СПЕЦИФИКА ЛАКУНИЗИРОВАННОЙ ЛЕКСИКИ ЯПОНСКОГО ЯЗЫКА

Аннотация. В данной статье рассматривается труднопереводимый пласт лексики японского языка. Для японского языка выделяется большое количество культурологических и этнографических лакун, которые чаще всего при переводе устраняются с помощью метода компенсации. Также рассматривается иероглифическая письменная система японского языка и её идеографический характер, способствующие образованию лакун при переводе.

Ключевые слова: лакуны, культурологические лакуны, этнографические лакуны перевод, японский язык, лакунарность.

Постановка проблемы. Люди в современном мире часто попадают в ситуацию межкультурного общения. В таких ситуациях очевидным становятся различия в картинах мира носителей разных культур. Следствием этих различий зачастую становится неполное понимание коммуникантами друг друга или же вовсе коммуникативная неудача. Основной причиной недопонимания в межкультурной коммуникации являются специфические элементы культуры, имеющие отражение в языке только одного из коммуникантов. Такие элементы, представляющие известную сложность, обозначаются в лингвистике термином «лакуна».

Количество лакун, возникающих в межъязыковом контакте, напрямую зависит от степени родства взаимодействующих культур и языков или же отсутствия родства как такового. Если взять в качестве примера разговор русского и белоруса или американца и канадца, то вряд ли в процессе их общения возникнет недопонимание. С другой стороны, если коммуникация происходит между носителями неродственных культур и языков, например, между русским и японцем, то неизбежно будут возникать сложности с интерпретацией культурных реалий. Японская культура содержит в себе множество специфических и малоизученных элементов, что находит свое отражение в большом количестве столь же специфических японских лексем. Стоит также отметить, что лакуны могут быть представлены не только единицами лексического уровня языка, но также и других уровней [1, с. 23].

Б. В. Дашидоржиева выделяет 3 этапа становления лакунологии. На первом этапе, в 50-ых годах XX века, началось целенаправленное изучение лакун, и прежде всего оно связано с именами советских лингвистов Сорокина и Марковиной. Они разработали теорию лакун, основной идеей которой является наличие в каждой культуре уникальных реалий, которые известны всем её носителям, однако не всегда находят параллели в других культурах. Второй этап (конец XX в. – начало XXI в.) характеризуется попытками теоретического осмысления и концептуализации понятия лакуна, экспериментальными исследованиями в рамках компаративной лингвистики. В числе исследователей, внесших значимый вклад на этом этапе, можно назвать В. Л. Муравьева, Г. А. Антипова, О. А. Донских, Ю. С. Степанова, В. Г. Гака, В. И. Жельвиса и др. Третий этап (начало XXI в. – настоящее время) ознаменовался созданием отдельных самостоятельных теорий лакун, разработкой теоретической базы лакунологии. Появляются попытки изучения лакун в контексте этнопсихолингвистики, культурологии, социальной психологии. Выдающиеся исследователи данного этапа – И. А. Стернин, Г. В. Быкова, Г. Ейгер, И. Панасюк и др. [2, с 173-178].

Методология. Методологическую базу исследования составили специально-научные методы лингвистики: метод сопоставления текстов оригинала и перевода, методы контекстуального, интерпретационного и сравнительного анализа, метод лингвокультурологического анализа, метод контент-анализа.

Целью данного исследования является рассмотрение особенностей лакун в японском языке на примере произведения Харуки Мураками «Норвежский лес».

Понятие лакуны. В научной среде до сих пор нет единого мнения насчет того, что именно можно считать лакуной. Исследователи по-разному определяют границы термина: чаще всего в эти границы включаются отдельные лексемы, и лишь в некоторых случаях – грамматические, синтаксические и фонетические элементы. Французские лингвисты Ж.-П. Вине и Ж. Дарбельне, которые впервые в 1958 г. ввели термин лакуна в научный оборот, определяли его как «явление, которое имеет место тогда, когда у слова одного языка отсутствует соответствие в другом» : [3, с 215]. В данном определении задействована лексема «слово», которая ограничивает лакунизированные единицы лексическим уровнем языка.

В свою очередь И. А. Стернин и Г. В. Быкова разграничивают внутриязыковые и межъязыковые лакуны, определяя первые как «отсутствие слова в языке, выявляемое на фоне наличия близких по семантике слов внутри той или иной лексической парадигмы», а вторые как «отсутствие лексической единицы в одном из языков при ее наличии в другом» [4, с. 158]. Данное определение все еще ограничивается лексическим уровнем языка, но также затрагивает и внутриязыковые несоответствия. Ярким примером последних в случае русского языка являются неполные парадигмы некоторых слов, например, «пробелы» в словоизменительной парадигме некоторых прилагательных (едкий – «едче», терпкий – «терпче» и т.д.). К этой же категории относится просторечный глагол «ложить», употребление которого называется неверным ввиду невозможности употребления корня -лож- без приставки.

