таким образом, аллюзионное имя, за которым в свернутом виде стоит дискурс текста-донора, актуализирует взаимодействие дискурсов текста-реципиента и текста-донора, способствуя реализации скрытого смысла. Символический образ того или иного литературного персонажа вызывает в сознании реципиента ассоциативную череду признаков (качественных или количественных), и таким образом, кроме дискурса художественного произведения, к которому апеллирует аллюзионное имя, к дискурсу романа присоединяется также общекультурный дискурс или дискурс отдельной национальной культуры.

Также проанализированы частотные средства актуализации интердискурсивной диалогичности – реминисценции, которые являются сигналом привлечения, точкой пересечения нескольких дискурсов: художественного, исторического, политического, военного, философского и тому подобных. В этом контексте реминисценцию следует позиционировать в качестве интертекстуального включения, денотатом которого являются «внетекстовые» элементы, то есть историко-культурные реалии, а также отдельные элементы художественных произведений, способные восстановить в памяти адресата определенные фоновые знания, расширяющие смысловое пространство текста.

Единицы «сильных» текстовых позиций являются средствами актуализации также и метадискурсивной диалогичности. Об этом свидетельствует название второго тома романа «Между срок», которое является метатекстовым средством создания диалогичности. Предложно-падежное сочетание «между строк» имеет определенное значение для читателей и вне романа, являясь частью фразеологизма «читать между строк» – понимать скрытый смысл чего-либо. Этой метатекстуальной единицей автор непосредственно обращается к читателю, рекомендуя ему, как читать второй том и где искать информацию.

Выводы. Для романа Бориса Акунина «Алмазная колесница» характерна самобытная система интертекстуальных средств создания интердискурсивной диалогичности, а именно: цитатные включения (цитаты, паремии), аллюзии, реминисценции, которые стали инструментом постмодернистской игры автора с читателем. При этом интердискурсивную диалогичность мы понимаем как взаимоналожение / взаимопроникновение дискурсов текста и претекста, вступающих в тексто- и смыслотворческое взаимодействие в рамках единого текста. Таким образом, в романе Бориса Акунина «Алмазная колесница» наличествуют следующие метатекстуальные средства: дискурсивные слова, вставные конструкции и другие. В результате исследования этих средств создания метадискурсивной диалогичности как основы коммуникативно-прагматической направленности текста, позволяющей достичь адекватного понимания его реципиентом, установлено, что подобные средства являются точками пересечения авторского и читательского сознания. Также одной из очевидных особенностей метадискурсивной организации романа является высокая частотность вставных конструкций.