РАБОЧИЕ СТАЧКИ В РОССИЙСКОЙ ИМПЕРИИ (1907-1914): ЭКОНОМИЧЕСКАЯ БОРЬБА КАК ПОЛИТИЧЕСКИЙ МАНИФЕСТ

WORKERS' STRIKES IN THE RUSSIAN EMPIRE (1907-1914): ECONOMIC STRUGGLE AS A POLITICAL MANIFESTO

Korolev Andrey Viktorovich

Applicant, Southern Federal University, Russia, Rostov-on-Don

Аннотация. Статья исследует феномен рабочего стачечного движения в Российской империи в период «Третьеиюньской монархии» (1907–1914 гг.), доказывая, что даже в условиях политической реакции экономические стачки стали мощным выражением политической воли пролетариата. На основе анализа статистики забастовок, документов фабричной инспекции, полицейских донесений, стенограмм Государственной Думы III и IV созывов, законодательства, а также мемуаров государственных деятелей, министров и большевистских лидеров, статья показывает, как экономические требования о зарплате, условиях труда и продолжительности рабочего дня неизбежно трансформировались в политический протест против существующего строя. Период характеризуется формальным снижением числа политических стачек после поражения революции 1905–1907 гг., но глубоким сохранением и нарастанием социальной напряженности. Исследование опирается на новейшую историографию (2020–2025 гг.), анализирующую природу, динамику и значение стачечной борьбы. Ключевыми точками анализа становятся: роль стачек в поддержании классовой солидарности и организационных структур; реакция властей (законодательные инициативы, репрессии, попытки социального маневрирования – законы о страховании 1912 г.); восприятие стачек политическими партиями в Думе (от осуждения правыми до использования как инструмента давления кадетами и трибуны для революционной агитации большевиками); и, наконец, Ленский расстрел (1912) как катализатор слияния экономических и политических требований, приведшего к мощному подъему стачечного движения накануне Первой мировой войны. Статья приводит к выводу, что стачки 1907–1914 гг. были не просто экономической борьбой, а устойчивым каналом выражения рабочими своего неприятия самодержавно-капиталистической системы, их растущего классового сознания и политических устремлений, что предопределило их роль в революционном кризисе 1917 года.

Abstract. The article explores the phenomenon of the workers' strike movement in the Russian Empire during the "June Third Monarchy" (1907–1914), proving that even under conditions of political reaction, economic strikes became a powerful expression of the political will of the proletariat. Based on the analysis of strike statistics, factory inspection documents, police reports, transcripts of the State Duma of the III and IV convocations, legislation, as well as memoirs of statesmen, ministers and Bolshevik leaders, the article shows how economic demands for wages, working conditions and working hours inevitably transformed into a political protest against the existing system. The period is characterized by a formal decrease in the number of political strikes after the defeat of the revolution of 1905-1907, but a deep preservation and increase in social tension. The research is based on the latest historiography (2020–2025), analyzing the nature, dynamics and significance of the strike struggle. The key points of the analysis are: the role of strikes in maintaining class solidarity and organizational structures; the reaction of the authorities (legislative initiatives, repression, attempts at social maneuvering – the insurance laws of 1912).; the perception of strikes by political parties in the Duma (from condemnation by the right to their use as a tool of pressure by the Cadets and a platform for revolutionary agitation by the Bolsheviks); and finally, the Lena Shooting (1912) as a catalyst for the fusion of economic and political demands that led to a powerful upsurge of the strike movement on the eve of the First World War. The article concludes that the strikes of 1907–1914 They were not just an economic struggle, but a stable channel for workers to express their rejection of the autocratic capitalist system, their growing class consciousness and political aspirations, which predetermined their role in the revolutionary crisis of 1917.

Ключевые слова: рабочее стачечное движение, рабочий вопрос, Государственная дума Российской империи, политические партии, экономическая борьба.

Keywords: workers' strike movement, workers' question, State Duma of the Russian Empire, political parties, economic struggle.

Период после подавления Первой русской революции (1907–1914 гг.) в Российской империи часто характеризуется как время «успокоения» и «стабильности» («Третьеиюньская монархия»). Однако «рабочий вопрос» оставался глубинным источником социальной нестабильности. Хотя открыто политические стачки резко сократились, экономическая стачечная борьба не только не прекратилась, но и приобрела новые качественные черты.

Проблема исследования заключается в анализе того, как и почему экономические стачки рабочих в условиях политической реакции 1907–1914 гг. стали действенной формой выражения их политической воли, несмотря на формальное отделение экономических требований от политических лозунгов.

