Р.Г. Назиров о русских писателях

В год 200-летия Ф.М. Достоевского представляется целесообразным обратиться к ярким страницам его биографии и творчества.  В большом ряду текстов, посвященных великому классику, заслуживают внимания произведения так называемой ученой прозы, оптимальные для школьного изучения. Имеется в виду малая проза Ромэна Гафановича Назирова, которая является частью современной русскоязычной литературы Башкортостана и заслуживает внимания не только с точки зрения региональной культуры. Р.Г. Назиров был профессором БашГУ, при жизни известный как литературовед, впоследствии – как писатель-прозаик. Результатом сопряжения научных и творческих интересов стали его произведения о русских писателях. Среди них выделяется рассказ «Семеновский плац» (1971г.) об инсценировке казни петрашевцев в Санкт-Петербурге^[1].

Это небольшое произведение написано на достоверной исторической основе, что подтверждается использованием документальных фактов. Наряду с этим особенностью рассказа является тонкая психологическая драматизация, делающая его с беллетристической точки зрения весьма притягательным для читателя.

Начинается рассказ как дневниковая запись: «На колокольне Петропавловского собора зазвенели куранты. Достоевский оторвал голову от подушки и стал считать. Половина седьмого. Он встал, набросил свой серый арестантский халат и подошел к окну. Ночью выпал глубокий снег, и сразу начало примораживать. Через два дня Рождество. Уже восемь месяцев прошло в одиночке, в 9-м нумере Алексеевского равелина, восемь месяцев допросов, ночных кошмаров и бесконечных, безотвязных дум. Было 22 декабря 1849 года».

Далее рассказывается о том, как Достоевского везли на плац, как  объявили о казни и неожиданно ее отменили. Все герои и события с исторической точки зрения реальные. Автор рассказывает о них почти беспристрастно, но это не репортаж с места казни. Писатель стремится заглянуть в душу главного героя, раскрыть мысли и чувства приговоренного.

Замечателен стиль произведения. В размеренном описании действий жандармов выделяются экспрессивные выражения, передающие состояние Достоевского: «встрепенулся», «сердце дико забилось», «с нервным смехом поворачивался», «лихорадочно рассказывал». Р.Г. Назиров великолепно передает напряжение, которое нарастает: «как быстро проехали Неву!». Вот на па плацу Достоевский видит своих товарищей и эшафот. Мелькают обрывочные мысли: «Они сошли с ума? Расстреляние? За чтение письма Белинского?». В момент кульминации автор обнажает чувства Достоевского используя выразительные тропы: «с нервным смехом», «глаза неестественно блестели».

Эпитеты, которые используются в описании «казни» позволяют раскрыть суть события не с «внешней» стороны, а с «внутренней», о чем свидетельствует и яркое, выразительное сравнение:  «солнце вставало красное, как свежеободранное сердце». Здесь Р.Г. Назиров использует тот прием «болевого воздействия», о котором он писал применительно к Достоевскому.

Этот термин был введен Р. Г. Назировым в 1966 году. Русской критикой он тоже использовался в перифрастической форме. Так, В.Г.  Белинский в статье о романе «Бедные люди» отметил сцену с оторвавшейся пуговицей Макара Девушкина: «Всякое человеческое сердце судорожно и болезненно сожмется от этой (…) страшной, глубоко патетической сцены». Другой дореволюционный критик Н.А. Добролюбов в статье «Забитые люди» писал о «боли о человеке, который признает себя не в силах или, наконец, даже не вправе быть человеком настоящим, полным, самостоятельным». Далее Н.А. Добролюбов с помощью слова «боль» передает читательское восприятие произведений Достоевского: «Самый тон каждой повести <…> так и вышибает из сердца раздражительный вопрос, так и подымает в вас какую-то нервную боль…».

Подобная гиперболизация страстей и страданий, болезненный трагизм произведений писателя, многочисленные сцены оскорблений человеческой личности, вызывающие болевой эффект, резко критиковались другими авторами. Например, И.С. Тургенев сравнивал Достоевского с маркизом де Садом, а Н.К. Михайловский назвал талант автора «Униженных и оскорбленных» «жестоким», отмечая «бессмысленную жестокость» его художественной манеры.

Многие критики, в том числе и В.В. Набоков прямо писали о садизме Достоевского, объясняя его эпилепсией писателя и сводя великое искусство писателя к патологии творческой личности, трактуя гениальность как болезнь. Такой примитивный подход Р.Г. Назиров развенчал. По его мнению, «болевой эффект» у Достоевского – это этико-эстетический диссонанс, возникающий из-за заострения или торможения сцен, в которых нравственное чувство человека подвергается оскорблению.

Показательные примеры – это сон в «Преступлении и наказании» о том, как пьяный мужик Миколка забивает насмерть свою лошаденку, также это психологические издевательства Фомы Опискина в повести «Село Степанчиково и его обитатели», сцены публичных оскорблений в таких произведениях как «Скверный анекдот», «Идиот», «Подросток», вплоть до оскорбления влюбленной женщины деньгами («Записки из подполья», «Игрок») и сексуального оскорбления ребенка (девочки Матреши в романе «Бесы»). Подобные мучительные сцены в произведениях Достоевского не случайны, они порождают нужную эстетическую реакцию. Благодаря использованию приема «болевого эффекта» великий художник заставляет читателя ощутить свою личную вину за царящее в мире зло, бередит совесть, вызывает чувство нравственной ответственности. Именно этим объясняется заострение чувств стыда и боли в произведениях Достоевского.

Другая примечательная композиционная особенность рассказа «Семеновский плац» – контраст внешнего и внутреннего изображения действительности и героя. Причем «внешнее» описано с исторической точностью, а «внутреннее» – с эмоциональной: «На лице Достоевского сияла восторженная улыбка, он крепко держал руку Плещеева, впавшего в полную апатию. Против каждого из трех смертников выстроились по пятнадцать солдат с ружьями, на расстоянии пятнадцати шагов от «мишени» – все это было точно предусмотрено самим императором. Раздалась команда: – При-и-цель! Ружья исполнительного взвода стройно поднялись и замерли, направленные в первую тройку обреченных. Далее по артикулу следовала команда «пли». Достоевский продолжал смотреть с той же застывшей улыбкой, но теперь она напоминала гримасу боли. И вдруг вместо «пли» прозвучала команда: – Отставь! Барабаны забили отбой, стволы ружей поднялись вверх, солдаты торопливо отвязали смертников и снова подняли их на эшафот. Сквозь оцепление на плац въехала карета, из нее вышел флигель-адъютант, подняв над головой бумагу. Она тотчас перешла в руки все того же чиновника, который прочел ее на эшафоте. Это было помилование».

Именно так чувствует себя человек на пороге смерти, в ситуации, которую сам Достоевский великолепно отобразил в романе «Идиот»:  «Что же с душой в эту минуту делается, до каких судорог ее доводят?.. Кто сказал, что человеческая природа в состоянии вынести это без сумасшествия? Зачем такое ругательство, безобразное, ненужное, напрасное? Может быть, и есть такой человек, которому прочли приговор, дали помучиться, а потом сказали: “Ступай, тебя прощают”. Вот этакой человек, может быть, мог бы рассказать. Об этой муке и об этом ужасе и Христос говорил. Нет, с человеком так нельзя поступать!».

Эпизод на Семеновском плацу и в жизни, и в творчестве Достоевского – самый пронзительный и впечатляющий. Под пером Р.Г. Назирова он выписан с художественной точки зрения убедительно и точно. Он показал человека, несломленного духом, свои страдания сделавшего источником творчества.