Вещный и договорной эстоппель исторические параллели и современная практика

Ключевые слова: непротиворечивое поведение, эстоппель, злоупотребление правом, вещный эстоппель, договорной эстоппель, правоприменение, добросовестность стороны, источники права, англо-сасконское право, романо-германское право.

Постановка проблемы. Основное противоречие в применении принципа эстоппель заключается в восприятии глубины и роли прецедента, обычая правоприменителем. Разъяснения судов высших инстанций пока не вносят ясности в данный вопрос.

Изложение материала. Законодателем были внесены изменения Федеральным законом № 100-ФЗ от 07.05.2013 в подразделы 4 и 5 первого раздела в статьи 1153, 166 ГК РФ [2;3;4]. Дополнив норму статьи 166 ГК абзацем, указывающим на применение принципа эстоппель, когда поведение стороны указывает на наличие воли сохранить сделку, и при этом она не вправе оспаривать таковую, законодатель не уточнил, касается ли это право оспаривания части сделки или же оно применимо ко всему объему оспариваемого договора.

В решениях судов указывается на общий характер нормы, а не на частное применение данного принципа [6]. Это противоречит изначальной доктрине судебного прецедента, из которой и вышел исследуемый принцип. С другой стороны, в истории права известны примеры, когда принцип эстоппель (не названный именно так) ложился в основу судебных решений и в странах романо-германской правовой семьи. Речь идет о магдебургском и любекском праве, когда публикация или оглашение официальной информации (например, о передаче в аренду здания лицу) являлось подтверждением заключения сделки, а сторона – арендатор не могла оспаривать само наличие сделки [9, с. 6,11].

В научных публикациях для исследования феномена используется именно термин «эстоппель», хотя на наш взгляд, прямо проецировать его на отечественную правовую систему не совсем верно. В договорной английской доктрине эстоппель скорее является способом возражения, а в праве вещном – выполняет функцию защиты вещного права. Доктрина эстоппель сложна, что проявляется в делах, предметом которых становились права изобретателя или держателя патента. Именно в таких спорах проявляется противоречие между вещными и контрактными правами, а применение принципа эстоппель трактуется судами, в том числе исходя из объявления наличия правового статуса или иных (в том числе и договорных) правоотношений [5].

В деле было установлено, что поставщик поставил совместимый со сложной техникой материал, однако данные расходные материалы не являлись рекомендованными производителем печатной машины. Вместе с тем, оценивая возможность применения рекомендации патентообладателя на печатную машину и практику применения иных расходных материалов, суд исходил из заключения технической экспертизы. Тогда суду было необходимо оценить, нарушение договора было существенным, влияющим на технику покупателя или нет. Суд, исходя из экспертизы, установил, что отказ продолжить исполнение договора поставщиком был обоснован, поскольку сторона – покупатель была уведомлена надлежащим образом о результатах экспертизы. Вещное право покупателя не было ущемлено, а принцип эстоппель применим к данным договорным отношениям.

Интересно и то, что суд широко трактовал именно «противоречивое поведение субъектом хозяйствования», по сути, расширив принцип и приблизив решение дела к французской доктрине, в соответствие с которой, суд должен решать конкретное дело, не используя схожие, не являющиеся преюдиционными (статьи 4, 5 ФГК) [8].

Здесь мы видим иной подход – не подход строгого следования букве закона и букве договора, а применение принципа, исходя из конкретных обстоятельств дела, что ближе к практике Франции.

В двух разных делах мы видим две разные трактовки принципа эстоппель. Исходя из этого, можем сделать выводы о противоречивости применения принципа в отечественной судебной практике.

Если проводить исторические параллели, то нельзя не заметить, что устойчивость и стабильность французского гражданского законодательства выше, нежели отечественного. С другой стороны, встречаются дела, где применение или неприменение принципа эстоппель к частным правоотношениям затрагивает публичные, например, связанные с поставками лекарств (вакцины) [7], что как известно, влияет на неопределенную группу лиц и удовлетворяет общественные потребности, в частности конституционное право на охрану здоровья (ст. 41 Конституции РФ) [1].

Речь идет о проприетарном эстоппеле, которому уделяется незначительно внимание научным сообществом России. Изначально в англо-саксонском праве и даже в судебных решениях указывается на то, что эстоппель возник как возможность преодоления несправедливости общего права, которое и так серьезно отличается от общего права стран романо-германской правовой семьи [10].

Если сравнить последнее решение отечественного правоприменителя и решение английского суда, то мы увидим зеркальное отношение к институту эстоппель.

В одном случае преодолеваются преграды общего права для вынесения справедливого решения, а с другой – преодолеваются оплошности, просчеты договорной практики вкупе с сугубо нормативистским подходом к законодательным актам как основным источникам общего права.

Трудно в одной статье провести все возможные исторические параллели между развитием института эстоппель в странах романо-германского и англо-саксонского права.

Мы видим, что подобные подходы формировались и в эпоху развития и, можно сказать, зарождения романо-германского права, и в эпоху развития и преодоления разногласий в системе англо-саксонского права.

Вывод. Подытоживая, можно утверждать, что принцип эстоппель находит свое отражение не только в прецедентных системах права, но системах общего права. Объединяет обе системы то, что к данному принципу, причем к его контрактной и вещной природе законодатель и правоприменитель (в англо-саксонском праве) обращаются в периоды серьезной трансформации основных источников права.

Так, если британский правоприменитель преодолевал с помощью эстоппель несовершенства возрастающего массива общего права, французский законодатель закрепил принцип конкретизации применения принципа, то российский законодатель упустил проприетарную природу эстоппеля, выделив «эстоппель из обещания», чем поставил в сложное положение правоприменителя.

Явным упущением российского законодателя является неразъяснение охватывает ли принцип часть договорных отношений, либо применяется исключительно ко всему контракту в полном объеме. Из этого следует излишняя усмотрительность правоприменителя, неоднозначная трактовка принципа.

Вместе с тем, сравнивая доктрину эстоппель в англо-саксонском праве с отечественной практикой, мы приходим к выводу о возможностях злоупотребления данным принципом, например в случаях, когда арендатор предпринял необходимые шаги для последующего выкупа, а арендодатель отказался отчуждать имущество на основании того, что не были произведены соответствующие действия (например, при процедуре выкупа муниципального имущества).

Считаем, что применению принципа эстоппель должно быть посвящено отдельное Постановление Верховного Суда РФ.