Некоторые проблемные аспекты правового регулирования противодействия экстремизму в среде молодежи

В последнее время в РФ все более острый характер приобретает проблема распространения такой угрозы как экстремизм, который в наиболее общем виде можно определить, как идеологию и практику деятельности лиц, придерживающихся наиболее радикальных воззрений в тех или иных сферах общественных отношений (политической, национальной, религиозной) и стремящихся достигать поставленные цели посредством применения насильственных методов, нарушающих права и свободы граждан. Происходящие сегодня в различных сферах общественной жизни преобразования встречают, как правило, неоднозначную оценку со стороны общественности, при этом все более интенсивно происходит формирование движений политического, социального протеста, включающих в себя граждан, имеющих разный половозрастной состав. Однако, заметим, что по официальным данным МВД основная доля участников данных движений сегодня приходится на молодежь в возрасте от 14 до 29 лет.

Приоритет участия именно данной социальной группы в движениях и организациях радикального толка прослеживается уже на протяжении довольно длительного исторического периода развития нашего государства, начиная с политических протестов середины – второй половины XIX века, когда политический экстремизм граничил с антиправительственным террором и заканчивая сегодняшним временем, когда экстремистская деятельность приобретает преимущественно национально-политический окрас. Рассматриваемую тенденцию можно объяснить рядом причин, связанных с психологическими особенностями лиц этого возрастного периода: во-первых, большинство молодых граждан находятся в стадии личностного формирования, у них отсутствует жизненный опыт; во-вторых, не до конца сформирована жизненная позиция, имеется обостренное стремление к достижению социальной справедливости, к разрешению всех проблем по принципу здесь и сейчас. Все это, в свою очередь, создает идеальные условия для манипулирования ими со стороны приверженцев и идеологов экстремизма.

Негативная тенденция, связанная с увеличением распространения экстремистской идеологии среди молодежи неизменно растет, при этом благодаря развитию коммуникационных технологий совершенствуются степень организации таких объединений, методы осуществления их противоправной деятельности, отмечается увеличение преступных действий экстремистской направленности. Рассматривая динамику совершаемых в данной сфере преступлений, можно отметить, что по официальным данным Генеральной прокуратуры РФ, общее число преступлений рассматриваемой направленности за 2015 составило 1308 при том, что нераскрытыми осталось 807 преступлений; за 2016 год зарегистрировано1410 преступлений, при этом выявлено 917 лиц, виновных в их совершении, 958 дел было направлено в суд, показатель раскрываемости значительно увеличился (154 нераскрытых дела). В текущем году (по данным на март 2017 года) уже зарегистрировано 412 таких преступлений, выявлено 207 лиц, их совершивших, предварительно расследовано 294 и направлено в суд 262 дела. Среди регионов ведущее место по исследуемому показателю принадлежит Московской области, северокавказским республикам, Свердловской области, Красноярскому краю, а также Крымскому ФО [5]. То есть речь идет о тех субъектах, которые характеризуются неоднородным национальным составом населения, интенсивными миграционными потоками. Как мы можем заметить, на текущий момент присутствует явная тенденция роста экстремистской преступности, поэтому обратимся далее к анализу наиболее значимых проблемных аспектов правового противодействия молодежному экстремизму.

В целом, ключевыми законодательными актами в области противодействия экстремизму выступают УК РФ [9], КоАП РФ [3] и специальный нормативный акт – ФЗ «О противодействии экстремистской деятельности» от 25.07.2002 N 114-ФЗ [10]. При анализе данных нормативных актов сразу же становиться очевидным наличие двух проблемных аспектов, на которые верно обращает внимание В.С.Каминский: «1. Отсутствие единого определения понятия «экстремизм» в современном российском законодательстве. 2. Отсутствие четких критериев выделения преступлений экстремистской направленности» [2, с. 107]. Согласимся с мнением данного автора, так как легального определения рассматриваемого явления сегодня законодатель не установил, между тем в федеральном законе от 25.07.2002 № 114-ФЗ содержится перечень деяний, которые относятся к экстремистским. Отсутствие легального емкого определения можно обосновать тем, что действительно непросто дать единое недвусмысленное толкование такого сложного понятия как экстремизм. Но тем не менее, научным сообществом отмечается необходимость закрепление такого определения, так как существующая достаточно широкая трактовка негативно отражается на практике правоприменения. Относительно второй проблемы стоит заметить, что отсутствие установленных критериев выделения анализируемых преступлений позволяет правоприменителю необоснованно квалифицировать значительное количество преступных действий как экстремистские (например, со ссылкой на мотив ненависти или вражды по тому или иному признаку).

