Идея справедливой войны Гуго Гроция: теория и практика

Теория справедливой войны выступает важным объектом взаимодействия нормативных принципов с политической практикой, которая показывает реальное влияние социальной этики на последнюю. Именно в становлении теории справедливой войны происходило систематическое обоснование логики “наименьшего зла” [8, c. 125 – 146].

Отдельную группу принципов этой теории составляют принципы, которые определяют допустимость начала вооруженных действий – jus ad bellum:

1) решение о начале войны принимается легитимной властью;

2) вооруженная сила используется ради защиты правого дела;

3) ее применение определяется добрыми намерениями;

4) военный способ разрешения конфликта оказывается крайним средством;

5) имеет место существенная вероятность успеха;

6) возможные потери соразмерны достигаемым результатам.

Санкционированным начало войны становится лишь в том, случае, когда соблюден весь комплекс перечисленных принципов [6, c. 169 – 186].

Современное международное право в рамках принципа воздержания от угрозы силой или её применения в международных отношениях допускает ситуацию, в которой агрессия может считаться правомерной.

Так, статья 51 Устава Организации Объединенных Наций признает неотъемлемым право на индивидуальную или коллективную самооборону, но только до тех пор, пока Совет Безопасности не примет мер поддержания международного мира [10].

Такое исключение берет свои истоки в работах философов и государ­ственных деятелей Нового Времени. Фундаментальный вклад в становление международного права и, соответственно, в определение справедливости войны внесён выдающимся голландским юристом и государственным деятелем XVII века Гуго Гроцием 4, с. 78.

Основанием для начала его работ стали войны, вспыхивающие на то время по нелепым причинам, а порой и без таковых, и с которыми не справлялась существующая концепция Августина Аврелия: объединение всех христианских народов для совместного оказания сопротивления иноверцам [1]. Чаще происходило так, что при возникновении политических междоусобиц, одно государство обвиняло другое в наличии отклонений от “правой” веры и начинало войну против нее [4, c. 77].

Основные теории Гуго Гроция были сформулированы в трактате 1625 года “О праве войны и мира”, в числе которых условия “торжественной” (законной) войны [3].

Нельзя не отметить существование некоторых различий в видении справедливой войны Гуго по сравнению с современным правом, которые были вызваны некоторой необходимой лояльностью. Гроций понимал, что пацифизм (полный отказ от войны) в его эпоху был чрезмерен и вызвал бы лишь агрессию и недоверие к справедливости. Разберем основные концепции, их сходство и отличие от существующих ныне.

1. Голландский мыслитель более широко толкует причины для начала войны.

Опередив во введении рамок, определяющих справедливость войны,
Ж.-Ж. Руссо, И. Канта и других деятелей, Гуго отмечает справедливость ведения войны для защиты национального суверенитета и в целях народно-освободительной войны [9].

Так, он выделял три «достаточных основания» для ведения войны:

·     самооборона;

·     возвращение имущества;

·     наказание.

Толкование гроциевских оснований возможно с двух сторон. Во-первых, Гроций не считает необходимым использование накануне мирных средств разрешения спора, так как все приведенные причины виделись единственно-возможными ответными действиями. Они, в широком смысле, также трактуются как формы самозащиты.

Однако такой перечень оснований довольно объемен по сравнению с нынешним хотя бы в той части, что нарушения – основания для судебных исков выступают справедливыми причинами для начала войны. Как верно отмечает С.Ю. Волков, необходима соразмерность наказания и совершенного преступления, то есть повод должен относиться “к числу ужаснейших и несправедливых” [2]. Выступая при этом довольно планомерным, Гроций не рекомендует начинать войну – и при наличии оправданных оснований – при превосходстве или даже равенстве сил противника. Современное международное право видит именно необходимым для начала прибегнуть к иным способам возвращения имущества или привлечения к ответственности.

Во-вторых, война для европейца не самоценна, она лишь крайнее средство восстановления попранного порядка и справедливости. «Ни внешне, ни внутренне война не может быть последним словом; она скорее является средством завоевания силы, столь же умиротворенной, сколь совершенной и неосязаемой. Выше мистицизма войны, как в высшей арийской концепции, так и в римской, находится мистицизм победы». Соответствующие выводы можно также сделать из оправдания Гроцием военных действий правонарушителя, который предложил соразмерную компенсацию ущерба, однако получил отказ. Таким образом, Гуго все же допускал применение до войны иных средств решения конфликта.

2. Гуго явно критиковал превентивную войну, что также соответствует сегодняшним принципам международного права.

Голландский ученый, в частности, предостерегает также против начала превентивной войны, хотя возрастающее могущество соседа может стать в будущем угрозой. «Обращение к насилию во избежание лишь возможного насилия лишено всякого основания справедливости. Жизнь человеческая такова, что полная безопасность нам вообще никогда не доступна. Против неосновательных же опасений следует полагаться на божественное правосудие и прибегать к обеспечению безопасности, но не к силе. Ожидание сомнительной опасности не может дать права на причинение насилия». Чтобы самозащита была справедливой, она должна быть необходимой.

Однако отлично от нынешнего гроциевское видение на право упреждающего удара: при реальной и неминуемой угрозе возможно принятие равных (пропорциональных) мер, но никак не вооруженной агрессии. Например, на сооружение пограничных крепостей можно ответить тем же, но не войной, а отказ в брачном предложении или обязательство неформального характера - вообще не аргумент. 

Современные сторонники упреждающей самообороны утверждают, что в соответствии с целями самообороны и в контексте деятельности ООН статья 51 предоставляет стране-объекту нападения возможность защитить себя от агрессора без оставления преимуществ во времени последнему, что привело бы к затруднению положения первого [7, c. 75].

Отсутствие в действующих международных регуляторах конкретных правовых критериев разделения превентивной войны и упреждающих военных действий, а также оставление принятия решения об этом Совету безопасности часто приводит к вонам в обход норм международного права.