В связи с этим, возникает ряд вопросов, в частности: какие факторы (экономические, социальные, институциональные) обуславливали сохранение и развитие стачечного движения; как воспринимали стачки власть, предприниматели и политические партии, представленные в Думе; каким образом экономические конфликты неизбежно приобретали политическое звучание в контексте авторитарного режима; какова роль Ленского расстрела в трансформации характера стачечной борьбы? Ответы на эти вопросы позволят глубже понять природу социального кризиса позднеимперской России и роль рабочего класса как политического актора даже в условиях жесточайших репрессий.

Новейшая историография демонстрирует углубленный интерес к социальной истории рабочего движения и микроанализу стачек, выходя за рамки традиционного классового подхода. Исследование Л.И. Бородкина и С.В. Валетова на основе многомерного анализа обширных баз данных ставит под сомнение тезис о полной деполитизации движения после 1907 г., выявляя скрытые связи экономических требований с политическим недовольством [2]. Работа А.Н. Соколова акцентирует внимание на «микрофизике власти» на предприятиях, показывая, как повседневные конфликты (штрафы, грубость мастеров) становились причиной стачек, приобретавших политический оттенок в глазах властей и самих рабочих [16].

Монография Е.А. Прудниковой детально анализирует внутренние дискуссии правительства (особенно Столыпина, Коковцова, министра торговли и промышленности Тимашева) по поводу стачек и поиска «противоядия» революции (страховое законодательство), подчеркивая ограниченность и запоздалость мер [11].

Статья О.В. Большаковой «Ленский расстрел 1912 года в общественно-политическом дискурсе России» исследует, как это событие мгновенно политизировало экономические требования и стало катализатором общенационального протеста, отраженного в прессе и думских дебатах [1]. Исследование К.А. Соловьева фокусируется на том, как стачечное движение (особенно после Ленского расстрела) использовалось думскими фракциями: от осуждения как «бунта» правыми и части октябристов до требований расследования и реформ кадетами и использования как доказательства «неизлечимости» режима социал-демократами [15].

Работа Т.Ю. Красовицкой рассматривает дискуссии меньшевистских лидеров о тактике в условиях преобладания экономических стачек и их попытки легальной работы в профсоюзах и страховых кассах [7]. Гендерный и региональный аспекты в историографии подчеркивают активную роль женщин-работниц (особенно в текстильной промышленности) в экономических стачках, часто носивших стихийный и очень упорный характер, и их растущее вовлечение в политические действия после Ленского расстрела [5].

Статистика и документы исполнительной власти дают возможность выявить детальную хронику событий, предоставляют ценные данные о причинах, ходе и результатах стачек, условиях труда, о деятельности фабричной инспекции. В сборниках публикуются материалы полицейских донесений, переписка МВД и МТиП, нормы, регулирующие труд и ответственность за стачки [12: 13; 17]. Законодательство по рабочему вопросу содержит тексты законов, касающихся стачек, профсоюзов, страхования рабочих [10; 14]. Парламентские материалы являются важным источником, позволяющим провести сравнительный анализ позиции министров, особенно министров Торговли и промышленности, Внутренних дел, а также депутатов всех фракций по поводу стачек, Ленского расстрела, рабочего законодательства [3]. Взгляд «сверху» на рабочую проблему, страх перед стачками, оценка репрессивных и реформаторских мер, отношение к стачкам как к экономическому злу, попытки регулирования – все это содержится в воспоминаниях и мемуарах чиновников Российской империи, которые принимали оперативные решения по рабочему вопросу в рассматриваемый период [4; 8; 18].

Анализ стачечного движения, призывы к соединению экономической и политической борьбы содержатся в воспоминаниях большевистских лидеров [6]. Мемуары А.Г. Шляпникова – это взгляд практического организатора на стачечную борьбу в Петербурге, а воспоминания С.И. Канатчикова представляют собой редкий источник, отражающий настроения и мотивацию рядовых участников стачек [9; 19].

Исследование строится на социально-политической истории. Основной фокус – на рабочих как исторических акторах, чьи коллективные действия (стачки), даже с экономическими лозунгами, имели глубокий политический смысл и последствия в условиях авторитарного режима [22]. Применяется институциональный подход для анализа реакции государства (репрессивные институты, законодательство, попытки реформ) и дискурс-анализ для изучения риторики власти, партий и позиции самих рабочих [20].

При анализе применялся комплекс принципов и методов анализа. В частности, количественный анализ: обработка статистических данных о числе стачек, участниках, продолжительности, причинах, результатах (на основе сборников документов и отчетов фабричных инспекторов) [21]; качественный анализ: изучение конкретных случаев стачек (особенно крупных и конфликтных – Ленская, путиловские стачки), их хода, требований, реакции властей, отражения в прессе и мемуарах; сравнительно-исторический метод: сопоставление стачечного движения в разные подпериоды (1907–1910, 1911–1912, 1913–1914), в разных отраслях и регионах; контент-анализ: выявление ключевых тем и аргументов в парламентских дебатах, правительственных документах, мемуарах по проблеме стачек.