Для более детального понимания сущности экстремистского преступления необходимо упорядочить перечень действий, отраженных в ст. 1 ФЗ «О противодействии экстремистской деятельности». Интересной представляется классификация, представленная Л.Г.Литвяк, которая в своей работе выделяет следующие виды анализируемых преступлений: «1) преступления, связанные с экстремистской деятельностью <...>; 2) преступления экстремистской направленности <...>; 3) иные преступления экстремистской направленности» [4, с. 112]. То есть автор исходит из принятых в научной литературе узкого, широкого и ультраширокого подходов к систематизации данных преступлений. Соответственно, к первому ряду преступных действий относятся собственно экстремистские составы (ст. 280 – 282.3 УК РФ), ко второму – преступные действия, имеющие квалифицирующий признак в виде мотива ненависти либо вражды (так называемые побочные или сопутствующие преступления), к третьему принадлежат уголовно наказуемые деяния с указанным выше мотивом как отягчающим наказание обстоятельством, то есть со ссылкой на п. «е» ч. 1 ст. 63 УК РФ. Однако, относительно третьей группы представляется возможным возразить названному автору, так как обстоятельство, отягчающее наказание должно применяться уже при его назначении, но не как не для отнесения преступного деяния к категории экстремистских.

В контексте названной проблемы, хотелось бы обратить внимание на проблематику правоприменения конкретных составов преступлений экстремистской направленности. Прежде всего, исходя из анализа научных публикаций и судебной практики, отметим дискуссию о часто возникающей на практике конкуренции составов ст. 282 УК РФ и ст. 20.29 КоАП РФ и, соответственно, о возможности криминализации последнего. Оба этих правонарушения совершаются в последнее время, как правило, в сети Интернет путем размещения материалов, признанных судом запрещенными, на различных Интернет-ресурсах, в социальных сетях. Судебной практики по данным составам на текущий день довольно большое количество, в качестве примера приведем решение Димитровградского городского суда Ульяновской области по делу № 5-325/2017 в отношении гражданина Мунина А.В., которым на странице в социальной сети был размещены две аудиозаписи («Коловрат – Слава победе!», «Коловрат – Кровь патриотов») [7], которые включены в федеральный список экстремистских материалов. В связи с этим, З.М.Бешукова справедливо отмечает, что квалификация зависит от того, какие именно запрещенные материалы распространяет правонарушитель, если это «информационные материалы, признанные экстремистскими по решению суда и включенные в опубликованный федеральный список экстремистских материалов, то данное деяние, как показывает практика, зачастую квалифицируется как административное правонарушение» [1, с. 651]. В иных случаях, то есть если указанные материалы еще не включены в федеральный список, но имеют противоправное содержание, то деяние носит уже характер уголовно наказуемого. Единственный критерий, позволяющий разграничивать рассматриваемые деяния указан в п. 8 Постановления Пленума ВС РФ от 28.06.2011 № 11«О судебной практике по уголовным делам о преступлениях экстремистской направленности», которым установлено, что указанный вопрос о квалификации деяния должен быть разрешен в зависимости от направленности умысла лица, распространяющего указанные материалы [6]. То есть если таковой направлен на возбуждение ненависти или вражды, то деяние надлежит квалифицировать по ст. 282 УК РФ.

Действительно, в данном случае представляется возможным законодательное оформление дополнительных критериев, например, таких как количество и характер содержания распространяемых материалов. Считая, что одного критерия недостаточно, З.М.Бешукова выступает за криминализацию массового распространения экстремистских материалов. Однако, с другой стороны, в сущности, подобное предложение не решит обозначенной проблемы, так как «в случае криминализации распространения экстремистских материалов (по сути – только отдельного способа возбуждения ненависти или вражды) содеянное будет подлежать квалификации по совокупности преступлений» [13, с. 141], что, соответственно, приведет к искусственно созданной конкуренции составов уголовных преступлений.

