Стратегии доместикации и форенизации в романе «Рэгтайм» Э.Л. Доктороу (в пер. В.П. Аксёнова)
Конференция: XXIII Студенческая международная научно-практическая конференция «Гуманитарные науки. Студенческий научный форум»
Секция: Филология
XXIII Студенческая международная научно-практическая конференция «Гуманитарные науки. Студенческий научный форум»
Стратегии доместикации и форенизации в романе «Рэгтайм» Э.Л. Доктороу (в пер. В.П. Аксёнова)
«Блестящий роман премированного американского писателя Доктороу о джазе и людях джаза показался Василию Аксёнову достойным вызовом для того, чтобы перевести эту книгу на русский язык так, как может только Аксёнов. И теперь перед нами «Рэгтайм» – блестящий роман. Только чей он – Доктороу или Аксёнова? Американский или русский? А так ли это важно? Главное, что у вас в руках невероятно интересная книга…» [1]
При переводе романа «Рэгтайм» американского писателя Э.Л. Доктороу В.П. Аксёнов гораздо чаще применяет стратегию форенизации (остранения) для передачи малознакомых и непривычных реалии американской культуры начала XX века. Стратегия доместикации (одомашнивания), позволяющая сделать текст более понятным для русскоязычного читателя, в переводе выражена слабее. В данной статье предпринята попытка проанализировать основные приёмы в контексте обеих стратегий с целью выяснить, насколько перевод адаптирован под культурные ценности русскоязычного читателя.
Произведение богато на национально-культурные американские реалии, которые зачастую не разъясняются, например:
“An automobile was coming up the hill from North Avenue. As it drew closer he saw it was a black 45- horsepower Pope-Toledo Runabout.”
«С Северной авеню на холм поднимался автомобиль. Ближе, ближе и оказался не чем иным, как 45-сильным «поп-толидо ранэбаут».
Начиная с 1904 года амбициозный американский предприниматель по фамилии Поуп, последовательно объединяясь с различными партнёрами, создал несколько автозаводов, один из которых располагался в городе Толидо (штат Огайо) и специализировался на выпуске самых красивых, редких, престижных и дорогих автомобилей – серии Pope-Toledo. Их отличал кузов «каретного» типа, лакированный экстерьер, кожаный салон с позолоченными деталями и навесной крышей. Вплоть до исчезновения автомобиля с рынка в 1907 году ввиду своей дороговизны он оставался атрибутом американской элиты, а его покупкой успел похвастаться весьма узкий круг лиц [2]. Таким образом, при появлении в тексте Pope-Toledo американец почти с полной уверенностью заключает, что пассажиром такого шикарного авто является очень состоятельная персона. Однако подобных ассоциаций не возникает у русскоязычного читателя, которому остаётся только гадать, в чём именно кроме замысловатого названия заключается особенность некоего Pope-Toledo Runabout. Частично одомашнить незнакомую реалию удалось бы с помощью, например, лексического добавления «роскошным 45-сильным каретным автомобилем «Поуп-Толидо-Ранэбаут», сохраняя как нужные ассоциации, так и элемент идентичности американской автомобильной марки.
Аналогичный случай встречается и в другом эпизоде романа, где В. Аксёнов однозначно отдаёт предпочтение форенизации:
“About nine o'clock Houdini drove up in a hired Pierce Arrow.”
«Около девяти вечера Гудини подъехал к ее дому в наёмном «пирс-эрроу».
Следующее предложение интересно тем, что в нём можно найти сразу два примера форенизации:
“The population customarily gathered in great numbers either out of doors for parades, public concerts, fish fries, political picnics, social outings, or indoors in meeting halls, vaudeville theatres, operas, ballrooms.”
«Население в огромных, по обыкновению, количествах собиралось для общественных вылазок на природу, на ритуал «жареная рыба», на парады, на политические пикники, не пренебрегая, однако, и сборищами в театрах, в конференц-залах, дансингах, где угодно».
Выражение fish fries, которое по одним источникам означает простой пикник с жареньем рыбы [3], а по другим – тот же пикник с целью сбора средств в пользу какой-либо организации [4], превращается в «ритуал» и, по сути, становится искусственной реалией, поскольку слово «ритуал» наделяет описываемое понятие дополнительной значимостью.
Похожая ситуация наблюдается в отрывке ниже:
“Once she had given a ball at which everyone had to talk baby talk.”
«Представьте, однажды она дала «Бал детского лепета».
За счёт кавычек и капитализации у читателя может сложиться впечатление, что речь идёт о каком-то традиционном типе мероприятия с конкретным церемониалом, однако в действительности подразумевается лишь единичный случай, когда для гостей было введено требование разговаривать, подражая речи маленьких детей, т.е. сюсюкать, что можно было передать через описательный перевод. В своём выборе В. Аксёнов в очередной раз склоняется к форенизации.
Говоря о Гарри Гудини, Э.Л. Доктороу использует выражение escape artist:
“The car's owner was Harry Houdini, the famous escape artist.”
«Владельцем машины оказался Гарри Гудини, знаменитый эскейпист».
