Международная ответственность государства за военные правонарушения

Международное право включает в себя различные институты, одним из которых является международно-правовая ответственность. Она же, в свою очередь, содержит множество видов ответственности. В данной статье мы непосредственно попробуем рассмотреть такой её вид, как международная ответственность государства за военные правонарушения.

Одной из злободневных проблем современности являются вооружённые конфликты. В ходе них происходит множество серьёзных нарушений норм международного гуманитарного права, которые ведут к массовой гибели гражданского населения и военнослужащих, начинает расти число беженцев и перемещенных граждан, ущемляются права человека и попросту возрастает напряженность в обществе.

Вооруженный конфликт сам по себе служит чем-то чрезвычайным. Такое явление некорректно рассматривать с обычными мерками, ведь те деяния со стороны государств, которые влекут разрушения, увечья, смерть, в повседневной бы жизни являлись преступными, однако они же в условиях военного столкновения олицетворяют собой что-то привычное и даже необходимое. В результате, производится значительная порча имущества страны, собственности частных лиц и общественных организаций, здоровья и благополучия конкретных граждан, а также всего человечества, примером может являться природная среда, памятники культуры и так далее.

Непосредственно факт появления вооружённого инцидента, а именно при условии незаконного использования силы одной из сторон может подразумевать несоблюдение норм международного права, а в частности таких как запрет применения силы в международных взаимоотношениях, запрет агрессии и вооружённого вмешательства, обязанности мирного упорядочивания диссонансов или споров, добросовестного исполнения международных обязательств и так далее. [1].   

Однако не всё так однозначно. Практика показывает, что существует необходимость в более детальной обработке текущих норм об уголовной ответственности за военные правонарушения в международном уголовном праве и государственном уголовном законодательстве, а также дополнительной их доработке и конкретизации в их реализации. К примеру, рассмотрим созданную и повседневно применяемую Международным трибуналом по Югославии теорию общей преступной деятельности (Joint Criminal Enterprise, JCE) [2], которой пользуются некоторые международные органы уголовной юстиции. Данная теория не даёт чёткого разграничения между преступным бездействием и соучастием в преступлении, что, само собой, является несоблюдением базовых принципов правовой определённости и индивидуализации уголовной ответственности. В результате, это ведёт к тому, что к уголовной ответственности привлекаются командиры за совершение военных преступлений их подчинёнными. Взыскание начальников происходит в силу одного лишь факта их должностного положения.

Тогда становится непонятно, какие действия непосредственно стоит относить к «международным преступлениям государства». Данный вопрос чрезвычайно важен, но, вместе с тем, парадоксален. Статьи об ответственности государств не дают точного определения норм, неисполнение которых полагается международная ответственность. Напротив, они состоят лишь из абстрактных факторов, помогающих установить, было ли нарушено обязательство, и какими могут быть последствия. Тем не менее, в современных реалиях встает вопрос о том, что именно может входить в понятие «применение силы» — это лишь действия, которые плотно связанные с использованием военной силы, или же еще экономическое и политическое давление? Всё это подтверждает факт неоднозначности трактовок международно-правовых норм субъектами международного права [3].

Вдобавок стоит обратить внимание на то, что ныне существующее законодательство России в области уголовной ответственности за военные преступления (статья 356 УК РФ) не в полной мере совпадает с международно-правовым обязанностям России, так как носит максимально обобщённый характер, не содержит всеобъемлющий список серьёзных правонарушений международного гуманитарного права. Не в полной мере эффективными являются положения национального уголовного закона (часть 3 статьи 12 УК РФ) об универсальной уголовной юрисдикции, возможности её распространения на преступления против мира и безопасности человечества (из чего надлежит, и военные преступления)  непосредственно в отсутствие международного договора РФ.

Процесс модернизации нормативно-правовых основ и правоприменительной практики, в частности универсальной юрисдикции стран, касательно военных преступлений связан:

а) на интернациональном уровне, c кодификационной работой в рамках ООН, результатом которой призван стать документ, где смогли бы установиться пределы воздействия общепринятой уголовной юрисдикции в связи с иными взглядами уголовной юрисдикции, и с учётом ведущих основ международного права, указанных в Уставе ООН, положений международных договоров о правовой поддержки и экстрадиции, об иммунитетах высших должностных лиц государства, основополагающих международных стандартов режима законности и справедливости уголовного преследования;

б) на государственном уровне, с ходом улучшения Российского внутригосударственного законодательства в части внесения поправок в национальное уголовное и уголовно-процессуальное законодательство. Объективно обозначена необходимость в дополнении редакции части 3 статьи 12 УК РФ положением о распространении всеобъемлемой уголовной юрисдикции на преступления против мира и защиту населения, включая военные преступления (Раздел XII); дополнения редакции пункт 5 статьи 247 УПК РФ положением о том, что судопроизводство без подсудимого по делам о преступлениях, непосредственно совершённых за пределами территории РФ, это недопустимая активность.

Совместно с тем, стоит отметить большой вклад России в составление  и активное становление международного гуманитарного права (международного права в этап вооружённых конфликтов). Как объективно считает И. И. Котляров, ретроспективный анализ истории появления и становления международного гуманитарного права говорит том, что именно Россия представляла инициативу в разработке международных нормативных правовых актов, нацеленных на гуманизацию вооружённых инцидентов, и принимала самую активную роль в их интеграции в национальное право, обязательно соблюдая их в период войн XIX века.

Особенность международно-правовой ответственности субъектов международного права обоснована тем, что она олицетворяет собой необходимый элемент международного права, система которого выделяется от системы внутригосударственного права, по предметно-объектному, институциально-субъектному, регулятивному, активному компонентам, и, как следствие, показывает себя в особенностях нормативно-правового установления, содержания, причин, условий и порядка реализации, сочетании императивного и согласительно-координационного составляющих. Указанная специфика дает возможность обосновать автономный характер системы международно-правовой ответственности субъектов международного права (государств и международных организаций), существующей в рамках международного права, наряду с системой юридической ответственности в рамках внутригосударственного права.

В целом, можно резюмировать, что выведение института международно-правовой ответственности стран за «применение силы» или же за «международные преступления» на совершенно новый уровень систематизации и координации непосредственно требует колоссальных изменений парадигмы передового международного права и международных отношений, которые обязаны сопровождаться увеличением взаимодействия учёных в области международного права из различных стран, формировании новых путей к проблематике международно-правовой ответственности.