И. Ю. Марковина предлагает следующее определение термина лакуна: «пробелы, белые пятна на семантической карте языка, текста или культуры в целом, незаметные изнутри, при рассмотрении одного языка текста или культуры, но выявляющиеся при их сопоставлении». Автор расширяет границы понятия, не останавливаясь на сопоставлении двух лексем, но затрагивая семантику в целом, приводя в пример различия в родовой категории существительных, а также особенности восприятия общенациональных концептов [5, с. 59].

Виды лакун. Существует множество различных классификаций лакун, исследователи в том или ином виде предлагали собственное видение их распределения по определенным категориям. Так, И. Ю. Марковина делит лакуны на лингвистические (далее делятся на языковые и речевые) и культурологические (далее делятся на субъектные, деятельностно-коммуникативные и лакуны культурного пространства) [4, с. 59]. И. А. Стернин и З. Д. Попова делят лакуны в зависимости от соотношения слова и концепта на лексические, семантические и когнитивные [6, с. 61].

По нашему мнению, для японского языка подходит классификация, предложенная Э. А. Николаевой [7, с. 1], которая подразделяет лакуны на следующие категории:

1. Лингвистические: являются следствием отсутствия прямого эквивалента для лексемы или словосочетания в других языках. Например, слово 生き甲斐 икигай можно приблизительно перевести как ‘смысл жизни’, однако этот перевод не даст представления о содержании понятия. Смысл жизни в западной культуре является открытым философским вопросом, однако японцам редко приходится думать, в чем же он заключается, поскольку для них смысл жизни заключается в занятии тем делом, которое получается лучше всего и приносит больше всего материальных и духовных благ. Другим примером лингвистической лакуны может послужить слово 温泉 онсэн, переводимое как ‘горячий источник’, что также не отражает смысла исходной лексемы: под онсэном понимается не только сам источник, но и сопутствующая ему туристическая инфраструктура.

2. Этнографические: отражают различия в картинах мира носителей двух разных языков. Николаева приводит в пример русское слово «валенки», отмечая, что данный предмет обуви характерен для носителей русской культуры и полностью отсутствует, например, во французском языке. В случае с японским языком примером уникального явления может служить слово 下駄 гэта, которым называется традиционные японские деревянные сандалии.

3. Историко-этнографические: являются одним из видов этнографических лакун и обозначают предметы и явления, которые существовали в определенную эпоху в той или иной культуре, но исчезли из современного обихода и стали со временем архаизмами, как, например, слово «управдом». В японских реалиях примером данного типа лакун может служить слово 将軍 сё:гун, являющееся сокращением более пространного термина 征夷大将軍 сэйи тайсё:гун ‘главнокомандующий армии против варваров эмиси^[1]’. Слово сёгун можно в некоторых контекстах заменить терминами «главнокомандующий» или «генералиссимус», однако такой перевод не отражает политический вес и авторитет, которым обладали японские военные правители.

4. Имплицитные: имеют устоявшийся перевод на другие языки, но изначальный смысл понятия отличается от того, которым обладают выражения, считающиеся аналогами в других языках. Отличным примером в данном случае может служить широко известное слово 侍 самурай. В представлении обывателя, не слишком знакомого с японской культурой и историей, самурай представляется суровым воином, рыцарем, постоянно практикующим боевые искусства и повинующимся кодексу Бусидо. Однако в действительности слово «самурай» происходит от архаичного глагола 侍ふ сабурау ‘служить, прислуживать’, что приводит нас к определению самурая как представителя военного сословия, который мог состоять на услужении, но не являться при этом искусным воином.

5. Стилистические: представляющие собой частные случаи употребления определенного слова в определенном контексте с конкретной стилистической окраской, как например invisible (англ.) – ‘невидимый’ и ‘незримый’; le bleu (фр.) – ‘синева’ и ‘синь’; écouter (фр.) – ‘слушать’ и ‘внимать’. Примером в японском языке могут служить личные местоимения, которые отражают не только лицо, но и также зачастую его пол, социальный статус, возраст и т.д. Например, на одно русское местоимение «я» в японском приходится множество различных местоимений: 私 ватаси/ватакуси (нейтрально-вежливое, часто женское), 僕 боку (нейтрально-вежливое мужское), 俺 орэ (горделивое мужское), 我 варэ (историзм с патетическим оттенком), 自分 дзибун (военное), うち ути (нейтральное, более характерное для женщин-носителей кансайского диалекта) и другие.

