Особенности добровольного отказа от преступления на различных стадиях реализации преступного намерения

Общая тенденция к гуманизации уголовного права и уголовной политики в целом в значительной мере способствовала развитию системы институтов, стимулирующих общественно-полезное поведение лиц. К числу поощрительных норм, побуждающих лицо прекратить начатую преступную деятельность, относятся и положения о добровольном отказе от преступления.

Институт добровольного отказа регламентирован в ст. 31 УК РФ. В соответствии с частью первой вышеуказанной статьи добровольным отказом от преступления признается прекращение лицом приготовления к преступлению либо прекращение действий (бездействия), непосредственно направленных на совершение преступления, если лицо осознавало возможность доведения преступления до конца.

Вопрос о стадиях, на которых возможно применение добровольного отказа, имеет существенное значение для правоприменительной деятельности. Нередко деяния, сходные по своему содержанию, совершенные при аналогичных обстоятельствах получают различную правовую оценку судами, и лица, подлежащие уголовной ответственности за неоконченное преступление, освобождаются от нее.

Возможность добровольного отказа на стадии приготовления не вызывает сомнений. На данном этапе лицо лишь создает условия для совершения преступления, не приступив к выполнению объективной стороны состава предусмотренного уголовным законом деяния. Многообразие подготовительных мер порождает и различные формы отказа от совершения дальнейших преступных действий. В конкретных ситуациях отказ может быть осуществлен как в активной форме, например, путем уничтожения орудий и средств совершения преступления, так и в пассивной и выражаться в воздержании от продолжения подготовительных действий и непосредственного посягательства на объект.

Городской суд Санкт-Петербурга, исследовав конкретные обстоятельства убийства Гр. И Га, установил, что О. и Р. вступили с соучастниками в предварительный сговор на убийство Гр. и Га., участвовали в приготовлении к этому преступлению, а затем прекратили действия, непосредственно направленные на его совершение. По эпизоду убийства Га. судом было установлено, что личного участия в применении к потерпевшему насилия О. и Р. не принимали, на стадии приготовления к совершению преступления О. и Р. добровольно отказались от убийства Га., не являлись исполнителями этого преступления, а потому, на основании ч. 2 ст. 31 УК РФ, они не подлежат уголовной ответственности за причинение смерти Га [5].

В то же время нерешенным остается вопрос о возможности добровольного отказа на различных стадиях реализации преступного намерения при покушении, который, тем не менее, имеет существенное практическое значение.

Хотя российское уголовное законодательство не предусматривает деления покушения на виды, в теории уголовного права по степени завершенности деяния принято выделять неоконченное и оконченное покушение.

При разграничении данных видов покушения необходимо исходить из субъективно-объективного критерия. При таком подходе неоконченным покушением будет признаваться покушение, при котором лицо не выполняет всех необходимых и достаточных действий, которые, как оно считало, требовались для достижения преступного результата, по не зависящим от него причинам.

Оконченное же покушение характеризуется тем, что виновный полностью выполняет объективную сторону конкретного преступления, однако своей цели он не достигает по независящим от него обстоятельствам.

Представители уголовно-правовой науки сходятся во мнениях и признают возможность добровольного отказа на стадии неоконченного покушения: поскольку субъектом выполнены не все запланированные им действия, то и желаемый им результат не наступил и, в принципе, не мог наступить. Соответственно, в тех случаях, когда субъект, у которого имелась реальная, осознаваемая им возможность совершить все действия, направленные на окончание преступления, по своей воле отказывается от его доведения до конца на данной стадии, в действиях этого лица содержится добровольный отказ. При этом отказ допустим как в активной, так и в пассивной форме.

В.В. Питецкий приводит в своей работе пример. Н. проник в квартиру с целью совершения убийства, находившегося там лица. Он вытащил пистолет, взвел затвор, прицелился в свою жертву, но, услышав стуки в дверь, стрелять не стал и скрылся [4, с. 34].

Вопрос о возможности добровольного отказа на стадии оконченного покушения в науке уголовного права решается по-разному.

