Статья:

Административная преюдиция – критерий криминализации общественно опасных деяний

Конференция: XLVII Международная научно-практическая конференция «Научный форум: юриспруденция, история, социология, политология и философия»

Секция: Уголовное право и криминология; уголовноисполнительное право

Выходные данные
Шайхутдинов Д.Н., Разяпова Л.М. Административная преюдиция – критерий криминализации общественно опасных деяний // Научный форум: Юриспруденция, история, социология, политология и философия: сб. ст. по материалам XLVII междунар. науч.-практ. конф. — № 12(47). — М., Изд. «МЦНО», 2020. — С. 86-90.
Конференция завершена
Мне нравится
на печатьскачать .pdfподелиться

Административная преюдиция – критерий криминализации общественно опасных деяний

Шайхутдинов Дамир Наилевич
студент, Башкирский государственный университет, Стерлитамакский филиал, РФ, г. Стерлитамак
Разяпова Лилия Миннулловна
канд. юрид. наук, доцент, Башкирский государственный университет, Стерлитамакский филиал, РФ, г. Стерлитамак

 

ADMINISTRATIVE COLLATERAL ESTOPPEL – THE CRITERION OF CRIMINALIZATION OF SOCIALLY DANGEROUS ACTS

 

Damir Shaikhutdinov

Student, Bashkir State University, Sterlitamak branch, Russia, Sterlitamak

Lilia Razyapova

Cand. jurid. sciences, associate professor, Bashkir State University, Sterlitamak branch, Russia, Sterlitamak

 

Аннотация. В статье рассматриваются проблемы оснований криминазации общественно опасных деяний, а также отграничения преступлений от иных видов правонарушений.

Abstract. The article deals with the problems of grounds for criminalization of socially dangerous acts, as well as the differentiation of crimes from other types of offenses.

 

Ключевые слова: криминализация; общественно опасные деяния; уголовная политика; уголовное право; административная преюдиция.

Keywords: criminalization; socially dangerous acts; criminal policy; criminal law; administrative prejudice.

 

По мнению ученых, исходя из принципа «нет преступления, кроме прямо предусмотренного законом» и принятых механизмом законотворчества в России, уголовное право не создает границы дозволенного, а только лишь ретранслирует сложившиеся представления о таких границах в обществе. Механизмы представительной демократии рассчитаны как раз на такую ретрансляцию. В связи с чем, вопрос об основаниях криминализации общественно опасных деяний распространяется во многом и за пределы науки уголовного права: это вопрос как теории права, так и психологии, социологии и др. Наука уголовного права, в свою очередь, способна ответить на вопрос какими должны быть критерии криминализации противоправного поведения, исходя из социального предназначения права. В юридической науке криминальной сферы общепризнанным является точка зрения о том, что основаниями для отграничения преступления от иных видов правонарушения являются характер и степень общественной опасности деяния. Характер общественной опасности определяется общественными отношениями, на которые оно направлено, то есть объектом преступления [4, с. 58]. Исключительными объектами уголовно-правовой защиты, не имеющими аналогов, являются жизнь, здоровье, половая свобода и половая неприкосновенность, основы конституционного строя государства, а также мир и безопасность человечества. Разграничение преступлений от иных правонарушений по характеру общественной опасности, хотя бы в части перечисленных благ не должно вызывать проблем, однако на сегодняшний день, активная нормотворческая деятельность законодателей практически свела на нет дифференцирующее значение данного критерия.

Так, 17 глав Кодекса об административных правонарушениях РФ (далее по тексту КоАП РФ) охраняют те же общественные отношения, что и Уголовный Кодекс РФ (далее по тексту УК РФ). Глава 7 КоАП РФ «Административные правонарушения в области охраны собственности» соответствует главе 21 УК РФ «Преступления против собственности», глава 8 КоАП РФ «Административные правонарушения в области охраны окружающей среды и природопользования» − главе 26 УК РФ «Экологические преступления» и т. д.

Необходимо отметить и то, что ряд изменений, внесенных в административное законодательство указывает на вмешательство административного права в сферы, традиционно считающиеся сферами уголовно-правовой охраны. В отдельных случаях, учитывая встречную тенденцию к декриминализации отдельных деяний, такое вмешательство можно оценить положительно, однако в остальных, оно лишь усложняет деятельность правоприменителя.