6. Allusion prestigieuse (фр. «престижные аллюзии/намеки») или implicites culturels (фр. «латентное/скрытое в культуре»): данный вид лакун представляет собой обширный пласт уникальных культурных реалий, передача которых на другой язык как минимум проблематична, а в некоторых случаях вовсе невозможна. Николаева приводит в пример для русского языка такие выражения, как «Илья Муромец», «Соловей–разбойник», «1 мая», «1 сентября», каждое из которых апеллирует к совершенно конкретным и понятным для каждого носителя явлениям [7]. Для русского языка также можно выделить, например, широко распространенное среди рожденных в Советском союзе людей предубеждение, что показ по телевизору балета «Лебединое озеро» означает острый кризис политического режима. Соответственно, само название этого балета может выступать в контексте как подобная аллюзия. Среди многих уникальных японских реалий в качестве подобного примера можно выделить традицию в новогоднюю ночь бить в колокол в буддистских храмах ровно 108 раз с целью отогнать все обременяющие человека заботы (коих по буддийским верованиям насчитывается ровно 108). Эта традиция получила у японцев название 除夜の鐘 дзёя-но канэ ‘колокол, разгоняющий ночь’, и любое упоминание этого колокола или 108 ударов ассоциируется у японцев с кануном Нового года.

Способы устранения лакун. Ю. А. Сорокин и И. Ю. Марковина выделяют [9, с. 11] два основных способа устранения лакун – заполнение и компенсация.

Заполнение подразумевает зачастую довольно подробное разъяснение смысла лексического элемента, который вызывает затруднения при переводе. Это может быть авторский комментарий прямо в тексте, комментарий-сноска или же создание после текста глоссария труднопереводимых терминов. Рассмотрим пример заполнения в переводе романа «Норвежский лес» Харуки Мураками^[2]:

「すき焼き」と彼女は言った。「だって私、鍋ものなんて何年も何年も食べてないんだもの。すき焼きなんて夢にまで見ちゃったわよ。肉とネギと糸こんにゃくと焼豆腐と春菊が入って、ぐつぐつと―」 Сукияки то канодзё-ва итта. Даттэ ватаси, набэмоно нантэ наннэн мо наннэн мо табэтэнай н да моно. Сукияки нантэ юмэ-ни мадэ митятта ва ё. Нику то нэги то итоконнъяку то якидо:фу то сюнгику-га хайттэ, гутсугутсу то…

«Сукияки [60], - ответила она. - Я столько лет не ела ничего, вроде набэ [61]. А сукияки даже видела во сне. Кастрюля - а в ней мясо и лук, конняку [62] и обжаренный тофу, хризантема, и все это кипит, ки…»

В этом примере каждое труднопереводимое слово помечено автором соответствующей цифрой, а после текста романа идет список примечаний с пояснением лакун.

Компенсация является заменой неизвестного термина на знакомый реципиенту с риском потери изначального смысла и культурного колорита. Рассмотрим пример компенсации в переводе «Норвежского леса»:

「き、君は何を専攻するの？」と彼は訊ねた。

「演劇」と僕は答えた。

「演劇って芝居やるの？」

「いや、そういうんじゃなくてね。戯曲を読んだりしてさ、研究するわけさ。ラシーヌとかイヨネスコとか、シェークスピアとかね」

Ки, кими-ва нани-о сэнко: суру но? то карэ-ва тадзунэта.

Энгэки то боку-ва котаэта.

Энгэки ттэ сибай яру но?

Ия, со: ю: н дзя накутэ нэ. Гикёку-о ёндари ситэ са. Кэнкю: суру вакэ са. Раси:ну тока иёнэсуко тока, щэ:кусупиа тока нэ.

« - А тво-твоя специализация? - спросил сосед.

- Театральное искусство.

- В смысле, в спектаклях играть?

- Нет, не это. Читать и изучать драму.　Там… Расин, Ионеско, Шекспир…»

В этом примере слово сибай (японское театральное искусство) и слово гикёку (китайская традиционная драма) заменены в переводе на более понятные русскому читателю слова “спектакль” и “драма”.

В случае перевода художественного произведения с японского языка на русский компенсация представляется наиболее эффективным способом устранения лакун, в особенности это касается более старых произведений, написанных до языковой реформы 1945 г. Несведущему в традиционной японской культуре читателю будет сложно воспринимать текст, пестрящий непонятными терминами, так что гораздо эффективнее будет провести аналогии с привычными понятиями и почти не потерять изначального смысла.

С другой стороны, в случаях, когда необходим перевод, наиболее точно отражающий культурные реалии, очевидно преимущество заполнения – с тем или иным видом пояснения лакунизированных единиц. В качестве примера можно привести слово 漫画 манга, означающее японские комиксы и получившее большую популярность в последнее время за счет распространения японской культуры. В то время как увлекающиеся японской культурой не нуждаются в дополнительных разъяснениях смысла термина манга, менее осведомленному человеку будет понятнее слово «комиксы».