Стоит также обратить внимание на заметно участившиеся в последнее время случаи привлечения к ответственности за републикацию (так называемые «репосты») материалов экстремистского толка. «Особенностью привлечения к ответственности за републикацию экстремистских материалов на собственной странице в социальной сети в общедоступном формате является сложившаяся практика привлечения к ответственности лиц, не являющихся авторами экстремистской информации и не размещавших ее первоначально в сети Интернет» [12, с. 169]. Касаемо названной проблемы, думается, что изначально к ответственности должны быть привлечены непосредственные авторы данной информации, ведь их умысел на создание такого материла очевиден. В случае же привлечения лица, не являющегося автором, необходимо детальное изучение наличие умысла в его действиях с целью исключения тех случаев, когда такое распространение могло осуществляться по незнанию о наличии в отношении того или иного материала решения суда о признании его экстремистским, конечно, кроме тех случаев, когда очевидна противозаконность содержания републикуемого материала.

Как уже упоминалось, процедура признания того или иного материала экстремистским должна включать в себя решение суда в отношении такого материала и внесение его в федеральный список экстремистских материалов, который ведется Министерством юстиции РФ. Данный список регулярно пополняется и представлен 4094 наименованиями книг, сетевых ресурсов, аудио- и видеофайлов, а также иных запрещенных информационных материалов (по состоянию на 27.04.2017). В последнее время многими учеными справедливо отмечается необоснованный рост данного списка посредством включения в него материалов одинакового содержания, но имеющих различные носители. «Получается, что если та или иная информация будет находиться на ином носителе, то формально это уже не экстремистский материал, так как в судебном решении признается экстремистским именно диск с информацией, а не информация на диске» [1, с. 655]. Кроме того, часть информационных материалов в виде ссылок на сетевые ресурсы довольно сложно идентифицировать при контроле за дальнейшем обращением. Действительно, представляется, что решение данной проблемы позволило бы значительно совершенствовать меры по противодействию экстремизму посредством оптимизации рассматриваемого списка и сокращения повторного принятия судом решений в отношении, по сути, одних и тех же материалов (например, материалы под номерами 1957, 3195, 3196 [11]).

Последним, на что хотелось бы обратить внимание является то, что особую опасность приобретает сегодня распространение экстремистской идеологии, особенно среди молодежи, в сети Интернет. Так называемый киберэкстремизм способствует повышению уровня организации экстремистских объединений, их оперативному взаимодействию. В связи с этим видится необходимым совершенствование законодательной базы в данной области. Одним из основных проблемных аспектов борьбы с экстремизмом с сети является использование представителями радикальных формирований Интернет-ресурсов, находящихся вне юрисдикции РФ. Также представляется необходимым совершенствование норм федерального закона № 114-ФЗ, так, например, О.Ю.Стороженко предлагает «внести поправки, касающиеся обязанности провайдеров связи, создателей, администраторов и модераторов сайтов выявлять и пресекать распространение материалов, содержащих призывы к экстремистской деятельности, своими силами с последующим уведомлением компетентных органов» [8, с. 161]. Обозначенная инициатива как раз позволила бы выявлять именно авторов подобных материалов, а также повысила бы эффективность противодействия латентному экстремизму, обеспечивая пресечение его проявлений на начальной стадии.

Итак, подводя итог проведенному исследованию, необходимо отметить, что на сегодня сфера правового регулирования противодействия экстремизму в среде молодежи несмотря на, казалось бы, достаточную системность и регламентацию со стороны законодателя, все же имеет некоторые проблемные моменты, такие как: отсутствие нормативно установленных дефиниции понятия «экстремизм» и критериев выделения преступных действий экстремистского характера; не до конца разрешенная конкуренция составов административного и уголовного правонарушений, а также наличие вопроса о возможности криминализации первого; существующие на практике проблемы привлечения у ответственности за републикацию экстремистских материалов и формирования списка рассматриваемых материалов. Представляется, что решение обозначенных проблемных моментов и восполнение недостатков будет способствовать сокращению совершаемых в данной сфере правонарушений, а также организации эффективно функционирующей системы противодействия молодежному экстремизму в нашей стране.