Например, в ч. 6.1 ст. 20.4 КоАП РФ установлено, что за нарушение требований пожарной безопасности, повлекшее возникновение пожара и причинение тяжкого вреда здоровью человека или смерть человека устанавливается ответственность. Тяжкий вред здоровью, смерть человека – серьезное посягательство, которое наказывается нормами уголовного права при умышленной и при неосторожной форме вины, в качестве самостоятельного преступления и при преступных последствиях при совершении других преступлений. Жизнь человека – объект именно уголовно-правовой охраны, и указание на причинение тяжкого вреда здоровью человека или смерти в качестве последствий административного правонарушения стирает грань между преступлением и проступком. Указанное обстоятельство может привести к серьезным нарушениям прав и законных интересов граждан [1, c. 49]. При совпадении объектов правовой охраны, степень общественной опасности деяния становится основным критерием разграничения преступлений от иных правонарушений. В науке теории уголовного права степень общественной опасности – это количественная характеристика общественной опасности. При ее определении учитываются тяжесть последствий, причиненных преступлением, форма вины, особенности субъекта преступления и ряд других обстоятельств [4, c. 59]. Необходимо отметить, что с практической точки зрения самым важным из них является именно количественный признак. Законодатель использует его в качестве последствия совершенного деяния в большинстве случаев. Основная проблема заключается в том, что нередко законодатель не устанавливает четкие границы между проступком и преступлением. Составы преступлений и иных правонарушений описываются таким образом, что разницы между ними трудно понять даже правоприменителю. Прежде всего речь здесь идет о преступлениях с формальной конструкцией состава. Многие из таких преступлений практически неотличимы от сходных противоправных деяний.

В качестве примера можно привести состав преступления, ответственность за которое предусмотрена ч. 1 ст. 151 УК РФ «Вовлечение несовершеннолетнего в систематическое употребление (распитие) алкогольной и спиртосодержащей продукции, одурманивающих веществ», который практически идентичен составу административного правонарушения, ответственность за которое предусмотрена ч. 1 ст. 6.10 КоАП РФ «Вовлечение несовершеннолетнего в употребление алкогольной и спиртосодержащей продукции, новых потенциально опасных психоактивных веществ или одурманивающих веществ». Данные противоправные деяния должны разграничиваться на основе установления критерия систематичности употребления соответствующих веществ. Указанный критерий безусловно позволяет количественно оценить факты того или иного поведения, однако представляется недостаточно четким для разграничения обозначенных явлений [3, c. 22]. Установление административной преюдиции – формализованного критерия для криминализации последующего противоправного поведения, позволило бы реализовать в значительной мере превентивный потенциал российского права, что объясняет почему рассматриваемый нами институт обозначен как «преступления с административной преюдицией».

Цель преюдиции – создание правовой определенности в общественных отношениях. Суть данного механизма применительно к преступлениям с административной преюдицией – создать ясность, определенность того, сознательно ли лицо повторяет акты однотипного противоправного поведения. Из чего можно сделать вывод, что установка лица является сознательно противоправной, а также то, что возрастает общественная опасность такого поведения, что по заключению Конституционного Суда РФ является «конституционно значимой причиной для криминализации соответствующих деяний» [5, c. 74].

Установление административной преюдиции – формализованного критерия для криминализации последующего противоправного поведения в значительной мере могло реализовать превентивный потенциал российского права. Расширение области применения межотраслевой преюдиции может стабилизировать и обогатить отношения между различными охранительными отраслями российского права, а также будет способствовать решению некоторых проблем, свойственных иным его отраслям, помимо уголовного права [2, с. 56].

 

Список литературы:
1. Безверхов А. Г. Возвращение административной преюдиции в уголовное законодательство России // Российская юстиция. − 2012. − № 1. − С. 48-53.
2. Незнамов А. В. Судебный запрет как предпосылка для формирования концепции «последовательного правоприменения» (начало) // Арбитражный и гражданский процесс. − 2014. − № 1. − С. 53-57.
3. Незнамова З. А. Преступления с административной преюдицией в Уголовном кодексе РФ: коллизии межотраслевого регулирования // Российское право: образование, практика, наука. − 2015. − № 6. − С. 20-25.
4. Уголовное право. Общая часть: учеб. / под ред. Л. В. Иногамовой-Хегай, А.И. Рарога, А. И. Чучаева. − М.: Контракт. Инфра-М, 2008. − 560 с.
5. Ямашева Е. В. К вопросу о восстановлении института административной преюдиции в уголовном законе России // Журнал российского права. − 2009. − № 10. − С. 69-79.