Стремясь одомашнить данное выражение, переводчик скорее всего выбрал бы описательный перевод («иллюзионист, известный трюками с побегами и освобождениями»), однако В.П. Аксёнов транскрибирует выражение как можно ближе к правилам чтения английского языка (в противоположность другим возможным вариантам типа «эскапист», «артист-эскапист» или даже «эскапологист» [5]).
Другие примеры транскрипции:
- “One hundred Negroes a year were lynched.”
«Одна сотня негров в год линчевана».
- It was a brown baby and had been bound tight in a cotton blanket.
«Коричневый бэби, туго стянутый одеяльцем».
Довольно часто встречаются кальки:
- “People stitched themselves to the flag.”
«Люди мало-помалу «пристегивались к флагу».
- “<...> and you have a crazy quilt of humanity <...>”
«<...> и вы получите сумасшедшее одеяло человечества <...>»
- “<...> his face twisted in a paroxysm of saintly mortification <...>”
«<...> лицо его дергалось в пароксизме священного умерщвления <...>»
В именах героев романа сохраняется оригинальная капитализация – Mother (Мать), Father (Отец), Mother's Younger Brother (Младший Брат Матери), The Little Boy (Малыш), The Little Girl (Малышка), Mameh (Мамка), Tateh (Тятя). При этом имена последних двух героев одомашниваются. Если Доктороу заимствует слова «мать» и «отец» из идиша (ид. מאַמע [маˊмэ], טאַטע [таˊтэ]), то Аксёнов для Tateh подбирает устаревшую диалектную форму «тятя», а для с Mameh – диалектное просторечие «мамка». Таким образом, оба имени знакомы и понятны русскоязычному читателю, однако в контексте произведения не совсем привычны. Вслед за автором переводчику удаётся подчеркнуть неамериканское происхождение обоих родителей.
Доместикация производится и с другими именами собственными: городская тюрьма «Могилы» (the Tombs, the city jail), местечко Ржаное (Rye), авеню Кругозора (Broadview Avenue), Северная авеню (North Avenue), миссис Стивезант-Рыбчик (Mrs. Stuyvesant Fish), Лавиния Уоррен Большой Палец (Lavinia Warren Thumb) и др.
Весьма интересно, как В. Аксёнов использует аллюзию на широко известного персонажа славянского фольклора:
“In the deepest part of the winter of continuous night, when terrible storms tore rocks from the cliffs, and winds shrieked, and it was so desolately cold that Father hallucinated that his skin was burning <...>”
«Глубочайшей зимней ночью, когда дикие штормы срывали камни с утесов, и ветры свистели бешеным бандитом, и царил вокруг такой опустошающий холод, что Отцу казалось – его кожа горит <...>»
Данный намёк несомненно адресуется людям, знакомым с русскими народными сказаниями, былинами и легендами. В выражении «ветры свистели бешеным бандитом» они без труда угадают связь с Соловьём-разбойником. Аллюзия не являлась обязательной, поскольку её не было в первоначальном тексте, но именно в этом и проявляется её доместицирующий эффект.
Периодически переводчик заменяет стилистически нейтральную или даже возвышенную лексику на разговорную и просторечную, наделяя русскоязычный текст дополнительной оценочностью и экспрессивностью, что вполне гармонично сочетается с ироничной манерой повествования Доктороу:
- “There was a heavy traffic to the spas and sulphur springs, where the purgative was valued as an inducement to the appetite.”
«Общество устремлялось на воды, к серным источникам, но и там прием слабительного оказывался лишь поводом для новой обжираловки».
- “He rented a furnished room in Brooklyn and went to live there.”
«Он снял меблирашку в Бруклине и сидел там на деревянном стуле посреди комнаты».
- “A man who carried a great stomach before him was thought to be in his prime.”
«Персона, несущая впереди себя свое пузо, считалась на вершине благополучия».
Так, анализ первых 50 предложений позволил обнаружить, что 40 предложений (80%) удовлетворяют критериям полного перевода, из них 13 (30%) переведены дословно. Наиболее часто встретились приёмы транскрипции (5), добавления (5), калькирования (4), опущения (3), описательного перевода (3) и функциональной замены (3). Поскольку невозможно применять в чистом виде только форенизацию или только доместикацию, переводчик в идеале стремится соблюсти между ними баланс [8]. Применение описательного перевода, опущений, добавлений и функциональных замен отражает стремление переводчика сделать текст лёгким для восприятия, как если бы он изначально был написан на принимающем языке. В то же время, дословно переведённые предложения, многочисленные кальки и транскрипции помогали навязывать читателю нормы и ценности исходной культуры (см. рисунок 1). Таким образом, роман «Рэгтайм» Э.Л. Доктороу в переводе В.П. Аксёнова в большей степени испытал на себе влияние форенизации. Выбор стратегии прежде всего определялся творческой личностью переводчика и целью отразить своеобразие иностранной культуры. Возможно, отчасти поэтому в роман своё время стал литературной сенсацией.
Рисунок 1. Процентное соотношение использованных приемов перевода