ОСОБЕННОСТИ ПРАВОВОГО СТАТУСА ФАКТИЧЕСКИХ РУКОВОДИТЕЛЕЙ, ОПРЕДЕЛЯЮЩИХ ДЕЙСТВИЯ ЮРИДИЧЕСКОГО ЛИЦА

Аннотация. В действующем законодательстве не так давно (в 2017 г.) получили закрепление критерии института лица, имеющего фактическую возможность определять действия компании. В этой связи обострились проблемные аспекты определения правового статуса подобных фактических руководителей. В настоящей статье обращается внимание на практику применения квалифицирующих признаков, определяющих фактических руководителей. Делается вывод о необходимости дальнейшей законодательной работы в данном направлении.

Ключевые слова: юридическое лицо, руководитель, хозяйственное общество, злоупотребление полномочиями, халатность.

Согласно п. 3 ст. 53.1 ГК РФ [1], лица, которые обладают фактической возможностью определять действия юридического лица, а также вправе давать указания членам коллегиального органа компания, обязаны действовать добросовестно и разумно, следуя интересам организации. Также в п. 3 ст. 53.1 ГК РФ предусмотрено, что подобные лица, наделенные фактическими возможностями по определению действий компании, несут юридическую ответственность за те убытки, которые по их вине были причинены юридическому лицу [1]. Учитывая необходимость последовательной регламентации отношений внутри корпорации, законодатель последовал по пути системного обновления действующего законодательства. Так, Федеральный закон «О несостоятельности (банкротстве)» был дополнен гл. III.2, которая посвящена ответственности руководителя должника [4]. Из содержания упомянутой главы следует, что фактическим бенефициаром является контролирующее должника лицо, которое может быть привлечено к субсидиарной ответственности в случае, если должником не будут полностью погашены кредиторские задолженности, либо будут нарушены иные законодательные требования.

Во многом, обозначенные новеллы свидетельствуют о том, что на национальном уровне взят курс на усиление юридической ответственности реального руководства юридических лиц. В этой связи повышенного внимания со стороны властей требует не только деятельность компаний, но и деятельность директоров, менеджеров, различных специалистов, имеющих непосредственное отношение к функционированию юридических лиц.

Действующее корпоративное законодательство в настоящее время не содержит полноценного определения фактических руководителей. Соответственно, целесообразно использовать упомянутые нормы Федерального закона «О несостоятельности (банкротстве)», а также материалы судебной практики. В частности, в ст. 61.10 упомянутого Закона определено, что контролирующим должника лицом является юридическое или физическое лицо, которое вправе давать обязательные для должника указания, либо может определять действия последние по вопросам, касающимся совершения сделок, определения их условий [4]. О.В. Осипенко отмечает, что законодательно представленная возможность определять действия должника фактическим руководителем состоит в следующем:

– критерий родства, свойства, должностного положения, который имеет место между должником, руководителями, членами органов управления;

– наличие доверенности, специальных полномочий, благодаря которым от имени должника совершаются сделки;

– должностное положение, которое позволяет финансовым директорам, главным бухгалтерам или иным фактическим руководителям определять действия должника;

– оказание определенного влияния или принуждение руководителя к совершению тех или иных действий [2, с. 356].

Материалы судебной практики свидетельствуют о том, что упомянутые выше признаки, касающиеся должностного положения и оказания влияния на легального руководителя, имеют свое правоприменительное подтверждение. В частности, весьма интересным представляется дело с участием компании «РН-Аэро» против фактического руководителя дочерней компании в составе холдинговой группы [3]. Согласно материалам дела, ООО «РН-Аэро» на 100% принадлежит крупной топливно-энергетической компании. Руководствуясь нормами п. 1 и п. 3 ст. 53.1 ГК РФ, ООО в судебном порядке потребовало взыскания убытков с бывшего руководителя и начальника управления, который занимался организационными вопросами деятельности общества. Судебная инстанция, изучив материалы дела, согласилась с позицией и утверждениями истца о том, что менеджер основного общества действительно курировал вопросы управления в «РН-Аэро», следовательно, обладал фактической возможностью определять действия ООО. Несмотря на сделанные выводы, от ответственности не ушел и единоличный исполнительный орган «РН-Аэро».

Так, в ходе судебного разбирательства было установлено, что генеральный директор «РН-Аэро», располагая информацией об уже заключенных договорах поставки, решил заключить с посредником ещё один договор поставки, но по заниженной стоимости (в целях последующей перепродажи). Безусловно, подобные действия генерального директора повлекли причинение убытков для «РН-Аэро» в виде разницы, которая образовалась между ценой реализации для посредника и утвержденной (стандартной) ценой, по которой продукция реализовалась обычно для других контрагентов. Также суд подчеркнул, что единоличный исполнительный орган общества несет персональную ответственность в сложившейся ситуации, которая напрямую не зависит от корпоративных одобрений при совершении сделки от имени общества. Действия генерального директора «РН-Аэро» причинили вред обществу, соответственно, являются рисками корпоративной деятельности и не могут рассматриваться как основание для освобождения ответственности.

Таким образом, реальным бенефициарам в настоящее время достаточно сложно использовать членов органов управления компании в качестве юридического щита для защиты от ответственности. Опираясь на нормы ст. 53.1 ГК РФ и положения Федерального закона «О несостоятельности (банкротстве)», российская юстиция вправе срывать «корпоративную вуаль». Система правоприменения в настоящее время активно «обкатывает» критерии института «лицо, имеющее фактическую возможность определять действия компании». Конструкторам систем корпоративного управления холдингами, уверенным в абсолютной рациональности и законности принимаемых такими лицами управленческих решений в отношении дочерних компаний, их топ-менеджеров и членов советов, получающих указания по позиции в ходе голосований, опасаться, конечно, нечего: они могут вполне открыто декларировать этот статус кураторов "дочек", в том числе в локальных нормативных актах.