Применяемые группы источников имеют свою специфику, которую необходимо учитывать, в частности, тенденциозность мемуаров, пропагандистский характер большевистских оценок, апологетика в воспоминаниях чиновников, ограниченность полицейских донесений). Опираясь на вышеперечисленные особенности анализа исторических свидетельств, поставлены задачи исследования: проанализировать динамику, масштабы, основные причины и характер стачечного движения в России в 1907–1914 гг., выделив ключевые этапы; исследовать механизмы и практики выражения рабочими политической воли через экономические стачки: организационные формы, солидарность, реакция на репрессии, связь с подпольными политическими структурами (партии, профсоюзы); реконструировать отношение и политику верховной власти (Николай II), правительства (Столыпин, Коковцов), министерств (МВД, МТиП), местной администрации и предпринимателей к стачечному движению; проанализировать отражение проблемы стачек в деятельности и дискуссиях III и IV Государственных Дум, позиции ведущих политических партий; оценить влияние Ленского расстрела (1912) на качественное изменение характера стачечного движения и его политизацию; показать, как стачечная борьба 1907–1914 гг. формировала революционный потенциал рабочего класса и способствовала кризису имперской системы.

После разгона II Думы и изменения избирательного закона (Третьеиюньский переворот 1907 г.) открытая политическая борьба была подавлена. Число политических стачек резко упало. Однако, как отмечает Л.И. Бородкин, «экономическая стачка не просто выжила, но и оставалась основным оружием рабочих в их конфликтах с хозяевами» [2, с. 215]. Статистика показывает, что абсолютное число стачек и стачечников в 1908–1910 гг. было значительно ниже пика 1905 г., но все же оставалось на уровне, превышающем предреволюционные годы. Основными причинами были: снижение реальной заработной платы из-за инфляции и отсутствия индексации, ужесточение дисциплины и штрафов со стороны администрации, стремление вернуть завоевания 1905 г. (например, 9–10-часовой день вместо 12-часового). Преобладали стачки на отдельных предприятиях, часто спонтанные, вызванные конкретными локальными причинами (грубость мастера, снижение расценок, массовые увольнения). Однако как подчеркивает А.Н. Соколов, даже такие «аполитичные» стачки «были актом отчуждения от власти хозяина и, шире, от системы, его порождавшей», и требовали от рабочих смелости и солидарности перед лицом репрессий (увольнения зачинщиков, аресты, войска) [16, с. 178]. Власть, как видно из переписки МВД и губернаторов, воспринимала любую стачку как потенциальную угрозу порядку. Премьер П.А. Столыпин, по воспоминаниям В.Н. Коковцова, видел главное решение «рабочего вопроса» в экономическом развитии и подавлении «крамолы», считая социальные реформы второстепенными и опасными в плане «разжигания аппетитов» [8, с. 345]. В Думе III созыва (правые-октябристское большинство) стачки осуждались как «нарушение законного порядка» и «подрыв промышленности». Попытки кадетов и трудовиков поднять вопрос о тяжелом положении рабочих и необходимости реформ блокировались. Законодательные инициативы в сфере труда, если и вносились, то либо проваливались, либо выхолащивались. Рабочие, таким образом, сталкиваясь с солидарностью власти и капитала, убеждались в невозможности добиться справедливости в рамках существующей системы.

События на приисках Ленского золотопромышленного товарищества в апреле 1912 г. стали переломным моментом. Забастовка 6 тысяч рабочих, начавшаяся с экономических требований (качество продуктов в лавках, зарплата, условия быта), была жестоко подавлена войсками: сотни убитых и раненых. Как убедительно показывает О.В. Большакова, Ленский расстрел мгновенно приобрел общероссийский политический резонанс [1]. Он стал символом полного слияния интересов капитала (акционерами компании были близкие ко двору лица, включая мать Николая II) и самодержавного государства, готового стрелять в рабочих, отстаивающих элементарные права. Власть пыталась представить события как результат «происков революционеров» и «неповиновения» рабочих (заявления министра МВД Макарова: «Так было, так будет!»), но это лишь усилило возмущение.

Ленский расстрел наглядно продемонстрировал рабочим всей страны, что их экономическая борьба за выживание неизбежно сталкивается с политической системой, защищающей интересы капитала силой оружия. Ответом стала мощная волна протеста: по подсчетам Л.И. Бородкина, в мае-июне 1912 г. в стачках протеста участвовало около 300 тыс. человек по всей России – это была первая общероссийская политическая стачка после 1907 г. [2, с. 301]. Экономические требования теперь тесно переплетались с политическими лозунгами: требования расследования, наказания виновных, свободы союзов и стачек. В IV Думе (более либеральный состав, но все же с правым уклоном) развернулись ожесточенные дебаты. Выступление лидера кадетов П.Н. Милюкова с вопросом «Что это: глупость или измена?» стало знаковым. Большевики использовали трибуну для разоблачения системы. Даже октябристы были вынуждены дистанцироваться от действий властей. Однако, как отмечает К.А. Соловьев, реальных законодательных последствий для улучшения положения рабочих или предотвращения подобных трагедий Дума добиться не смогла из-за сопротивления правых и Госсовета [15, с. 152].