Одни авторы полагают, что добровольный отказ на данной стадии возможен, поскольку «преступный результат еще не наступил, но также не выявилась и неудача посягательства на объект» [2, с. 199]. Приверженцы этой позиции отмечают, что субъект имеет возможность вмешаться в развитие запущенных им явлений с целью прерывания их течения. Для этого необходимо, чтобы лицо сохраняло господство над дальнейшим развитием причинно-следственной связи. Отказ в подобной ситуации возможен лишь в активной форме, когда лицо прилагает усилия для предотвращения последствий своего деяния или же для восстановления первоначального состояния, существовавшего в объективной действительности до начала совершения им преступных актов. При этом необходимо, чтобы между моментом совершения действий, направленных на достижение преступного результата, и его наступлением был определенный промежуток времени, достаточный для недопущения наступления последствий. Если же действия лица уже оказали на объект посягательства негативное влияние, и последствия все же наступают, то дальнейшее позитивное поведения лица будет учтено судом.

Другие же, отстаивая точку зрения о невозможности добровольного отказа на стадии оконченного покушения, приводят аргументы, согласно которым лицо, осуществив оконченное покушение, уже выполнило все действия, необходимые для достижения преступного результата, и последующие его поведение может быть расценено как отказ от повторной попытки совершения преступления или как деятельное раскаяние [1, с.12].

Такой подход представляется вполне обоснованным. При оконченном покушении исключаются такие конструирующие признаки добровольного отказа, как его окончательность и осознание возможность доведения преступления до конца. Так, добровольный отказ предполагает наличие у субъекта возможности закончить начатую преступную деятельность. В указанной же выше ситуации лицо выполнило все необходимые и достаточные действия, которые создают реальную возможность причинения вреда охраняемым уголовным законом интересам. Отказаться лицу от уже совершенного им деяния не представляется возможным: причинно-следственный ряд явлений, влекущих наступление желаемого им результата, был запущен.

При оконченном покушении у лица также отсутствует осознание возможности завершить преступление, поскольку с субъективной стороны его преступный умысел также был реализован. Субъект отдает себе отчет в том, что им были выполнены все действия в рамках сформированного умысла.

Следует согласиться с М.Д. Шаргородским, который, отмечая несостоятельность доводов о возможности добровольного отказа на стадии оконченного покушения, писал о неприемлемости использования в качестве критерия для привлечения лица к уголовной ответственности наступление или отсутствие результата. По его мнению, такой подход построен на теории объективного вменения и, соответственно, должен быть отвергнут [6, с. 133].

Объективное вменение проявляется в правоприменительной оценке признаков состава преступления без учета психического отношения лица к ним, и привлечение субъекта к уголовной ответственности происходит на основании фактически наступивших последствий. Действительно, при решении данной проблемы представителями первого подхода не учитывается, что преступная деятельность лица как по его собственному мнению, так и в объективной действительности содержала все необходимые для реализации его преступных намерений действия. Выполнив их, субъект рассчитывает, что закономерное развитие причинно-следственной связи приведет к желаемому результату, т.е. к оконченному преступлению. Поскольку любое деяние лица, в том числе и преступное, имеет психологическое содержание, игнорирование субъективной направленности намерений лица влечет за собой размывание субъективных границ уголовной ответственности.

Ш., распивая спиртные напитки с Ф., С. и И., решил убить Ф. Он вывез потерпевшую в болотистую местность, затащил ее в затопленный половодьем участок местности и стал топить. Полагая, что убил Ф., Ш. скрылся с места происшествия. Однако Ф. обнаружил рыбак, который извлек ее из воды и оказал первую медицинскую помощь.

Суд первой инстанции пришел к выводу, что Ш. добровольно отказался от совершения убийства, поскольку «на месте совершения преступления Ш. никто не торопил, его действия никто не пресекал, другие лица не вмешивались, а потерпевшая активного сопротивления не оказывала». Ш. был осужден по ст. 125 УК РФ.

Определением судебной коллегии приговор в отношении Ш. был отменен. Суд установил, что Ш. бросил потерпевшую в водоем, стал топить, погружая в воду, пока она не перестала подавать признаков жизни, был убежден в наступлении ее смерти, пояснял, что наступил девушке ногой на грудь, топил ее, а она не тонула, была живая, а затем сообщил, что девушки больше нет. Суд пришел к выводу, что Ш. были выполнены все объективные действия, направленные на лишение потерпевшей жизни, однако ее смерть не наступила по обстоятельствам, не зависящим от его воли.

Действия Ш. были квалифицированы по ч. 3 ст. 30, ч. 1 ст. 105 УК РФ [3].

Таким образом, следует признать возможность добровольного отказа только на стадии приготовления и неоконченного покушения.