Идеографические лакуны. Главным отличием японского языка от русского и других индоевропейских языков является принципиально иная система письменности. Иероглифическое письмо определенным образом формирует мышление японцев и позволяет им выражать мысли таким образом, который показался бы странным или вовсе невозможным носителю русского и других европейских языков. Это обусловлено двойственной идеографической природой иероглифического знака. Для носителя русского языка привычным является отображение на письме одного звука в виде одного знака, но иероглифическая система письма позволяет не только передавать на письме набор звуков, но также связывает в сознании носителя определенный письменный знак с фрагментом реальности, то есть иероглиф совмещает в себе одновременно и план содержания, и план выражения. Следствием этого становится зачастую неоднозначная трактовка отдельных лексических элементов. Рассмотрим несколько примеров из романа «Норвежский лес»^[3]:

1. 工夫 куфу: ‘средство’. В современном японском это труднопереводимое слово означает различные уловки, с помощью которых облегчается некоторый трудоемкий процесс. Если посмотреть на семантику отдельных знаков, то знак 工 означает ‘труд, работа’, а знак 夫 – ‘муж, мужчина’. Данное сочетание изначально пришло из китайского языка, где оно означало «поденщик, чернорабочий», что явно позволяет отнести слово к мужчинам. Во время тяжелого труда мужчины придумывали различные уловки, позволяющие облегчить труд, и, таким образом, слово обрело свое современное значение. Кроме того, это сочетание знаков употребляется и в терминологии дзэн-буддизма, и означает полное самоотверженное погружение в медитацию во время практики дзадзэн.
2. 遠慮 энрё ‘скромность, сдержанность, застенчивость’. Знак 遠 означает ‘далекий’, а знак 慮 – ‘мысль, размышление’. Происходит от устойчивого сочетания ёдзидзюкуго 深謀遠慮 синбо:энрё, что означает «задумываться от далеком будущем». Отсюда берется смысл «думать о грядущем, не предпринимая никаких серьезных действий, сдерживая себя».
3. 束の間 цука-но ма ‘мгновение, момент’. Знак 束 сам по себе означает «связка, пучок, букет», но также у него есть и значение «ширина четырех пальцев руки, сжатой в кулак». Считается, что такая ширина равняется примерно 8 см, что не очень много, и отсюда пошло и сравнение с коротким промежутком времени. Иероглиф 間 в свою очередь означает промежуток в пространстве и времени, так что по смыслу входящих в него знаков данное выражение означает «промежуток, равный ширине ладони», что по своей этимологии очень далеко от представления о времени.
4. 玉子 тамаго ‘яйцо’. Для обозначения этого понятия есть и другая форма записи – 卵 (с тем же чтением), которая уже является пиктограммой. Рассматриваемый же вариант состоит из знаков 玉 ‘шар’ и 子 ‘ребенок’, что отсылает нас к факту появления цыплят из круглых яиц.
5. 皮肉 хинику ‘ирония, сарказм, цинизм’. Сочетание знаков 皮 ‘кожа, шкура’ и 肉 ‘мясо’ на первый взгляд не имеет никакой связи с иронией, но изучение истории данного термина позволяет установить эту связь. В буддийской среде «кожей и мясом» называлось человеческое тело, а также тело, в которое вселяется злой дух. Затем этот термин стали использовать для обозначения «ощущения, будто кожу отделяют от плоти». Позднее, с развитием дзэн-буддизма появилось сочетание 皮肉骨髄 хиникукоцудзуй, где 骨髄 означает костный мозг: плоть и кожа противопоставлялись костному мозгу как чему-то более глубокому и выступали эвфемизмом недостаточного просветления нерадивых учеников. Таким сложным и нетривиальным образом данный термин и приобрел значение критики чужих недостатков.

Заключение. Лакуны в японском языке характеризуются семантической и этимологической глубиной, которую крайне непросто отразить в переводе для неподготовленного читателя. Более ассоциативное мышление японцев [5], а также имеющая долгую историю иероглифическая письменная система, способствуют отличному от привычного русскому человеку восприятию мира и, соответственно, выражению мыслей с помощью языковых средств, что является причиной наличия в языке большого количества культурно-специфических реалий.

Большая часть лакун японского языка, согласно классификации Николаевой, являются лингвистическими и этнографическими, что обусловлено большим количеством специфических для японской культуры реалий. Также в отдельную категорию, на наш взгляд, следует выделить идеографические лакуны, обусловленные спецификой иероглифической письменности. В случае перевода на другой язык художественных произведений современных авторов, наиболее эффективным способом устранения лакун видится компенсация, позволяющая реципиенту легче воспринять основной смысл, однако при переводе более старых произведений, а также произведений узкой тематики, может потребоваться использование заполнения. Дальнейшее исследование лакун японского языка может потребовать создания уникальной классификации, учитывающей все особенности японского языка.