Период 1913–1914 гг. ознаменовался невиданным ранее размахом стачечной борьбы. Экономический подъем сопровождался ростом прибылей капиталистов и резким ухудшением положения рабочих из-за взлета цен на основные продукты. Количество стачечников в 1913 г. превысило 1.3 млн., в 1914 г. (первая половина) – почти 1.5 млн [17].

Характер движения качественно изменился: преобладали крупные стачки, охватывавшие целые отрасли или районы (особенно Петербург, Москва, Центральный промышленный район). Стачки солидарности стали обычным явлением. Произошло соединение экономических и политических требований: Требования повышения зарплаты на 20–70 %, введения 8-часового дня сочетались с лозунгами свободы союзов, собраний, стачек, свержения самодержавия. Как писал В.И. Ленин, «экономическая борьба... все теснее сплетается с политической» [9, т. 25, с. 42]. Несмотря на репрессии, активизировалась работа подпольных профсоюзов и партийных ячеек (особенно большевиков). Стачечные комитеты становились более опытными. Использовались легальные возможности – например, страховые кассы, созданные по законам 1912 г., стали, вопреки замыслам правительства, центрами рабочей самоорганизации и обсуждения насущных проблем. Стачки стали длительнее и упорнее. Рабочие, как отмечает А.Г. Шляпников, «уже не боялись, как прежде, потерять работу; чувствовалась уверенность в своих силах» [19, с. 95]. Женщины-работницы, по данным Н.Б. Ивановой, играли все более заметную и часто более радикальную роль в стачках, особенно в текстильной промышленности [5]. Власть отвечала усилением репрессий (аресты активистов, войска на предприятиях), локаутами, но также и некоторыми уступками по зарплате на отдельных заводах, пытаясь расколоть движение. Однако, как констатирует Е.А. Прудникова, системных мер для решения коренных проблем (низкая зарплата, длинный рабочий день, бесправие) так и не последовало [11]. Предприниматели, как видно из их писем в МТиП, требовали от правительства жесткого подавления «смуты». Политические партии в Думе продолжали свою линию: правые требовали «навести порядок», кадеты критиковали правительство за бездействие и предлагали реформы, социалисты (особенно большевики) приветствовали нарастание борьбы как предвестие революции. К лету 1914 г. стачечное движение достигло своего пика, парализуя ключевые промышленные центры. Начавшаяся мировая война лишь на время приглушила, но не сняла накала социального конфликта, корни которого лежали в непримиримых противоречиях между трудом и капиталом, между политической волей рабочего класса и авторитарным режимом [17].

Стачечное движение в Российской империи в 1907–1914 гг. было мощным и неуклонно нараставшим выражением политической воли рабочего класса, несмотря на формальное преобладание экономических требований и жесткие репрессии.

Таким образом, в условиях самодержавного строя, защищавшего интересы капитала, любая серьезная экономическая стачка неизбежно приобретала политическое звучание. Борьба за повышение зарплаты, сокращение рабочего дня, улучшение условий труда была борьбой против системы эксплуатации и бесправия, олицетворяемой государством.

Стачки, даже локальные, были школой рабочей солидарности, самоорганизации и сопротивления. Они поддерживали и развивали классовое сознание пролетариата, подорванное, но не уничтоженное после 1907 года. Политика правительства (репрессии плюс запоздалые и половинчатые реформы – страхование 1912 г.) оказалась неэффективной. Она не смогла ни подавить движение, ни интегрировать рабочих в систему. Отказ от подлинных социально-политических реформ (8-часовой день, свобода союзов и стачек, реальное рабочее представительство) усугублял конфликт.

К 1914 г. экономические стачки достигли невиданного размаха и все чаще перерастали в политические выступления. Требования рабочих становились радикальнее, а методы борьбы – упорнее и организованнее. Стачечное движение стало главным индикатором глубокого социального кризиса и важнейшей предпосылкой революционных событий 1917 года.

Таким образом, каждая крупная стачка, даже с чисто экономическими лозунгами, была актом политической воли – демонстрацией силы, солидарности и непримиримости рабочего класса, его растущего понимания необходимости коренного изменения общественного строя. Стачки 1907–1914 гг. были не «затишьем», а «предгрозьем», наглядно показавшим неспособность старого режима решить «рабочий вопрос» и неизбежность его революционного разрешения.